Аэлин испуганно встрепенулась и бросилась к своему спутнику.
— Боги, Мальстен! — выдохнула она. — Сколько ты держал нити? С момента встречи с кварами?
В ответ — слабый кивок.
Охотница поняла, что ей даже в голову не пришло то, как долго кукольнику могло понадобиться применять свой дар. Она думала, что он отпустил нити сразу, как только квары были убиты. О том, кого он на этот раз взял под контроль, она предпочла не спрашивать.
— Проклятье! — практически сплюнула это слово Аэлин, осторожно помогая спутнику приподняться и сесть на кровать. — Так, давай, осторожно…
Мальстен не в силах был смотреть на нее.
— Аэлин, ты… — начал он, но пришлось подождать, пока схлынет волна боли, чтобы договорить. Лицо кукольника приобрело мертвенно-бледный оттенок.
— Даже не думай просить меня об этом, ясно? — строго проговорила охотница, прекрасно понимая, что именно он хочет ей сказать. — Никуда я не пойду. Раз уж ты не позволил мне сделать мою работу и разобраться с кварами самостоятельно, не надо теперь думать, будто я оставлю тебя наедине с расплатой, как раненого зверя!
Аэлин осеклась, поймав тяжелый взгляд спутника, и закусила губу.
— Прости, — качнула головой она, осторожно помогая ему снять плащ. — Давай обработаем твое плечо, ладно?
Некоторое время они провели в молчании, пока молодая женщина помогала данталли снять плащ и пропитанную кровью черную рубаху. На теле беглого анкордского кукловода показались и другие шрамы — некоторые из них были получены недавно, и Аэлин вдруг не без стыда осознала, что именно из-за нее Мальстену не раз пришлось пострадать в бою.
Пока охотница обрабатывала и вновь перевязывала пылающую болью рану своего попутчика, он поверну голову к стене, сжав губы в тонкую линию и напряженно замер, стараясь не издавать ни звука. По побледневшему лицу струились капельки пота. На виске нервно пульсировала венка.
Аэлин сочувственно промокнула ему лоб мокрой тряпицей и накрыла его сжатую в кулак руку своей.
— Мальстен, зачем ты это сделал? — качнув головой, виновато спросила она.
Данталли напряженно выдохнул.
— Сделал что?
— Охота на иных — то, чем я занимаюсь уже не один год, понимаешь? Я могла справиться с кварами сама, тебе не нужно было брать их всех под контроль, чтобы потом расплачиваться за это. Неужели ты не понимаешь, что мне тяжело осознавать, как тебе приходится страдать? И даже дело не в том, где я в этот момент нахожусь — рядом или в другой комнате. Дело в том, что я просто знаю, что тебе плохо, и это... ужасно. Так зачем ты это сделал?
Мальстен вымученно улыбнулся.
— Я думал… это очевидно. Я просто не хотел, чтобы ты пострадала.
— Но не такой же ценой!
— Любой ценой. Есть вещи важнее возможности… избежать расплаты. Ради них я бы не постоял за ценой.
Лицо Мальстена вновь скривилось от боли. Аэлин сочувственно поморщилась.
— Я когда-то говорила, что тебе будет полезно для здоровья начать доверять мне, помнишь? — нервно усмехнулась она. — Это предложение все еще в силе. Может, уже начнешь мне доверять?
Данталли устало прикрыл глаза и на несколько мгновений замер. Аэлин обеспокоенно сжала его руку.
— Мальстен?
— Все хорошо… — тихо отозвался он, — не беспокойся.
— Только не теряй сознание, ладно? — Аэлин испуганно поджала губы, неровная улыбка при этом не ушла с ее лица. — Я знаю, Ланкарт сказал, что, ускользнув на ту сторону, ты не умрешь, но я не готова проверять это на практике.
Рука данталли на миг сжалась в кулак, когда новая волна обжигающей боли прошлась по телу, он вновь отвернул голову в сторону, плотно зажмурившись. Аэлин тоже замерла, дожидаясь, пока расплата чуть отступит. Руку Мальстена она не отпустила.
— Боги, если б я только могла тебе чем-то помочь, — качнула головой она.
— Не хочу, чтобы ты это видела меня таким… — тихо произнес данталли, заставив Аэлин удивленно округлить глаза. Похоже, он не предполагал произносить эти слова вслух.
— Ох, Мальстен, — тяжело вздохнула охотница. — Отчего тебя так тяготит мое присутствие?
Голос Аэлин звучал почти обиженно. Не дождавшись ответа от кукольника, она попыталась додумать эту мысль самостоятельно. Каким он не хотел, чтобы она его видела? Слабым? Жалким? Каким он себя считает во время расплаты?
Отчего-то в душе охотницы вдруг загорелась злость на данталли по имени Сезар Линьи. Да, он, возможно, научил своего подопечного стоически переносить боль, но к чему было учить его не принимать сочувствия? Зачем было прививать ему отторжение к помощи? Для чего было вбивать ему в голову, что это стыдно?
