— Где же наши йети, а? — озадачил я Удур-Ага, наказав ему выслать дозоры за пределы заставы, предложив валькириям принять участие в поисках пропажи. Сам же с Ёр-Унном занялся обучением стрелковому искусству из огнестрелов возросшее войско, а вот Яр-Гонн забрался в крепостную кузню с подмастерьями и принялся лить бомбы с моей подачи.
Отныне мне, в моей маленькой гвардии, требовались не просто стрелки, а гренадёры. Пора было усовершенствовать своих вояк, делая для них "апгрейты". И бомбы — ручные, аки гранаты подстать огнестрельному оружию — самое оно. Иначе нам не пробиться толпой на восход.
— А почему не на заход?! — удивил я Ёр-Унна.
— О, брат, ты многого не знаешь! Хотя достаточно взглянуть на Удур-Ага с морфами и всё станет понятно!
— Ты стал их вожаком, главарь?
— На то и голова — два уха, а сэр Чудак!
— Может ты и прав, — гоготнул Ёр-Унн. — Не пропадать же хабару!
А то всё грустил, потеряв в очередной раз братца. Вот и мне не доставала Брех-Унна — некому больше доставать меня, как это обычно любил делать я сам в отношении окружающего меня сброда.
Мы, так и не нашли его среди погибших. Что если эти йети утащили стража гор, и не в горы, а на равнину?
У меня под рукой имелся самый настоящий батальон стрелков, а скоро я превращу их в гренадёров, ну и соответственно в шкуродёров "пятаков". И это люди, когда хуже равнинной нелюди. Те дрались за свободу против ненавистных им горных сородичей, тогда как мы — ради наживы. Вот и получили здесь, на Окраинах севера то, что заслужили — нашествие горных морфов.
Я лично побеспокоил Яр-Гонна, пока Ёр-Унн гонял две сотни стрелков на стены и к вратам, заставляя имитировать стрельбы, поскольку до них ещё не дошли — стрелки сбивались, путая команды. Вот и старались избежать трагедии, иначе бы перестреляли друг друга, а заодно и нас.
— Бомбы готовы? — понадеялся я озадачить мастера-кузнеца, а это он — меня, указав на отлитые к этому времени формы.
И я не думал, что их будет так много.
— Откуда столько? А железа раздобыл?
— За крепостью, под стенами, какого хошь железа — бери, не хочу, — намёк мне от него на лаву.
Выглянув за стены наружу, я порадовался больше прежнего: лава твердела, остывая. Значит, дальше заставы, стихия не двинет. С одной стороны хорошо, а с иной — теперь рассчитывать мы, бродяги, можем исключительно на себя, ну и на мою смекалку, как Чудака и вожака в одном лице.
— А морда не треснет? — заржал Яр-Гонн.
Тоже читатель мыслей, похлещи меня и амазонки.
— Сам не лопни! Давай уже ядра! Мне бомбы нужны!
— Пущай твои стрельцы шибко научаться палить из огнестрелов!
Получилось не у всех, и не сразу. Но это нормальное явление. Мы указали им на ошибки, и стрелки исправились. Я даже не жалел, что мы израсходовали почти тысячу пуль. Гномы быстро отольют новые из отвердевающей лавы. Да и пороха у нас в избытке. Так что мы, бродяги, не в убытке, скорее враги, и понесут большие потери, когда нагрянем к ним с тыла.
За время муштры в крепости стрелков Ёр-Унном, и моими похождениями меж ним и Яр-Гонном, валькирии доставили к нам пополнение в лице лохмато-косматых рыл сородичей Удур-Ага.
— Ага, — взглянул я на них.
Не все морфы оказались равнинными, среди них попадались и горные джигиты. Таковых йети я одарил, как и трибун, кольцами, и теперь разговаривал с ними на одном языке — они с нами по-человечьи.
— А ты говоришь: они — нелюдь! — уел я лишний раз Киринэ.
Парировать ей было нечем, вот и назвала меня по имени этого мира.
— Чудак...
Да я этого никогда и не скрывал.
Глава 22
Окраина. Дикий лес.
Беглецы остановились, прислушиваясь к возникшим шумам.
— Кто это? — не удержалась девица.
