— Охотник?
Обветренное лицо потемнело, и тонкая паутинка морщин стала заметнее. А еще круги под глазами, складка между кустистых бровей. И пальцы на светлой глади столешницы чуть подрагивали от напряжения.
— Драугр. И когда эта появилась — больная, я сразу вспомнил Ниру. Порывался тебя спасать. Даже совет был. Только вождь не имеет права подставляться — у него племя. И ответственность за людей. Преемника нет, а тот, что способен возглавить... не готов еще. А потом, когда я встретил тебя в Москве, понял, как ты на нее похожа. В тебе огонь есть, девочка. Как в ней был. Этого не вытравишь.
— Ты — хищный, мог бы еще жениться. И не на одной.
— Мог бы, — кивнул. — Только зачем? Никто из них не сравнится с ней. Она до сих пор у меня здесь. — Барт положил ладонь на грудь. — А кан не затрет чувств, там их нет вообще. Белый туман, объединяющий сознания сильнейших из многих миров. Но эмоций нет. Оттого и недостаток ощущается острее.
— Нам это неведомо, — слабо улыбнулась я.
— Поверь тому, кто был там и вернулся.
— Как... был?
В глазах потемнело, затылок налился тяжелой вязкой жижей, мир расплылся от неожиданных слов. И то ли прохлада успела разлиться по комнате, то ли просто холод поднялся откуда-то из жилы. Знобило. Сильно, до мурашек.
А Барт просто ответил:
— Был. Если есть дверь туда, почему ты думаешь, что нет ее оттуда?
— Но тогда... как же... — Ухватилась за горло. Машинально. Казалось, его разорвет от рвущихся изнутри слов. — Эрик...
— Может вернуться, — подтвердил Барт. — Но дело в том, Полина, что из кана есть множество выходов. Не только в наш мир. В другие — более совершенные, населенные другими существами. Они многое знают., многое умеют. И многому могут научить. Сам кан никогда не станет никому домом. А вот те миры — вполне.
— Ты был там? В тех мирах?
Барт покачал головой, и я впервые осознала, как много у него седых волос. Сколько пережил вождь сольвейгов? Похоронил жену, соплеменников, ходил в кан и вернулся... ради чего?
— Не был. Назад уже не возвратиться, кан не открывает двери дважды. А здесь у меня семья. Племя. Ответственность. Говорю же, преемника нет.
— Эрик не вернется, — мрачно сказала я сама себе. — Уйдет в один из тех миров. Ему сюда незачем приходить.
Потому что я прогнала. Сказала, что не люблю. У скади есть Даша, и Эрик, по сути, свободен. От всего. А ведь если бы я знала... Хотя что уже жалеть? Ушел и ушел...
— Такова, значит, его судьба. У тебя теперь своя, девочка.
Своя. Наш ребенок, которого мне предстоит защитить. Воспитать. Привить любовь к отцу. И помнить. Всегда помнить, что Эрик был.
Люсия вернулась не одна — с Дэном, и я удивилась, насколько обрадовалась ему. Всем им. Людям, ни разу не омрачившим мое существование, обитающим отдельно от колючего мира. Наверное, Барт ради меня остался в совершенно незащищенной квартире — ведь обычно он щепетилен в вопросах безопасности сольвейгов. Я была дорога ему: то ли настолько сильно напоминала Ниру, то ли заменила дочь, которая у него так и не родилась. Как знать. Он тоже был дорог. Близок. Теплый и надежный. Но лишь тогда я впервые поняла, что он прав: я должна остаться.
Жизнь странно сплетает судьбы. Мою и атли. Мою и Эрика. И эти сплетения неизменно оставляют следы — горящие метки, следуя которым, обязательно куда-то придешь.
Впрочем, не только моя судьба делала странные витки, приводя в самые неожиданные места. Глеб позвонил ближе к обеду и сказал, что не приедет. Альрик покинул Липецк, уехал по делам, разочаровавшись, видимо, в отсутствии интересных событий. Эрик ушел, мы с Владом не виделись, и эксперимент медленно скатился в разряд провальных.
Но это стало плюсом для Глеба. И я надеялась, у них с Никой все будет хорошо. Рискованно, конечно, нарушать запрет Первозданного, но жить в постоянной тоске тоже нельзя. Увязнешь. Обрастешь мхом нездорового цинизма, захиреешь и быстро состаришься.
