— Есть еще что-то, что мне нужно знать?
— Нет, у нас здесь тишь да гладь, ни гостей, ни новостей, — он покосился на меня, — как прошло то?
— Нормально, сейчас все обсудим.
Крисс встретил нас вполне дружелюбно, в руке обнаженный меч, вторая на перевязи, на лице кривая ухмылка:
— Живой таки, и абсолютно целый.
— Я тоже рад тебя видеть, — кивнул ему, он ухмыльнулся еще шире.
Искар опустился на матрас и засветил лампадку чуть ярче.
— Итак, предлагаю не ждать, пока кое-кто проснется, или ты изменил свое решение? — он посмотрел на меня.
— Нет, — я опустился рядом, — бумага есть?
Он выложил передо мной чистый лист и грифель.
— Значит так, их там просто тьма, — стержень ходил по бумаге, вырисовывая детали, ставя пометки, выделяя нюансы, — вот ворота, — острие выделило часть стены, — подобраться к ним незаметно просто нереально, их там больше сотни, и это только внизу, не считая аррсов. Далее, вот здесь что-то вроде большой палатки, не думаю, что для солдатни или погонщиков устанавливали бы такую, скорее всего, там их начальство.
— На ней были какие-то символы? — Крисс пристально уставился на меня.
— Да, что-то вроде трехглавой змеи на желтом фоне.
— Это символ их верховных лаэр, можно забыть об этом, — он поморщился.
— Да уж, действительно не судьба, — скривился Искар.
— Что за верховные?
— Это их высокие лаэр, они, по сути, являются владыками Каттониса, нечего даже думать соваться туда, да и вообще, если такая сила стоит у малых ворот, представьте, что творится у остальных, так что забудьте о каких-либо планах.
— Он прав, — Искар с сожалением покачал головой, — с этим ничего не поделаешь.
— Погодите, не так быстро, — мне это совсем не понравилось, — мне нужно знать только одно, если проход к воротам окажется свободен, мы сможем их разнести?
Они уставились на меня.
— Алистер, мы-то сможем, но для этого туда еще надо пробраться, и иметь возможность расставить амулеты, а с теми силами, что их охраняют, это невозможно. И даже если удастся отвлечь какую-то часть, другая все равно не оставит ворота. А на стене, на самой стене тоже ведь не пусто?
Я кивнул.
— И добавь сюда еще верховных, хотя, раз шатер всего один, то и он там один, но нам хватит, — Крисс грустно улыбнулся, — так что, все накрылось, парни.
Я стиснул зубы, ну уж нет, не со мной, и не в этот раз. Должен быть выход, иначе все не имеет никакого смысла. Судя по тому, что мне удалось разглядеть, каттонисийцы не испытывали особых проблем с удержанием города, что бы там ни делала даггурская армия, этого явно было недостаточно. Я видел их лазарет, там почти не было народу, он пустовал, а солдаты вокруг просто слонялись без дела, нет, тот, кто продумал все это, прекрасно понимал, с чем придется столкнуться, и просчитал все ходы, за исключением неизвестных факторов, одним из которых мы и являлись. И если кто-то и сможет хоть как-то повлиять на сложившуюся ситуацию, то это только неизвестные агрессору персонажи. И я знаю, что мне следует делать дальше.
— Ты чего? — они настороженно смотрели на меня, — что задумал?
— Завтра утром скажу, — я закрыл глаза, — идите, отдохните, я подежурю, и подумаю заодно.
— Уверен? — Крисс, с сомнением оглядел меня, — я то не против, хоть высплюсь.
— Уверен, идите, — кивнул в сторону.
— Ладно, — копейщик поднялся, — ты идешь?
— Да, я догоню, — Искар кивнул, и потом уже мне, когда воин немного отошел, — ты что опять задумал? Ты понимаешь, что это полнейшее безрассудство? Кем бы ты ни был, хоть трижды... — он запнулся, — это тебе не одолеть, опомнись, слышишь? Ты теперь не один, у тебя есть Иссиль, подумай хотя бы о ней.