— Знамо кто — преследователи, — живо сообразил Олаф. — Худо дело, девка!
Он готов был предложить ей разделиться, но, взглянув на барсага — в его зловещие очи, горящие красными огоньками — понял: не стоит об этом даже заикаться. Сбежать от хищника не удастся, как и провести вокруг носа. Барсаг доказал это делом, когда наведался на постоялый двор дядюшки Фарба.
Сейчас цензор гнался за ними с трибунами и наёмниками.
— Кун, — догадался Олаф, кто мог привести их в Дикий лес. — Бродяга! Ну, уж я ему — подвернётся он мне под руку! Чего встали? Бежим! Шибче!
Не обращая внимания на поднятую шумиху, беглецы зашумели сами — из-под ног полетели брызги во все стороны.
— Держитесь ближе к берегу, — требовал Олаф.
Там было мельче, и переставлять ноги гораздо проще. Но знали бы они, что их ждёт впереди, давно б свернули с намеченного пути.
— Что это? — прислушался Олаф набегу к странному грохоту, нарастающему с каждым шагом.
Девица не знала ответа, здесь она с барсагом ещё не хаживала. Дикий лес умел удивлять, а порой изумлять непрошеных гостей — бродяг на каждом шагу поджидала смертельная опасность.
Даже сквозь каскады брызг и шлепков ногами в ручье, беглецы всё явственнее слышали нарастающий гул, переросший вскоре в грохот, и только усиливался.
Лишь когда они приблизились к нему вплотную, поняли всё тотчас. Течение полноводного ручья усилилось, обрываясь вниз с приличной высоты, разбивалось каскадом брызг о камни.
— Водопад! — Олаф заскрежетал зубами от досады, столкнув камень с порога вниз.
Посланный с обрыва булыжник отскочил с грохотом от иных в каменной насыпи внизу, взвился рикошетом вверх.
Та же картина обрыва наблюдалась по обе стороны от водопада.
— Какой же я идиот! — взвыл Олаф. Он не мог поверить, что здесь нет нормального спуска вниз, но искать его в ночи с факелом, не было ни времени, ни возможности. Стоит беглецам запалить факел, и — они обречены — преследователи быстро отыщут их, реагируя на огонь во тьме. — Нашёл, кому довериться — девке!
В ответ барсаг предупредительно зарычал, если вдруг разбойник предпримет попытку избавиться от них — отомстит.
— Скажи своей скотине: нехай покажет нам тропу вниз, а не звереет в конец, и не злит меня, — не собирался Олаф расставаться с богатством дядюшки Фарба, понимая: тот не оставит их в покое, и будет гнать своих людей, пока не нагонит. — А то неровен час, сюда ватагой пожалуют разбойнички похлещи меня, и спустят с нас ещё живых шкуры, а не токмо с твоей зверюги! Уразумела, девка?
Та утвердительно кивнула.
— Так чего стоишь? Действуй! Ну...
Обняв барсага, девица принялась приглаживать вздыбившийся загривок хищника ладонью — уговаривала. Вмешиваться Олаф не помышлял, ему хватило, что столь хрупкое создание, как девица, вообще способна без боязни прикасаться к тому, кого он страшился больше смерти. И дядюшка Фарб с головорезами из Ордена не шёл ни в какое сравнение.
Хладнокровие девицы заслуживало должного уважения и отдельного внимания, вызывая у халдея благоговейный трепет. Барсаг ещё разок огрызнулся на него для приличия, в итоге поддался на уговоры девицы.
— Да у тя никак получилось, девка! — готов был биться Олаф скарбом Фарба об заклад, с кем бы то ни было.
Чутьё разбойника не подвело — барсаг живо отыскал нужную им тропу, хотя назвать её тропой даже с большой натяжкой нельзя.
— Тут шею свернуть — шо плюнуть, — едва не навернулся Олаф с кручины вниз. И лететь пришлось бы прилично. Путь вниз оказался неблизким и напоминал серпантин. Но можно и сократить, вот только костей при этом не соберёшь. А тут ещё бочонок с серебром от кое-чего предстояло избавиться, иначе спуск для халдея мог закончиться летальным исходом.