Я тоже не собиралась тосковать. Рядом близкие, внутри растет новая жизнь, а значит, не все потеряно. И постепенно я чувствовала, как тепло и радость наполняют меня, прогоняя боль и грусть.
Откинувшись на спинку дивана, я рассеянно слушала разговор Барта с Дэном. Люсия уснула, положив голову мне на колени. Я перебирала ее мягкие волосы и надеялась, что целительнице снятся хорошие сны.
Я и сама почти задремала, но очнулась, услышав знакомое имя. Гектор. Ясновидец с уникальным даром — таким, как у Ники.
Дэн говорил, что Гектор исчез. Бросил свой клан и не сказал, когда вернется. А ведь до этого был исполнен гневом найти того, кто выпил единственную его кровинушку. Что ж, я его понимала — сама бы убила за ребенка. Ежедневно видеть, как родной человек мучается, потерявшись в собственном разуме — что может быть хуже?
— Меня тоже беспокоит, что Гектор покинул мир. И боюсь, когда он вернется, станет еще сильнее.
— И что? — безразлично спросила я. — Ясновидцы тоже имеют право защищаться.
Барт нахмурился, а Дэн ответил:
— Провидцы сольвейгов предрекают несчастья, связанные с Гектором. Его ненависть может натворить дел. Вообще ситуация в мире нестабильна — никого не устраивает правление охотников, только вот против Альрика пойти никто не смеет.
— Пока, — кивнул Барт. — Первозданный не будет править долго.
— Что? Снова переворот? — насторожилась я.
Переворот — это плохо. Переворот ведет за собой новую войну. Новые смерти. Потери. Слезы. Стабильность мне нравилась больше.
— Причем тут Гектор?
Люсия вздрогнула во сне, словно отреагировала на имя сильного ясновидца, но через мгновение снова спала. Лишь ладошку под щеку подложила.
— Он — часть мозаики, как и охотники. — Барт посмотрел на меня грустно и добавил: — А еще он причинит тебе боль, а я бы этого не хотел.
— Я ношу твой амулет. — В подтверждение я вытащила его из-за пазухи. Деревянную, все еще пахнущую сосной монетку с дырочкой для цепочки. На ней старательны были вырезаны обережные руны сольвейгов. Я носила его прилежно, вместе с серебряным амулетом Эрика.
— Не снимай, — назидательно кивнул вождь сольвейгов. — И постарайся избегать ясновидцев. — А потом снова повернулся к Дэну. — Не нравится мне исчезновение Гектора. Сдается мне, он ищет причину появления таких, как он сам. Узнает — нарушится баланс. А баланс в нашем мире все.
Я не понимала, о каком балансе говорит Барт, но слушала внимательно, впитывая каждое слово. Он не стал бы тревожиться напрасно. И если говорит, что Гектор опасен для меня, то так оно и есть. Сейчас нужно беречься, я ведь отвечаю теперь не только за себя.
Они ушли, когда стемнело. Дэн обещал вернуться к полуночи. Вернее, ему настоятельно приказал Барт. Я не возражала. Тревожно было одной, особенно после известия о ребенке. Но Барт обещал присмотреть за мной, и я успокоилась. Я не одна. Никогда не буду больше одинока.
Потом долго стояла, глядя в чернильное небо, усыпанное звездами, на город, залитый огнями, вдыхала теплый июльский воздух и думала о будущем. Все не так плохо. Я сыта, у меня есть крыша над головой, поддержка друзей, светлые воспоминания о самом лучшем мужчине в мире. И его отпечаток — внутри. Наше общее наследие.
Впервые за последний месяц я уснула спокойно. А проснулась ночью от удушающего страха.
Амулет Эрика жег кожу. Из темного прямоугольника окна предостерегающе смотрела луна. Шумели деревья, взбудораженные порывом ветра. Вдалеке сработала автомобильная сигнализация, а через минуту стихла.
Пахло влагой и прибитой дождем пылью. Мокрой зеленью. Силой.
Пришла гроза.
Сверкнуло, на миг освещая комнату. Комод. Стул с небрежно наброшенным на него халатом. Ноутбук на тумбочке.
