— Кто знает... Но полагаю, что ещё встретим. Ах, какая жалость, что я не поймал её взгляд первый! — он махнул рукой.
— А что бы тогда было? — поинтересовался я.
— Первый взгляд открывает душу, — он посмотрел на меня пристально. — Помнишь наше с тобой знакомство? Ты тогда очень близко подошёл к тому, чтобы понять меня, — он усмехнулся. — И, перепугавшись, отскочил — точь-в-точь, как эта впечатлительная особа. Одно могу сказать: уж она тебя знает. Может, приехала из Овары? Ты, случайно, не крутил с ней любовь? Вспоминай!
Я порылся в закутках памяти, но не нашёл там воспоминаний о каких-либо знакомых, похожих на неё. А дама-то знатная, чего стоит один наряд. Алое и цвет глицинии не всякой красавице суждено носить. Алый — только тем, кто в родстве с императором. А тот, что был на даме, пурпурный с уходом в синеву — самым богатым, поскольку краска из корня ласточника нестойка, мгновенно вымывается из волокон, и наряд быстро теряет вид...
— Нет, ни с сестрой, ни с дочерью. И, разумеется, возлюбленных такого возраста у меня тоже никогда не было.
— Да? А мне показалось, что она немногим старше тебя, — задумчиво протянул Ю. — Просто выглядит не лучшим образом. Да, и впрямь необычная женщина. Ну что, пойдём? Посмотрим рынок?
Мы допоздна гуляли по улицам, то и дело заходя в лавки предметов старины — пристрастие юмеми подолгу торговаться с их владельцами и ничего не покупать сводило меня с ума — чтобы попасть к Алым Вратам, когда город уже будет спать. Брат собирался незаметно пробраться между двумя квартальными дозорами, сразу после того, как ночь Дня Металла переродится в День Крови. Не лучшее время, чтобы отправляться в путь, но что поделать? Хоно не верит в предрассудки. Надеюсь, привратник, от которого Хоно ожидал получить беспрепятственный доступ к воротам, не подведёт?
Когда окончательно стемнело, мы находились возле уже запертых на ночь Древесных Врат, тех самых, через которые в Северную Столицу ввозят лес с зелёных берегов Араи. Полюбовались на саму реку, протекавшую через зарешеченный участок стены неподалёку. Ржавые зубья опускались до самой воды; Ю предположил, чтобы останавливать брёвна, пропущенные сплавщиками леса, и всё то, что несёт поток весеннего половодья. А я добавил, что прореха в стене свела бы на нет как все преимущества при осаде, так и смысл пошлины на воротах в мирное время. Так, обсуждая увиденное за день, мы медленно направились к месту встречи с братом, усталые и довольные. Через сёдзи были видны смазанные огоньки светильников и очертания людей, тьма постепенно захватывала город. Серп идущего на убыль месяца то выныривал из облачной мглы, то снова скрывался под её туманным покрывалом. Опасаясь заблудиться и не успеть вовремя, мы не стали разгуливать по улицам до назначенного времени, а потому ещё долго ожидали на месте, укрывшись от ветра и посторонних глаз за домиком привратника. Скоро у нас зуб на зуб не попадал.
— Едут! — я слегка потопал затёкшими ногами, пытаясь их размять и заодно согреться.
Мы выглянули из-за угла и, убедившись, что это те, кто нам нужен, вышли навстречу отряду, ведущему коней на поводу. Я заметил, что морды и копыта лошадей обмотаны тряпьём, и порадовался предусмотрительности Хоно. Поставив несколько дюжих парней на ворот, цепи которого были высвобождены, он подошёл ко мне. За ним следовала женщина — я только сейчас заметил её под тёмной накидкой. На руках её вёз, русалку? Торопливо и вполголоса поздоровался с нами.
— Вот моя невеста, Умико.
Он подчеркнул слово "невеста" так, будто произносил его в первый раз. Надеюсь, она согласна?
— Иди, младший брат защитит тебя! — Он вложил её руку в мою. Женщина резко вскинула голову, и в призрачных тенях проступили серебряные волосы, будто вобравшие в себя сияние месяца. Наши глаза встретились, но это было совсем иное ощущение, чем тогда, когда я смотрел в лицо даме на мосту. Зрачки тёмные и бездонные, как у Ю. Но если у юмеми в глазах мотыльками танцуют искры снов, видимых лишь ему, то здесь — тени прошлого, отражения в воде. Такие знакомые, такие...