— Мальстен, — тихо обратилась Аэлин, глубоко вздохнув, — я не знаю, поймешь ли ты меня правильно. Но я… я нахожусь рядом, потому что мне не все равно, что с тобой происходит. Я хочу хоть как-то помочь тебе пережить это, потому что неизвестность меня пугает куда как больше. И я боюсь за тебя, но не потому что ты слаб, или каким ты еще там себя считаешь? Я боюсь за тебя только потому, что ты мне дорог, понимаешь? Поэтому, пожалуйста, не прогоняй меня.
В ответ он лишь сжал ее руку крепче, и в этот момент охотница понимала, что больше он не попросит ее уйти.
* * *
Берег реки Мотт, Сембра
Третий день Мезона, год 1489 с.д.п.
С момента разговора с Карлом Бриггером в Кроне Бенедикт желал только одного: поскорее добраться до Шорры и поговорить с некромантом по имени Ланкарт. Отправься он к колдуну в одиночку, надо думать, путь отнял бы у него куда меньше времени, однако сейчас Бенедикт намерено усмирял свое желание гнать коней до изнеможения и останавливаться лишь для коротких передышек. В прошлый раз такой темп всерьез подорвал здоровье его ученика, поэтому теперь он решил не рисковать. К тому же он прекрасно понимал, что выигрыш в пару дней в данном случае никаких существенных преимуществ не даст: Ормонт, разумеется, успеет достичь Адеса раньше, чем будет подготовлена малагорская операция, поэтому, пока Совет Восемнадцати будет мусолить свое решение и определять, сколько людей готов будет выделить на эту авантюру, можно немного сбавить темп и добраться до Шорры за положенные восемь дней.
Половина пути уже была пройдена, и Бенедикт с облегчением наблюдал, что ученик его держится молодцом. О предписаниях жреца Морна Киллиан не забывал и принимал взятое с собой лекарство в положенные часы. Иногда вечером, когда они устраивались на ночлег, Бенедикт замечал, что ученик начинает чувствовать себя хуже, но, разумеется, жаловаться или сдаваться он не собирался.
Перед самым отъездом Карл Бриггер высказал свои опасения по поводу жреца Харта и его пригодности к этой миссии.
— Бенедикт, мы ведь оба понимаем, что мальчик еще не оправился от болезни до конца. Ты уверен, что хочешь взять его с собой?
Колер отчасти разделял мнение своего начальника. Но лишь отчасти. Видя во всей красе новое поколение жрецов Красного Культа, Бенедикт скорбно понимал, что большинство желторотиков, которых сейчас организация принимала в свои ряды, в подметки не годится Харту. Он не считал, разумеется, что в прежние времена идейным жрецом, готовым отлавливать данталли, невзирая на все опасности этой работы, был каждый второй, но он объективно понимал, что сейчас количество таких людей существенно сократилось. Вскоре Культ действительно мог стать структурой совсем другого плана, он куда больше будет участвовать в политической жизни Арреды, а не заниматься той работой, ради которой был создан. Бенедикт знал, что с сокращением количества данталли такая судьба для этой организации неизбежна, если она не хочет потерять свое влияние, поэтому старался смотреть на это сквозь пальцы. Но все же именно вследствие таких перемен жрецов, подобных Киллиану, стоило обучать соответственно, потому что такие люди — Колер был в этом убежден — не должны были исчезнуть совсем.
— Я уверен, — ответил он тогда Карлу Бриггеру в предрассветный час на тридцатый день Матира. — Мы вполне можем позволить себе продвигаться не в бешеном темпе, а размеренный ритм такой поездки Киллиан вполне выдержит.
— Это он тебе так сказал?
— Обижаешь, Карл. Разумеется, я говорил со жрецом Морном. Он не выказал одобрения на то, чтобы Киллиан сразу пускался в путь, но и строгого запрета не дал. Сказал лишь, чтобы Харт не забывал принимать лекарства и с тренировками на открытом воздухе был осторожнее.
— Вижу, оставлять его здесь ты категорически не хочешь, — усмехнулся старик.
— Ты прав. Не хочу, — подтвердил Бенедикт. — Такому, как Киллиан, учиться нужно на практике, Карл. В условиях, которые ты организовал ему в Олсаде, он попросту прозябал. Я не хочу, чтобы после всего, что я устроил ему в качестве испытания, он снова начал вести такой образ жизни. Его способности только начали раскрываться, и я не хочу сейчас замедлять этот процесс. У мальчика большое будущее.
Бриггер снисходительно покачал головой, понимая, что не переубедит своего идейного коллегу.
— Что ж, дело твое, разрешение на вступление мальчика в твою команду я подписал, поэтому могу умыть руки. Просто хочу, чтобы ты знал: я твоего решения не одобряю.
— Обойдусь, — хмыкнул в ответ Колер.
Был ли он окончательно уверен в том, что стоит брать Киллиана с собой? Пожалуй, не был. Но и от своих слов не отказывался: он считал, что этому юноше нужен соответствующий наставник, каким в кронском отделении не мог пока стать никто. Да и слишком уж жрец Харт с его рвением к делу напоминал Бенедикту его самого в более ранние годы. К тому же пока работа не представляла особенной опасности — она лишь давала отличную возможность ввести юного жреца в курс дела и в подходящий ритм.