И блестящее острие ножа, занесенное у меня над животом...
Я дернулась, откатилась, и нож с треском разорвал матрас. Но тут же поднялся вверх, точно маятник, готовый совершить новое, убийственное движение. Я оттолкнулась локтями, стараясь отползти от внезапной опасности, но шею сдавили цепкие пальцы, пригвоздив к кровати. Колени сжали чужие ноги, сковывая, лишая возможности двигаться.
Страх — не столько за себя, сколько за ребенка, сводил с ума. Жила молчала, кен не слушался — паника плохой помощник. И я почти беспомощно царапала руку нападавшего, стараясь отвлечь. Чтобы он вздрогнул. Расслабился. Отвлекся.
Но ему было плевать. Человек с ножом, чье лицо скрывала ночная сизая тьма, шептал.
Короткие, отрывистые слова, то ли на латыни, то ли на ином древнем языке. Занесенный над моим животом нож. Запах табака и алкоголя. Шершавые, крепкие пальцы на моем горле. И нестерпимый, сильный жар в районе груди — амулет раскалился, предупреждая об опасности.
Поздно. Он не спасет меня. Не поможет.
— Пожалуйста... — прохрипела я, презирая себя за беспомощность.
Человеку с ножом было все равно — он продолжал говорить. Лезвие клинка нервно подрагивало, и в нем отражались рассеянный свет, льющийся из окна.
А потом нападавший дернулся. Замолчал, выгнулся дугой, и его рванула с меня какая-то неведомая сила. Грубые пальцы царапнули кожу на шее, обладателя ножа ударило об стену, и он медленно сполз на пол.
Яркий свет ослепил, и я зажмурилась, инстинктивно отползая к спинке кровати. А через несколько мгновений чья-то ладонь коснулась руки, но осторожно, будто боясь напугать еще больше.
— Все хорошо, Полина. Уже все хорошо.
— Дэн? — Я раскрыла глаза, убеждаясь, что это действительно он. В руках у него был нож — блестящее острие, укрытая витыми узорами рукоять. Убийца, видимо, выронил, когда падал.
— Ритуальный клинок, — проследив за моим взглядом, пробурчал Дэн. — Плохой знак.
Я тяжело дышала и судорожно цеплялась за рукав его футболки. Кровь пульсировала в висках. От Дэна пахло дымом и жареным мясом — наверное, ужинал у сольвейгов. Ужинал, а затем пришел ко мне. Вовремя. Иначе я была бы мертва...
Телефон на тумбочке светился цифрами — полвторого.
— Извини, — словно прочтя мои мысли, смущенно сказал он. — Засиделся с Бартом.
— Ничего... — Я не могла оторвать взгляда от мужчины, в неестественной позе застывшего на полу. Немолод. Сутул. Недельная щетина покрыла лицо. Щеки ввалились, выделяя острые скулы. Из-под трикотажной майки на груди пробивались седые волосы. Из раны на затылке струилась кровь. Стекала по плинтусу на пол и расползалась неровной лужицей.
Охотник? Драугр? Хищный, позарившийся на кен сольвейга?
— Человек, — произнес Дэн и присел рядом. — Теперь уже мертвый. Знаешь его?
— Человек?
Люди не приходят к сольвейгам с ритуальными ножами. Людям ни к чему кен. Они живут человеческой жизнью, ходят на работу, по выходным — в клуб или боулинг, ездят в отпуск на моря и не ведают о первобытных силах, владеющих нами. А значит...
Я облизала сухие губы, пахнущие страхом и отчаянием. За окном успокаивающе шуршал дождь. Иногда гремело, но молнии ушли. Гроза стихала, успокаиваемая тихим шелестом капель о листву. Небо больше не гневалось.
Дэн сжал мое плечо.
— Кто знает о ребенке?
Я посмотрела на него недоуменно, а потом поняла. Отшатнулась, замотала головой. Хотела что-то сказать, но только и получалось открывать рот, словно я была рыбой, выброшенной на берег.
— Мальчик — наследник. Никогда нельзя забывать об этом, Полина.
— Я не... Я сама узнала сегодня... вчера. Барт сказал. Знает он, Люсия и ты.
— Возможно, кто-то еще. Целитель? Ты встречалась с кем-то за то время, пока живешь здесь?