Я улыбнулся.
— Все время о ней думаю, и о тебе, и об Ильсе, для чего все это, как думаешь, — он покачал головой, — я видел их, они не выглядят напуганными, город не удастся взять осадой, если не помочь.
— Ты сумасшедший, — пару мгновений мы молчали, — но если придется умереть, я умру с тобой.
Он поднялся и быстро зашагал вслед копейщику, а я сидел и продолжал сверлить взглядом стену перед собой. Нет, братишка, ни ты, ни кто-нибудь еще больше не умрет, теперь будет или по-моему, или вообще никак. Хватит, за эти одиннадцать дней, проведенные за пожиранием мертвого арррса, я понял одну простую вещь, этот мир по своей природе жесток и беспощаден, каждый раз, когда приходилось сталкиваться с чем-то необоримым для меня-человека, я проигрывал, и тогда наружу вырывался я-зверь, отринувший нормы морали и привычные устои, и тогда вокруг дохло все, что смело мне противится. Пора поставить этого зверя себе на службу, и я, думаю, знаю, кто может мне в этом помочь. Сегодня ночью все решится. А пока, пока можно и подремать, все равно ничего другого мне не оставалось. В том, что услышу любого, кто попытается пробраться к нам незамеченным, я не сомневался, мои чувства пришли в норму еще тогда, когда за спиной оставался лежать обглоданный костяк, а приютивший меня дом сверлил спину темными провалами окон. Не знаю, что повлияло, может, ожидание на пороге смерти или еще что, но чувства стали острее, четче, я определенно продолжал развиваться. Пройдясь по своему организму, с удовлетворением отметил, что процесс перестройки прошел уже больше, чем на половину, еще какая-то неделя, и меня уже будет трудно отнести к роду человеческому. Слишком видимое различие, как в энергетическом плане, так и в физическом. Кости, органы, кожный покров, даже корни волос претерпевали изменения, я менялся полностью, безостановочно, безвозвратно. Оценивая себя все снова и снова, я не заметил, как задремал, а когда прохладная ладошка попыталась зажать мне рот, ухватил ее губами, а саму хозяйку подхватил под коленки и плюхнул к себе на колени, прижав к груди. Та пискнула.
— Испугалась? — улыбнулся.
— Я думала, ты спишь, — она прильнула еще сильнее.
— Выспалась?
— Да, как тут?
— Как видишь, все спокойно, ты чего пришла, соскучилась?
— Ты же меня бросил, оставил одну.
— Кстати, не знаешь, почему Ильса на меня волком смотрит?
— А, поделом тебе, — Иссиль злорадно ухмыльнулась, — это, знаешь ли, женская солидарность и кара тебе за проступки.
Что за, какие еще проступки?
— Что так смотришь, не согласен? — огромные глаза напротив смотрели невинно и выжидающе.
— Если для того, что бы ты жила, придется идти наружу еще раз, ты меня не удержишь, — в упор посмотрел на нее, — но это не значит, что я не согласен.
Она вздохнула.
— О чем говорили без меня?
— Ты о чем?
— Не делай из меня дурочку, — в здоровый бок уперся острый кулачек, — о чем говорили?
— Об осаде, — я поморщился, вот ведь проныра, — и ее несостоятельности.
— Все так плохо?
— Из того, что я видел, можно сделать вывод, что каттонисийцы чуть ли не отдыхают под стенами, так что понятия не имею, чем там занята даггурская армия.
— Странно, она считается довольно сильной, в ней много высоких лаэр, да и солдаты уступают разве что только стальным, — она недоуменно посмотрела на меня, — думаешь, им не справиться?
— Скорее всего, нет, кто-то очень хорошо просчитал все ходы, вот, что я думаю.
— Кто-то?
— Подумай сама, раньше такое случалось? Насколько я знаю, уже многие годы все ограничивается лишь небольшими набегами, а здесь полномасштабное вторжение. Да и последствия для Каттониса вполне очевидны, другие государства не останутся в стороне, нет, здесь нечто другое, отлично спланированное, продуманное и выверенное чуть ли не на каждый ход. Началось нечто такое, что, скорее всего, встряхнет если не весь материк, то многие государства точно.