Первым делом Олаф ссыпал деньгу в мешок, и затянул его, перекинув через плечо на спину, дополнительно перехватил поясом, а вторым — взял в руки топор, используя в качестве дополнительной точки опоры для лазания по звериной тропе.
Если барсаг передвигался без напряга стремительно скачками, то девица скатывалась, а разбойник напротив делал небольшие шажки, под конец спуска не удержался и, подбив девицу, скатился на спине вниз.
— Да слезь ты с меня! Ишь прицепилась, девка! Нашла место и время для баловства... — застонал Олаф, намяв бока. Спину также саднило. И ладно бы её, когда помимо неё, он стёр себе ещё одно место, про которое срамно заикаться. Потёр его рукой. — Ой-ё-о...
Но злился разбойник больше всего из-за топора — при падении вниз, он выронил его. А без него, он как без рук — не халдей. Топор являлся их основным оружием. И без него в лесу беглецам придётся худо.
— Ищите топор! Живо! И ты, скотина этакая! Я те порычу на меня! Отвали, падаль!
Девица рассмеялась.
— Не понял! Я что-то не то сделал или сказал, девка? А может ты трахнулась головкой о камешек при спуске?
— Нет-нет... — стараясь унять смех, беглянка указала Олафу на то, на что вперёд неё ему барсаг, пытаясь сказать — рычал, сомкнув клыки на деревянной основе рукояти оружия разбойника.
— Топор! — подскочил Олаф, сцепившись с барсагом. — Отд-Ай... — полетел он, получив его назад. — Скотина-А-А...
— Поднимайся, — протянула ему руку помощи девица. — Пошли.
— Ага, — почуял Олаф: преследователи приближаются. — Бежим!
Эхо, долетающих отзвуков, стало громче и звучнее. Преследователи настигали их, сокращая расстояние.
Беглецам следовало торопиться.
— Жаль нас мало, а то бы неплохая вышла заманушка, — не прочь был Олаф устроить людям Фарба тут заварушку и подсократить их численность.
Накаркал. Кто-то сверзился к ним с тем же успехом, как и сами беглецы из-за Олафа.
— Попались! — радостно возвестил...
— Кун, бродяга! — признал его по голосу Олаф. — Наконец-то явился!
— Нехорошо поступаешь, атаман! Ой, нехорошо! Кинул меня одного у Фарба! Знаешь, как это называется — предательство!
— Отнюдь, — парировал невозмутимо Олаф. — Ты ведь знал, что я предприму, иначе бы не свиделись тут вновь с тобой! Идём с нами, Кун, хабар Фарба со мной! Я поделюсь им с тобой по-братски!
— Ой, ли!?
— Девка со своей скотиной — свидетели: не дадут соврать, а нам — сбежать!
— Ясно, не сдюжите удрать в одиночку? Помощь потребна? — догадался Кун.
— Нонче лишние руки не помеха, а с оружием — вдвойне!
— На войне, как на войне!
Барсагу не понравилось, что разбойников стало вдвое больше, и неровен час, подкараулят их с девицей, тогда разом пропадут — привлёк её внимание рыком.
— Пасть заткни, скотина! — огрызнулся в свою очередь Олаф на барсага.
Кун подивился смелости подельника. Но на то Олаф и атаман, а не сам.
— Круто ты с этой тварью!
— То он не тебе, девка, а твоей скотине, — торопливо пояснил Олаф, кого Кун имел в виду. — Прячьтесь!
Повторять ему два раза беглянке с её живностью не пришлось, зато Кун не торопился укрываться среди камней у водопада. Заросли тут отступали от края образовавшегося водоёма, и они были как на ладони — стоит преследователям скинуть вниз факел, и оба послужат их стрелкам прекрасными мишенями.
— А ты чего стоишь, Кун?
Подельник затребовал предоплаты.
— Нашёл время для дележа, — осознал Олаф: деваться некуда. — На...
Он швырнул ему собственную мошну.
— Мало, атаман! Овчинка выделки не стоит, чтоб я подыхал за тебя с девкой и тварью!
— То задаток! — Олаф еле убедил Куна. — Оторвёмся, тогда и поделюсь, аки след!
Наверху у обрыва с водопадом возникли всполохи факелов и разбойники, не сговариваясь, шмыгнули в тень камней, насчитав больше десятка преследователей, а к ним присоединялись всё новые и новые персонажи, следуя к водопаду с обеих сторон обрыва.