— Мэй? — шёпотом произнёс я, боясь спугнуть чудо, ошибиться, обознаться...
— Кай... — ответила она.
Я почувствовал, как рядом со мной напряглось тело брата. Я перевёл взгляд на него и отшатнулся. Из-под ресниц на меня глядело отчаяние человека, утратившего двух самых дорогих его сердцу людей.
Ю засмеялся.
Глава 7
Боль
Первый День Крови Месяца Света, 499-ый год Алой Нити)
Перестану ли я когда-нибудь сожалеть о совершённой ошибке? Попытка действовать рассудительно причинила больше вреда, чем все необдуманные поступки моей жизни. А ведь сердце подсказывало: "Отведи в сторону, успокой! Объясни, что твои отношения с Мэй-Мэй не столь близки, как ему показалось. Что она обрадовалась тебе как другу и потому позволила себе столь вольное обращение. Пообещай брату, что и впредь твои чувства к его невесте будут лишь дружескими, родственными!"
Но можно ли давать клятву, если не уверен сам? Надо разобраться. Подумать, что же влечёт меня к этой девушке. Любовь? Восхищение? Дружба? Чувство сопричастности к чуду? Она жива... Не могу поверить! Боги, Мэй!!!
И я промедлил, лишь несколько мгновений — а потом было слишком поздно. Колебания и радость так легко принять за признание! Глаза моего брата потухли, и он, отвернувшись, что-то глухо скомандовал своим солдатам. Ворота стояли открытыми, и по его взмаху люди начали покидать город, исчезая во тьме...
— Хоно! Выслушай! — вскрикнул я, хватая его за рукав. Брат замер и медленно обернулся ко мне. Какой чужой взгляд... Враждебный и настороженный, будто оценивающий расстановку войск перед боем.
— Я выполню обещание! Чего бы мне это ни стоило, клянусь. Я уберегу её!
— Да? — тихо, медленно и как-то тягуче произнёс он. — Убережёшь? От кого и, главное, для кого?
— Брат, позволь, я объясню. Эта девушка была нашей спутницей в дороге, мы многое пережили вместе...
— Должно быть, и впрямь, многое...
— Да нет же, Хоно! Ну чем, чем тебе доказать?.. Ю, хоть ты подтверди!
— Полагаю, госпожа — единственная, кому подобает раскрывать тайны своего прошлого.
Юмеми уже не смеялся. Впрочем, весельем в его поведении не пахло и прежде. Он стоял, обнимая себя за плечи, и внезапно я вспомнил, что он всегда делает так, когда ему плохо. А ведь мой друг перенёс потерю гораздо тяжелее, чем я сам. Не значит ли это?.. Боги, ну надо же быть таким болваном! Самовлюблённая скотина! Кучка навоза, возомнившая себя горой Рику!
Я перевёл взгляд на Мэй-Мэй. Та растерянно смотрела на Хономару, и в её лице проступала обида. Так обижаются лишь на тех, кого любят всей душой, доверяя и полагая доверие взаимным.
— Я действительно могла бы дать объяснение происходящему, — голосок её зазвенел подобно льдинкам, — но будет ли вера моим словам?
— Словам? — прошипел Хоно. — Их я слышу от тебя первый раз в жизни! Уж не обман ли это... слуха?
— Тому была причина! — всплеснула руками она. — Это долгая история, но я могу...
— У меня нет времени на истории, особенно долгие. Пора прощаться.
— Значит, недорого стоили ваши заверения в любви, если даже тени сомнения оказалось достаточно, чтобы вас отвратить! Куда уж мне надеяться, что вы поверите моим словам, коль ваши собственные так дёшевы!
Кажется, эта отповедь немного отрезвила моего брата.
— И что же ты хочешь сказать? — пробормотал он, опустив голову.
— То, что брат ваш правдив, а ревность — лжива. И кому из них верить, решать вам. — Она негодующе повела плечом. Накидка соскользнула на землю, высвободившиеся волосы подхватил ветер.
