Мира не ответила, и долгое время они просто молчали, глядя в окно.
Конец пути, думал Георгий. Как бы ни повернулось дальше — это конец моего пути. Эти пушистые сосны, подсвеченные розовыми лучами. Эти горы. И эта девушка рядом.
— Я не обеспокою вас надолго, — сказал он вслух.
Мира посмотрела на него с непонятным выражением.
— Живите здесь сколько хотите. Отец ясно это сказал. Вы никого не стесните.
Георгий кивнул. Он сам знал, что один лишний человек в таком поместье — не обуза. Тем более — человек, умеющий держать оружие... Август Бериславич встретил его сдержанно-приветливо и вопросов почти не задал. Просто приказал дворецкому подготовить комнату. Тем не менее — Георгий понимал, что отчитаться в своих дальнейших намерениях рано или поздно придется.
Потому что война закончится, и даже горе растворится в Пространстве. И вопрос — что делать дальше? — встанет перед любым живым.
Мира почувствовала его настроение.
— Отдохните, — сказала она. — Вам обязательно нужно отдохнуть. А потом... Может быть, вернетесь на службу?
— Нет. Ни за что. Только не в военном флоте. А в гражданском... возможно, конечно. Но не уверен, что я там пригожусь. Квалификации капитана корабля у меня нет, могу поступить разве что штурманом. А возиться с моей переподготовкой — да кому это надо?.. Простите. Я говорю о том, что вам совсем неинтересно.
— Интересно, — сказала Мира тихо, но твердо.
Георгий криво улыбнулся.
— Я сам еще не знаю, — сказал он. — Ничего не знаю... Но мне здесь хорошо.
Мира улыбнулась.
— Здесь вообще хорошо. Я ведь, кроме этого поместья, почти нигде не была. И никогда никуда не летала с Карфагена. Странно вам говорить с таким человеком, наверное?..
— Ничего странного. Не преувеличивайте. Расстояния, которые мы проходим — это ведь условность. Жизнь звездолетчика ограничена стальной коробкой, в которой он проводит большую часть жизни... А вы хоть ветер чувствуете.
Мира вдруг улыбнулась — Георгий поразился, как осветилось ее лицо.
— Чувствую. Я очень хорошо знаю здешние горы. Меня отец из-за этого иногда троллем называет, — она улыбнулась. — Только гулять там сейчас нельзя...
— Скоро будет можно.
Мира живо повернулась.
— Да? Прямо скоро?
Георгий почувствовал себя глупо. Но отступать было некуда.
— Война идет к концу. Скоро освободится много народу. Кто-то из них уйдет в экспедиции, кто-то займется торговлей, кто-то осядет на земле... Конечно, это будет постепенный процесс — сокращение военного флота и армии. Но ведь он неизбежен. А люди оттуда придут не худшие. Они много где смогут навести порядок. На Карфагене — уж точно.
— А где будете вы?
Георгий не ожидал такого прямого вопроса.
— Не знаю. В военный флот не вернусь. Устроиться помощником капитана на грузовике, наверное, смогу... если захочу... Или просто стану жить на адмиральскую пенсию и ничего не делать. Если мне ее, конечно, платить будут. Или математику преподавать устроюсь, это тоже интересно. Да не пропаду, в общем.
Мира кивнула.
— А вам точно нужны звезды?
— Мне?.. — Георгий задумался. — Не знаю. Бывают люди, которым к звездам нужно обязательно, просто потому, что звезды — там, а они — здесь. Я с такими знаком. Но я никогда себя к ним не относил. Математику я любил, это да... но и то — не настолько, чтобы стать ученым. Знаете, мне сейчас кажется, что вся моя офицерская карьера — это что-то вроде оболочки куколки. Панцирь, под которым... Я еще не знаю, что. Но скоро я его сброшу.
Мира вопросительно посмотрела на него.
— Я сейчас не могу нервировать флот своей отставкой или... или дезертирством, — объяснил Георгий. — Официально я на службе. Но это ненадолго. Мне нет места в будущем.