— Беглецы где-то здесь, — раздался до боли знакомый голос цензора.
— А вот и дядюшка, — не удержался Олаф, стараясь высмотреть его среди толпы народа — целился в них из ручного арбалета.
— Не делай этого, атаман, — зашептал ему на ухо Кун. — Фарба нельзя убивать, иначе служки Ордена перевернут Окраину от края света и до края, но не успокоятся, пока не отыщут нас, и вздёрнут даже мертвыми, превратив в чучела!
— Не лезь под руку, не то самого зацеплю, — огрызнулся Олаф, толкнув подельника локтём в живот. — Прикрой меня!
Кое-кто из преследователей уже спускался по звериной тропе, вдруг сорвался с криком вниз, и, достигнув каменного основания на дне обрыва, затих в тот же миг.
— Один готов, — порадовался Олаф, намереваясь отправить вслед за ним очередного преследователя с кручины вниз. — Ага, а вот и дядюшка!
— Нет... — толкнул Кун в последний момент перед выстрелом атамана.
— А-а-а... — взревел Фарб. Болт пробил ему плечо. — Они здесь — эти халдеи! Ну, я вам устрою, разбойники-и-и...
Трибуны оттащили его от края обрыва, и вниз полетели стрелы, выпущенные из луков и арбалетов.
— Да слезь ты с меня, Кун! — заворчал еле слышно Олаф, сбросив подельника с себя. — Я ж не девка, шоб ты лапал меня!
Подельник не реагировал на ворчание атамана.
— Кун... — двинул его несильно по роже Олаф. — Чтоб тебя!
Подельник получил стрелу в голову, и будь она прикрыта у него шлемом с полумаской и бармицей, возможно, что ничего страшного с ним бы не случилась. А так, оставив кровавый след на лбу, из глаза торчала стрела с оперением.
— Вот бродяга!
Не забыв обыскать Куна, Олаф вернул себе мошну, и, подхватив его ручной арбалет со стрелами, сунул девице.
— Держи! Надеюсь, ты умеешь управляться с оным оружием?
— Не хуже некоторых, — выдернула она стрелу из ноги.
— Да ты ранена! — Олаф в очередной раз подивился хладнокровности девицы.
— Ерунда, — сказала она так, словно ей было не привыкать к боли, и оказалась ранена не в первый раз. — Переживу!
— Ну, гляди, девка! Ежели шо — я не потащу тебя на себе, а твоя зверюга! И я это к тому: кто-то должон прикрывать нас с оружием в руках!
Преследователи залегли у обрыва наверху, продолжали вести наобум обстрел тех, кто прежде обстрелял их, вскоре поняли: беглецы оставили их в покое и бежали дальше.
— Достаньте мне их! И Олафа необязательно живым, — орал Фарб так, чтоб разбойник слышал его, — лучше всего мёртвым! А вот девку — токмо жив-Ой...
— А тебе везёт, девка, — довольно усмехнулся Олаф, — со мной!
Беглянка захромала, и чем дальше, тем больше. Халдей не сомневался: скоро она не сможет идти; размышлял о том, как ему быть дальше — поступить с ней и барсагом? Да и хабар Фарба следовало бы спрятать, понимая: если так и дальше всё пойдёт, преследователи не отстанут от них — Фарб непременно отправит, если не уже, посыльного к околотку Ордена с требованием у гварда выслать ему команду стражей с захрами. Тогда от цепных тварей им ни за что не сбежать, и ручей, превратившийся уже в настоящую речку, всё одно выведет их на преследователей в ближайшем поселении или постоялом дворе, а все без исключения принадлежали негласно Ордену, и там у них были свои глаза и уши.
— Ну и вляпался ж я из-за тебя, девка, так, шо никогда ещё в своей довольно длинной жизни халдея! Ей-ей! Ежели выберемся из ентой передряги, пойду за тобой хошь на край света к хирдам!
— Смотри, Олаф, а то вдруг твои слова окажутся пророческими, — остановилась девица и повалилась без сил.
— Тьфу-тьфу-тьфу... — сплюнул разбойник через плечо.