Память судорожно швырялась обрывками воспоминаний. Вика. Мирослав. Глеб. Каждого я знала и каждому доверяла. И среди них не было ни одного целителя.
Помотала головой.
— Хорошо, мы выясним. Потом. Сейчас нужно позаботиться о теле.
— Позаботиться? — сдавленно спросила я, не в силах отвести взгляда от застывшего в неестественной позе незнакомого убийцы.
— Нельзя его здесь бросать. Нельзя идти в полицию. Люди не убивают хищных просто так. Придашь это огласке, тебе не позволят уехать. А тебе нужно уехать, иначе покушение повторится. Ты ведь понимаешь, что его скорее всего наняли?
Наняли? Чтобы убить меня? Но кто?
— И что мне... что мне делать, Дэн?
Боялась ли я? В тот момент вряд ли. Дикий страх перерос в отчаяние, отчаяние — в апатию. Соображалось плохо. Что произошло? Кто хотел меня убить? Связано ли это с сыном Эрика? Как мне уберечь ребенка?
— Не тебе — нам. — Дэн приподнял мой подбородок и посмотрел очень серьезно. Наверное, хотел достучаться. Наверное, в тот момент я выглядела жутко растерянной. Дикой.
Я слушала дождь. Смотрела на тело. На оформившуюся ярко-красную лужицу, постепенно темнеющую и становящуюся бордовой. На нож, лежащий на вспоротом матрасе.
И голос Дэна проникал в мой мозг сквозь ватную пелену застывших, как смола, мыслей.
— Ты не одна. Я позабочусь.
Глава 25. Неожиданные способности
Людям важна поддержка. Всегда. Особенно, когда они потеряны и не знают, что делать. В такие моменты они наиболее уязвимы. Слабы. Мягкотелы.
Я сидела и смотрела в одну точку — на дырку в матрасе, оставленную несостоявшимся оружием. Пахло дождем. Страхом. Кровью. И малиновым кондиционером для белья.
Дэн спрятал нож в задний карман джинсов. Поставил защиту на квартиру. Подошел к наверняка уже остывающему телу и поднял его. Выдохнул громко — скорее всего, мужчина был тяжелым. Хотя нет, не мужчина — труп. Человек, убитый хищным-одиночкой.
— Эй, Полина, слышишь меня?
Я медленно, словно сквозь толщу воды, которая мешала двигаться, повернула голову. Дэн держал убийцу на плече, словно мешок с картошкой, немного приседая под его весом. Волосы мертвеца слиплись от крови. Силуэт медленно расплывался, теряясь в толще воды — соленой и непрозрачной.
— Не реви! — жестко велел Дэн. — Не смей раскисать. Я поставил защиту, так что никто не войдет. Заброшу его куда-нибудь подальше в лес. А ты пока приберись тут, поняла?
Я машинально кивнула, стирая со щек жгучие слезы.
И он ушел.
К полу присыхала кровь, неестественно обтекая то место, где недавно лежал незнакомец.
Я встала. Нашла в ванной ведро и тряпку, налила воды, и пока она текла, смотрела на себя в зеркало. Цвета бледного воска кожа. Ввалившиеся щеки, темные провалы глаз. Радужка потемнела, зрачки расширены. Руки сжаты в кулаки и притянуты к груди. На шее бугрятся полосы от ногтей убийцы. Надо же, я даже не чувствую...
Вода была теплой. Ласкала кожу ладоней, когда я выжимала тряпку. Но отмыть все с первого раза так и не вышло. Кровь пахла сладко. Приторный запах вызывал тошноту, и я старалась не смотреть, когда оттирала красную, липкую субстанцию от пола. Не помогло.
Еле успела добежать до ванной, где меня вытошнило вчерашним ужином. Руки тряслись. Сердце отчаянно билось. За окном продолжал шелестеть дождь.
На балконе стало полегче. Я судорожно глотала наполненный влажной свежестью воздух и пыталась успокоиться. Гладила живот, словно могла таким образом успокоить малыша.
И думала, думала... О том, кому могла помешать моя жизнь или жизнь ребенка. О том, что делать дальше. О призрачных возможностях и неизбежных потерях. Свободы, в первую очередь.