— И это всё? Вся долгая история? — нахмурился Хономару, не делая даже движения в сторону упавшей ткани. Я дёрнулся было, но на моём запястье сжалась рука Ю.
— Это всё, чему вы сейчас способны поверить. Впрочем, надежда на это очень мала! — отрезала Мэй. — Посему чувствую себя не вправе тратить ваше драгоценное время на объяснения, которые вам было бы сложно принять на веру и при более благоприятных обстоятельствах.
— Вот как? — в глазах брата сверкнули искры ярости. — Ни одна женщина не позволяла себе подобного... подобной...
Может, воспользоваться случаем и сказать, что она и не человек? Сейчас, немного придя в себя, я стал ощущать нелепость происходящего, будто ожили записки придворных дам, вдохновенно описывающих любовные измены. Неужели брат этого не понимает? Зрелый ведь мужчина, умный и способный сдерживаться! Хотя со стороны легко судить... Но Мэй-то, Мэй! Могла бы и помягче. Надеюсь, она знает, что делает!
— Мне казалось, — красавица тоже сузила глаза, — что другие женщины не сумели завоевать ваше сердце. Или вы каждой делали предложения такого рода?
Боги, я готов сквозь землю провалиться, прямиком в Макаи! Лучше попасть в смерч, чем в размолвку между влюблёнными. Стыд какой! Да ещё и знать, что сам невольно послужил причиной ссоры...
Юмеми, видимо, испытывал похожие мучения. Кашлянув, он робко осведомился, не будет ли лучше оставить господина Верховного Военачальника наедине с его возлюбленной. Но удача отвернулась от всех нас.
— Ваше присутствие не помешает разговору, — ответил тот, — поскольку он уже завершён. Ничего нового я не услышу, а меня ждут. И я обещал начальнику местной стражи не привлекать лишнего внимания. Счастливо оставаться! Проводи меня до ворот, Кайдомару!
Он говорил отрывисто, будто выкрикивал приказы.
Потрясённый, я последовал за ним. Неужели он готов выслушать, хотя бы меня?
— Ты можешь что-нибудь к этому добавить? — властно спросил он, останавливаясь за деревянным столбом с лентами, темнеющими в призрачном свете с небес. Будто старая запёкшаяся кровь. А днём были ярко-алые...
— Господин Ю верно рассудил, — грустно ответил я, не решаясь добавить, что прав не только он, но и сама Мэй-Мэй. Не тот Хономару человек, чтобы поверить в историю про жертвенную куклу возрастом нескольких сотен лет, принимающую обличье девушки, а также рассказу о проклятой деревеньке и нуси. — Никто из нас не вправе говорить за неё. Но, если ты примешь мой совет — нет, просьбу — я попрошу тебя доверять ей.
— Попрос-осишь? Ты и так получаешь всё, что душе угодно! — злость прорвалась в голосе брата, словно нарыв. — У тебя нет права ещё и просить. Дом, деньги — ни о чём не жалею, но тебе и этого мало!
Что он несёт? Какие деньги, какой дом? Он же наследник, не я! Что происходит?
— Я всегда был на твоей стороне! Слышишь, всегда! Неужели тебе надо отобрать у меня всё?! — он уже не шептал лихорадочно, он почти кричал. — Я клялся деду, что буду помогать тебе, поддерживать, даже во вред себе самому — но всё имеет границы, слышишь?!
— Постой... — слабо запротестовал я. — О чём ты говоришь, брат? Не понимаю!
Но слова мои лишь масла в огонь подлили. Странное, не свойственное ему тёмное чувство обезобразило лицо, сильные руки затряслись, и, схватив меня за плечи, он выдохнул:
— Ненавижу... Ненавижу, ублюдок! Убью, если повстречаю! Глаза б мои тебя не видели!
Я обмяк, как от удара по темени. Хономару отшвырнул меня, резко развернулся и шагнул в темноту.
— Хоно! — тихонько позвал я.
Ответа не было. Пошатываясь, я вернулся к остальным. Сон, дурной сон... мы с Хоно никогда... такого просто не могло быть! Происшествие ещё не достучалось до сознания. Я ничего не чувствовал, совсем ничего. Мэй сидела на земле, вытирая мокрые щёки рукавами, Ю стоял рядом, даже не пытаясь утешить. Медленно наклонившись, я поднял накидку и укутал ей вздрагивающие плечи девушки.