— Вам?
— Мне. Адмиралу Навпактосу.
— А не адмиралу?
— А вот этого я еще совсем не знаю... — Георгий замолчал.
Я еще не знаю, кто я, думал он. Я не знаю, что характеризует мою сущность — кроме эполет, которые скоро предстоит снять. Есть люди, которых совершенно точно не характеризует больше ничто: отними у такого эполеты — он исчезнет. И, черт возьми, она права. К звездам меня никогда не тянуло. Дело не в них. Скорее — в игре, вести которую было увлекательно, и полем для нее оказалось небо. Но игра кончилась. И теперь разбираться придется только самому. Как сказано в каком-то старом романе: "Нас двое. Я и Вселенная".
Впрочем, нет. Не двое.
Георгий покосился на Миру. Она все еще смотрела на горы, и профиль ее сейчас был очень твердым.
Как статуя на фоне пламени.
Хавильдар-майор Рао стоял на ступеньке бронедрезины и смотрел поверх бинокля в океан. Ветер нес над водой рваные облака.
— Пустое море. Зря катаемся, — хрипло сказал Удав.
Рао покосился на него. Удав сидел рядом, в решетчатом кресле первого наводчика.
— Заткни пасть, Удав. Сколько надо, столько и будем кататься. Приказ ты читал.
Удав сумрачно кивнул, не спуская глаз с дороги.
Рао тоже посмотрел на дорогу. Задачей его дивизиона было предотвращение скрытного десанта на морской берег. Штабные мудрецы почему-то предположили, что византийцы могут сбрасывать боевые средства на парашютах на воду. Рао не знал, какие для такого предположения основания, и плевать ему было. Хотя он с трудом представлял, как подобное возможно, при том, что о непроницаемом щите противокосмической обороны Токугавы вопила вся пропаганда. Ладно, начальству виднее...
А кроме того, он по опыту знал, что иногда чужие посадочные аппараты на планеты все-таки опускаются.
После того, как Рао задержал в болотах Архелона странного офицера, его жизнь изменилась очень круто. Уже через день он сидел в транспорте, уходившем на Шакти — в лагерь переподготовки на континенте Себек. Лагерь этот он вспоминал с ужасом, но проведенное там время принесло ему капитанские погоны. Между тем Шакти стала фронтовой зоной; выйдя из лагеря, Рао сразу получил под командование роту. И еще через месяц был отправлен сюда. На Токугаву.
Вот уж никогда не думал, что придется побывать на столичной планете...
Токугава, впрочем, его разочаровала. Полярного континента, на котором, по слухам, творились какие-то чудеса, ему не пришлось видеть даже с орбиты. А на Центральном континенте все было скучно. Почти голая равнина, на которой тут и там лепились поселки, торчали энергостанции, и еще она была вся оплетена сетью рельсовых дорог. Именно по такой дороге они сейчас вдоль берега океана и ехали.
— Центральный континент — это система жизнеобеспечения столицы, — сказал ему в первый же день здешний командир полка, субадар-майор Джейсон. — Понял? На Полярный континент ни меня, ни тебя не пустят — харями не вышли. Там император живет. А мы с тобой — прах под его ногами, как ты знаешь. Хм, Рао... Тебе говорили когда-нибудь, что император — боевой товарищ солдатам?
— Говорили.
— Забудь, — посоветовал Джейсон. — Ты офицер, тебе в бредовые сказки верить нельзя. Императору на нас насрать с высоты ледяного купола. Скорее всего, он даже ничего не знает про нас. Но нас это — что? — не волнует. Служба императору есть наша жизнь, и выбора нам не дано.
Рао только кивнул. От иллюзий он действительно уже избавился.
Джейсон грозно засопел.
— Усиливают нас, — пробормотал он. — Всю группировку на Токугаве усиливают. Я не знаю, зачем. Работа у тебя рутинная, сам увидишь. Кататься по берегу и смотреть на море. Красота. Но... Готов будь. Ко всему.