— Ты рассуждаешь как политик, но если даже так, кто же мог это начать? Только не Каттонис, им духу не хватило бы.
— Тот, кто получит наибольшую выгоду, да и сможет все это выдержать, проконтролировать, поддержать при необходимости.
— Ну, — она задумалась, — у нас не так много достаточно сильных государств, способных на такое, но зачем им это все? Уже многие века всех все устраивает, страны процветают, я просто не вижу причин для войны.
— Вот именно — многие века всех все устраивает, а теперь появился кто-то, кому это уже не интересно, и он хочет большего. Вот ты, тебе со мной сейчас хорошо? — она кивнула, — а ты хотела бы то же самое, но только в своем доме с садиком и прудом, к примеру?
— Очень, — даже прижалась ко мне сильнее.
— Плохо то, что абсолютно неизвестно, как далеко простираются планы этого кого-то, неизвестно, куда бежать и как надолго.
— Говоришь так, будто мы уже выбрались из города, — зевнула, — а мы-то еще здесь.
— Так, понятно, — я ссадил ее с себя и отстранился.
— Ты чего? — она обижено обернулась.
Молча расстелив скатанный второй матрас, похлопал по нему рукой:
— Ложись, будешь досыпать.
— А, это меня устраивает, — она нарочно медленно присела, выгнувшись, как кошка, затем так же не спеша легла, лукаво косясь на меня, — ты как, не хочешь?
Чертовка, нет уж, только не на страже, улыбнулся.
— А в самый разгар к нам присоединится парочка аррсов, ты и их сможешь ублажить?
Она фыркнула, хихикнув.
— Как мерзко.
— Да? А я уж было подумал, что тебя и на них хватит.
— Болтун, — шлепнула меня ладонью, — так что там с осадой, только не говори, что вы втроем просто трепались.
Вот же.
— Не скажу. Не хочу тебе врать. Есть возможность помочь с взятием Балура, но пока только возможность, слишком много если, и пока что никак не получается от них избавиться.
— Вот как, и в чем конкретно выражается эта возможность?
Говорить, не говорить? Обидится, а потом все равно узнает. Скажу, попытается не пустить, и тоже может обидеться. Замкнутый круг, и так не этак, и этак не так.
— Малые ворота — их можно взорвать.
— "Взор..." что? — ах да, у них же нет такого понятия.
— Разнести, у Искара есть какие-то горные амулеты, сказал, может сработать.
— Горные амулеты? Если это те, которые используют для обвалов — легко, в них порядочно маэр закачивают, скалы лопаются на раз-два. Только вот так вам и дадут их заложить.
— Вот и я о чем, — про наличие у ворот верховного лаэр решил ей не говорить.
— А что с охраной?
— Полно, солдат там — плюнуть некуда.
— Ну вот, о чем еще думать, нас туда просто не пустят.
— Нас? — я уставился на нее, — Иссиль, хочешь по заднице? — и показал ей открытую ладонь.
— А что, нас тут изначально было только четверо, умеющих держать оружие в руках, — она ни капли не смутилась моему замечанию, так, ладно.
— Кошка, если ты не заметила, то все давным-давно изменилось, — я все-таки похлопал ее по попке, — и тебе теперь противопоказаны любые сражения.
— Это еще почему? — она вскинулась, чуть не вскочив, но моя рука у нее на заду удержала ее.
— Ты детей хочешь? — думаю, это был единственный весомый для нее аргумент.
Она некоторое время недовольно сопела, но потом, все же, буркнула:
— Хочу.
— Не злись, — я наклонился и поцеловал ее, — но от твоей гордости не убудет, если ты поостережешься для нас двоих, — улыбнулся.