Поэтому, найдя компромисс по темпу продвижения и режиму тренировок во время привалов, Колер отправился в Шорру вместе с учеником. По его плану через восемь дней они должны были прибыть в деревню некроманта. А после — еще пара дней должна была уйти на встречу с хаффрубами и на доставку того количества особей, которое назовет Ланкарт, для изготовления эликсира. Отчего-то в том, что некромант согласится на этот эксперимент и даже добьется определенных успехов, жрец Колер не сомневался. Да и в крайнем случае готов был для смелости предоставить воинам Совета Восемнадцати пустышку… но об этом думать пока не следовало. Время покажет, как сложатся обстоятельства.
Итак, к вечеру четвертого дня пути Бенедикт с учеником достигли берега реки Мотт, через которую следовало переправиться и устроить привал на ночь. До этого погода потворствовала путникам, дни выдавались пусть и довольно холодными, но все же ясными и безоблачными. На третий день Мезона небо заволокли тяжелые облака, грозящиеся пролить на землю сильный осенний дождь, и Бенедикту хотелось достичь хорошего укрытия до начала непогоды.
— Удобная переправа здесь совсем недалеко, — сообщил Колер ученику, остановив своего коня на берегу Мотт и оглядевшись по сторонам. — Если повезет, переберемся на тот берег, пока не начался дождь, и поищем подходящее место для привала.
Киллиан согласно кивнул.
— Мысль здравая.
— Тебе не пора принимать твою настойку? — ухмыльнулся Колер.
— Приму во время привала, — небрежно пожал плечами Киллиан. Отметив скептический взгляд наставника, он закатил глаза и качнул головой. — За графиком я слежу, будьте уверены. Я ведь уже говорил: я не идиот.
— Не идиот, да, в этом сомневаться не приходится, — отозвался Бенедикт без тени насмешки. Киллиан лишь усмехнулся в ответ, после чего они продолжили путь.
Переправа через Мотт вышла легкой и относительно быстрой — больше времени отнял поиск нужного места для отдыха. Впереди маячил небольшой перелесок, где поджидала местами болотистая земля.
«По-хорошему, этот участок нам бы тоже миновать. Болото трудновато назвать хорошим местом для ночлега», — задумался Бенедикт, однако озвучивать свои мысли ученику не стал: он отчего-то решил, что Киллиан подумал о том же самом, но тоже предпочел промолчать.
Через густые облака сумеречный свет пробивался едва-едва, и, судя по грядущей непогоде, темнота грозилась накрыть этот регион Сембры раньше положенного часа. К моменту, когда жрецы Культа продвинулись в перелесок, и кроны деревьев, листва с которых еще не успела облететь, сомкнулись над головами, оставив над путниками лишь редкие полосы вечернего света, видимость заметно ухудшилась, и Бенедикт, вздохнув, остановил своего коня.
— Боюсь, что придется заночевать тут, — констатировал он.
Киллиан прищурился, оглядываясь вокруг, и нашел место, где кроны деревьев были особенно густыми, чтобы образовать плотный навес. Он, кивнув, указал наставнику в ту сторону.
— Что ж, пожалуй, там подходящее место для ночлега. Возможно, удастся даже переждать там дождь.
— Слишком сильный — не удастся, — нахмурился Бенедикт.
— Слишком сильный, боюсь, не удастся переждать ни в одном из тех укрытий, что предлагает нам местность. А продвинуться дальше и найти что-то более подходящее мы вряд ли успеем: скоро станет совсем темно. Поэтому… — речь молодого человека прервал резкий приступ сухого кашля, который не удалось сдержать. Бенедикт сжал губы в тонкую линию и с трудом удержался от замечаний. — Поэтому стоит довольствоваться тем, что имеем.
— Знай, если снова сляжешь, я тебя оставлю где-нибудь в попутной деревне и прикажу местным сиделкам привязать тебя к койке и не отпускать до полного выздоровления.
Киллиан невесело усмехнулся, и Колер заметил, что на висках ученика выступили капельки пота: к вечеру он всегда начинал чувствовать себя чуть хуже.
— Стало быть, догоню вас во Фрэнлине когда снова смогу быть полезным в работе, — невозмутимо отозвался молодой человек, тут же добавив, — если слягу.
Бенедикт закатил глаза, спешился и направился к укрытию, указанному юным жрецом.
— Знаешь, глядя на тебя, я иногда удивляюсь, что фанатиком считают меня. На твоем фоне я просто блекну.
— Вы сами говорили, что в моем возрасте вели себя так же, — пожал плечами Киллиан, тоже спешившись и прочистив горло, видимо, подавив очередной приступ кашля. Он небрежно утер лоб рукавом дорожного одеяния, однако от Бенедикта не укрылось, что лицо ученика начало сильно блестеть от пота.
— Я не так рисовался, — хмыкнул Колер, начиная поспешно готовить место для костра.
— Согласен, — Киллиан поспешил вернуть наставнику ухмылку, — судя по тем рассказам, которые о вас ходят по всей Арреде, вы рисовались куда больше моего.