Вспоминая сейчас эти слова, Рао улыбнулся про себя. Его подчиненные, все как один, считали патрулирование берега бесполезным: начальство, мол, само не знает, чего хочет. Протестовать, впрочем, никто не пытался. Все солдаты были выходцами из Безымянной зоны, а там подчинять людей умели.
Весь реальный жизненный опыт Рао только с Безымянной зоной и был связан. Почти весь. Пока он был на Шакти, его ненадолго перебросили со взводом на континент Арьяварту, и там он краешком глаза видел другую жизнь — мирную, сложную, гармоничную... Ту самую, которую "бессмертным" полагалось защищать. Наверное.
Рао покосился на обветренную рожу Удава. Мирную жизнь защищать, ага. Солдаты Безымянной зоны. Головорезы, садисты, полукалеки, только и умеющие, что убивать и умирать... Сильно же они удивятся, если сказать им такое.
— Часа через два на базе будем, — просипел Удав.
Рао кивнул. Отдохнуть бы не мешало. Конечно, лень в подчиненных поощрять не следует. Но на самом деле — не мешало бы.
Интересно, зачем все-таки наше патрулирование? Чего они там в штабе ждут?
Рао посмотрел на небо — серое, с бледными облаками. Бронедрезина выставила в него четыре зенитных автомата. Но все было тихо.
Он стал думать о Полярном континенте. Эх, побывать бы там хоть раз в жизни... Многоэтажные хрустальные дворцы, сады под прозрачными куполами, проходящие на невероятной высоте мосты... Кое-что из этого он видел на фотографиях в альбоме. Но там не было людей. Какие в Ледяной зоне люди? Ведь наверняка — совершенно особые, прекрасные... Рао казалось, что он отдал бы полжизни только за то, чтобы увидеть их.
Его размышления прервал сидевший сзади зенитчик.
— Командир...
Рао машинально посмотрел в небо. Потом — на зенитчика. Потом опять в небо.
Сквозь облака — россыпь мелких точек. Словно яркие булавочные уколы: то гаснут, то зажигаются.
— Что это?
Зенитчик затряс головой. Рао и сам не знал ответа. Теперь в небо смотрел уже весь экипаж дрезины.
Точки продолжали вспыхивать — уже реже. Утихло? Но...
...И тут зажглось будто маленькое солнце. Размером уже не с булавочный укол, а с булавочную головку. Рао даже зажмурился от неожиданности.
Вспышка затухла. Зато странные волны огня пошли по небу, высвечивая одно облако за другим.
Все молчали.
Макс фон Рейхенау впервые руководил операцией такого масштаба. Он прекрасно понимал, как рискует Велизарий, ставя его сюда. И причины такого риска он понимал тоже... Эскадру удалось вывести на цель очень ровно, и все шло гладко, пока подвижная мина вражеской противокосмической обороны не накрыла "Франца фон Хиппера". Макс только зубами скрипнул. От "Хиппера" не осталось буквально ничего, его разнесло на атомы; вспышка смотрелась впечатляюще даже на экранах, и можно было лишь гадать, что думают по этому поводу жители планеты. Но как раз тут в дело вступили линкоры Северного альянса, которые стали подавлять планетную ПКО не огнем по точечным целям, как истребители, а просто выжиганием целых секторов под большими телесными углами. Истребители, впрочем, тоже работали очень быстро. Так что уже через восемь минут адмирал Уайт смог передать со своего командного пункта заранее оговоренные слова: "Ди люфт ист рейн".
Пространство чисто.
Теперь началась вторая фаза операции. Девять линейных кораблей выстроились над северным полушарием в запутанном с точки зрения внешнего наблюдателя порядке; каждый из них описывал довольно сложную квазициклоиду, при этом все время удерживая луч на строго определенную точку поверхности планеты. Тактика динамической привязки, впервые примененная при Варуне тем же Вином Уайтом.
Убедившись, что с построением все нормально, Макс помедлил пару секунд и вручную ввел с клавиатуры ключевое слово: BRENNSTART.