— Всё было слишком ладно... — я понял, что больше не в силах молчать. Тишина давила, как часто бывает, когда в комнате ты не один, а на душе неспокойно.
Ю сочувственно вздохнул. Он перебрался ко мне, выделив собственную опочивальню в полное распоряжение новой постоялицы. Кажется, хозяин отворил нам дверь, даже не соизволив открыть глаза, но услуги его и не требовались. Успеется. На предложение утолить голод девушка лишь покачала головой и присела на футон, мы поняли намёк и оставили её в покое. Я бы тоже предпочёл одиночество, будь у меня выбор. Хотя...
— О чём ты, Кай?
— О брате. Он меня так любил, оберегал — порой даже возникало ощущение, что это незаслуженное счастье. Понимаешь?
— А разве счастье можно заслужить? — Юмеми пошевелился, придвинувшись плотнее. Да, если лежать на спине, для двоих тесновато. Впрочем, до утра перетерпим. Зато тепло, намёрзлись на холодном ветру.
— Не знаю. Ничего уже не знаю...
Со всей доступной сдержанностью я поведал о прощании.
— Принял бы случившееся за обычную ревность, но его последние слова... я не понимаю! Он как будто считает, что всю жизнь чем-то ради меня жертвовал? Только не подумай, что я неблагодарен, брат много для меня сделал... я боготворю его! Но разве я что-то у него отнимал? Что в него вселилось, Ю? Что?! — я развернулся к собеседнику, будто это давало надежду расслышать в его утешениях ответ на вопрос.
— Может, отец по каким-то причинам сделал наследником тебя, а ты и не знаешь? — неуверенно предположил тот.
— Чепуха, в жизни не поверю! Отец обожает Хоно, да и по праву первородства мой брат — хозяин состояния. Я же никогда не метил на его место. Всегда твёрдо знал, что он обеспечит меня всем необходимым. Ю, мы ведь так задушевно беседовали с ним здесь, в этой самой комнате! Как будто подменили человека!
— Что ж, будем надеяться, что это какое-то недоразумение, и, когда гнев его утихнет...
— Он сказал, что убьёт меня при следующей встрече. — Моё сердце сжалось, и если бы от страха! Брат, как ты мог?.. За что?
— Со злости и не такое ляпнешь, — успокаивающе произнёс юмеми. — Спи. Что толку терзаться впустую? Поживём-увидим. Хочешь, красивый сон покажу?
— Нет.
— А если подумать? Между прочим, я редко делаю столь ценные подарки, не отказывайся.
— Ну, если совершенно бесплатно... — хмыкнул я.
На душе и впрямь немного полегчало. Кто знает, может, Ю и прав? Дед вон тоже наговорил бабушке резкостей, и всю жизнь раскаивался. В ночь Крови вечно происходят всякие неприятности. Остынет брат, одумается, простим друг друга. Перед Мэй-Мэй покается — влюблённые, что с них взять? Молю судьбу, чтоб так оно и было!
— Красивый сон, говоришь? — Я тряхнул головой и мечтательно улыбнулся. — Заказываю! Пусть мне приснится прекрасная девушка, и чтобы платьев на ней было надето не больше трёх, а лучше — и вовсе не...
— Ну уж нет, красивый — на моё усмотрение. Вдруг у нас вкусы на женскую стать не совпадают? Будешь потом ходить обиженный.
— Ну Ю-у-у... Кстати, до сих пор мучаюсь одним вопросом! — Я даже на локте приподнялся. — Почему я тебя во сне никогда не вижу, а только слышу?
Тот рассмеялся.
— В обнажённом виде не появлюсь, так и знай!
— Не увиливай от ответа!
— А раньше с тобой было так легко! Можно было отвлечь любой шуткой. И я сам, сам ведь научил тебя...
— Не увиливай, Ю!
— Вот ведь упрямец! Ну ладно. Не показываюсь намеренно. Сначала опасался за твой рассудок. Помнишь, я говорил, что встреча со мной в мире Юме может быть губительной для души, не привязанной к телу?