Потом мы просто молчали, в отдалении мерно горела лампадка, освещая около себя небольшое пространство, а вокруг была полнейшая тишина и покой. И нипочем не скажешь, что где-то наверху сейчас, возможно, шла ожесточенная рубка, рвали воздух десятки бросаемых лаэр заклинаний, лились кровь и реки боли, и гибли солдаты, устилая землю на сотни метров вокруг своими трупами.
— Пусть это будет двойня: мальчик и девочка, — внезапно подала голос Иссиль.
— Будут, и пусть у них будут твои глаза, твой нос, рот, — я стал нежно касаться каждого названного губами, — или, может, сразу пятерых заведем?
— Ну, вот еще, — она улыбнулась, — я что, похожа, на самку куррита?
— Это что за зверь?
— Правда, не знаешь? — улыбнулась, — ну, ты совсем как ребенок, это очень плодовитый зверек, даже говорят так: "В семье, как у куррита", что означает "очень много детей". Они, кстати, очень красивые, поэтому на них и охотятся. У меня, однажды, были сапожки, обшитые их мехом, красота.
— И не жалко тебе их?
— А чего их жалеть? Они всеядны, и если рядом есть людские поселения, то тянут все, что находят, и продукты, и мелкую живность могут скопом разорвать, они, ведь, плодятся как сумасшедшие и живут стаями по несколько сотен голов.
— Ого, так это прямо напасть какая-то.
— Вот именно, так что, как только их обнаруживают рядом с селениями, стараются сразу же избавиться, а то потом еще неизвестно, кто кого выживет, бывали и человека умудрялись загрызть.
— В смысле, нападали и съедали?
Она тихонько рассмеялась, залившись раскатистым колокольчиком.
— Ну, ты скажешь, они чуть больше ладони размером, и достаточно осторожны, что бы обходить людей стороной, просто, если их загнать в угол, могут и броситься, а когда их много, тут уже может быть не до шуток.
— Ладно, я понял, ты не куррит.
— Вот именно, — она улыбнулась.
— Значит, на вариант с собственной армией можно не рассчитывать.
— Дурак, — шлепнула меня ладонью.
— Ты спать собираешься? А то так зевает, а как легла, так сна ни в одном глазу.
— Расскажи мне что-нибудь, я и засну.
— Ладно, ты когда-нибудь бывала в технически развитых мирах?
— В мирах конструкций, что ли?
— Да, именно в них.
— Только слышала, мы с ними никак не пересекаемся.
— Ну, тогда расскажу тебе про один из них.
— Давай, мне такое нравится, — она прикрыла глаза.
И я стал вспоминать — как же, все-таки, давно все это было, хотя прошло совсем ничего, а в памяти те времена кажутся невообразимо далекими, будто и не было их вовсе, и лишь память услужливо подсказывала — было, все было, это твое прошлое, и оно действительно когда-то существовало. Я рассказывал о странах, о городах, о жизни, стараясь не особо вдаваться в детали и, тем не менее, создать вполне доступную картину, описывая быт, людей, их семьи, работу. Когда дошел до развлечений, Иссиль не выдержала и стала сыпать вопросами, так что пришлось шикнуть на нее, пусть спит и не мешает, а потом продолжил. Много чего всплыло в памяти, услужливо вытаскиваемое на свет и нагоняющее то грусть, то легкую улыбку, заставляя заново переживать давно забытые моменты, испытывать потерянные в круговороте нынешних событий чувства. Больше всего затронули воспоминания о семьях, рассказывать о которых от третьего лица оказалось достаточно странно, ведь описывал чужие, а вспоминал свою — отца, мать, дедушку с бабушкой, никого более родных у меня там не было. Под конец я задумался настолько, что опомнился лишь, когда понял, что вокруг стоит полнейшая тишина. Иссиль уже мирно спала, повернувшись ко мне спиной, в отдалении мерно горела лампадка, а в груди у меня поселился неспокойный огонек грусти, заставляющий все вспоминать и вспоминать. Ностальгия, вот как это называется. Я вздохнул.
Иссиль проспала до самого вечера, пропустив и обед, который я приговорил за нас двоих, и вполне могла проигнорировать и ужин, если бы не разбудил ее.