И на Токугаву обрушился огонь.
Ее поверхность вспыхнула, сразу дав огненный шторм тысячекилометрового радиуса. С орбиты было видно, как он движется, распространяется и сливается с другими очагами пламени. Потом лопнула континентальная кора. Взглянув на экран спектрографа, Макс увидел, что вдоль трещин вещество меняет состав — это пошли породы мантии. А на востоке континента в длинный разлом затек океан. Вода вскипела, как в котле размером с Красное море. Орудия продолжали резать. Исполинские гранитные плиты плавились, сталкивались, крошились. Даже после приказа прекратить огонь движение внизу не остановилось: литосфера, взбудораженная людьми, не могла успокоиться. Континент на глазах переставал существовать. Макс смотрел на экран, пока облака пара не слились в сплошной молочный слой, скрыв от людей лицо искалеченной гразерами планеты.
Императорский прием состоялся на открытом воздухе. Просто овальный стол, и люди вокруг него. Солнечные блики в бокалах...
Георгий с любопытством оглядывался. На планете Ираклий он находился впервые. Если бы не личное приглашение Велизария, он ни за что бы сюда не полетел. Но отказать императору было все-таки трудно.
Велизарий сегодня носил не черный космофлотский мундир, а придворный — коричневый с золотом. Смена мундира наверняка имела какой-то политический смысл, которого Георгий не понимал. И придворных знаков различия он не понимал тоже.
Здешний мир был полон воздуха и света. Стол стоял прямо на выложенной двухметровыми плитами широкой дороге, под прозрачной тенью деревьев.
И от плит, и от деревьев веяло древностью.
— Господа... Я собрал вас, чтобы поделиться новостями. По нашим разведывательным данным, удар, который вы нанесли по Гондванской империи, привел к тому, что центральное управление там рухнуло. Наши... партнеры из Северного альянса сейчас подавляют остатки их флота и берут под контроль коммуникации между планетами. Думаю, что нам с этой стороны больше ничего не грозит. Война окончена.
Георгий покосился на стоявшего рядом Вина Уайта. Лицо Вина было каменным.
Велизарий выждал паузу, но никто из адмиралов так и не сказал ничего.
Только ветер шумел...
— Нет смысла говорить, как я вам благодарен... Награды вас ждут. Но я больше чем уверен, что награды — для вас сейчас не главное... Мы закончили войну, и теперь должны как-то жить дальше.
Молчание. Тишина. И ветер.
— Вы, господа, будете первыми, кому я сообщу следующую новость... Ираклий — больше не столица. С этой минуты. Мы... переезжаем, — Велизарий усмехнулся. — Столица нашей империи теперь называется Равенна. Землеподобная планета в десятом субквадранте. Переселение туда уже началось. Надо отлаживать трассу, надо строить города... Работы у нашего поколения — хватит.
Кто-то из адмиралов кашлянул.
— Хотите что-то спросить?
— Да... — адмирал шагнул вперед, и теперь Георгий узнал его: Людвиг фон Макензен, бывший командующий линейными крейсерами.
— Да, ваша вечность, — повторил Макензен. — Хочу. У меня два вопроса. Первый: кто выиграл войну?
Велизарий вздохнул.
— Я думаю, у всех присутствующих хватает знаний, чтобы ответить на этот вопрос... Самостоятельно ответить. Если хотите услышать это из моих уст — что ж, извольте. Войну выиграл Северный альянс. Только для него послевоенный мир оказался лучше довоенного. Я ответил на ваш вопрос, адмирал?
— Да...
Велизарий кивнул.
— У нас здесь у всех военное образование, — сказал он. — А у многих еще и научное. Давайте уж смотреть на вещи реально. Самое худшее, чем может закончиться война — это поражение, которого проигравший не признает. Потому что его нельзя превратить в победу.
— Вы не боитесь Альянса? — спросил Макс фон Рейхенау. Не удержался...
Велизарий перевел взгляд на него.
