— Кровавая Рука прав, — сказала Чернион. — Год еще только начался, и чтобы превратить дождь в снег в Ист-Уолл, даже летом требуется немного времени.
— Да, снег коварен, как сердце брата-пса, — пробормотал Базел. Он вытянул шею, чтобы осмотреть склоны. — У нас здесь также нет многообещающего места для лагеря.
— Нет, — согласилась Чернион, оглядываясь по сторонам, затем указала мокрой рукой. — А как насчет тех деревьев? Мы могли бы укрыться под ними.
— Там очень скверный склон, — сказал Базел.
— Верно. Но если ты не увидишь чего-то лучшего, это, похоже, наш лучший шанс. Или ты предпочитаешь спать в канаве, Кровавая Рука?
— Думаю, все, что я сказал, это то, что к тем деревьям нелегко забраться, — мягко сказал Базел. — Нам лучше действовать медленно и осторожно.
— Тем больше причин начать, — с несчастным видом сказал Кенходэн. — До темноты осталось мало времени, и тогда у нас будут неприятности.
— Тогда следуйте за мной, — проворчал Базел, — но следите за опорой! У нас нет времени на то, чтобы отскребать себя от земли.
Подъем был не так уж плох, но и этого было достаточно. Даже Базелу и Венситу пришлось спешиться, и им пришлось вести лошадей. На самом деле, им не раз приходилось наваливаться всем телом на поводья лошадей, чтобы протащить их через особенно опасные места, но в конце концов все вскарабкались наверх до наступления темноты.
Деревья представляли собой смесь сучковатых дубов и вечнозеленых растений, и Кенходэн и Базел топорами нарубили жердей для грубого навеса, пока Чернион и волшебник ухаживали за лошадьми. Градани бросил срезанные шесты к ногам Венсита, затем нахмурился, когда Кенходэн устало опустился на грубый валун.
— Не валяй дурака, парень! У нас еще есть лошади и скакуны, которых нужно приютить.
— Может, прирезать?
— Если только ты не хочешь, чтобы Глэмхэндро возненавидел тебя утром.
— Хорошо. Хорошо! Я иду!
Кенходэн ворчал всю обратную дорогу к деревьям, а Чернион ухмыльнулась, когда топоры зазвенели еще раз. Они с волшебником вплетали срезанные ветки в каркас навеса, и она подняла глаза и увидела, что он улыбается ей.
Она тут же отвела взгляд, гадая, что его так развеселило. Затем она вспомнила свою собственную усмешку и внутренне напряглась от шока. Это было задание — не более того! Ей не было никакого дела до того, что ее спутники по следу были чем-то иным, кроме как мишенями! Она сурово взялась за дело и сосредоточилась на стоявшей перед ней задаче, чтобы под их руками образовался навес.
Базел и Кенходэн вернулись, чтобы построить второе, гораздо более просторное укрытие для лошадей и скакунов. Это, по крайней мере, обеспечило бы прикрытие сверху, но вряд ли обеспечило бы ту защиту, которую давала бы настоящая конюшня. Мокрые хлопья снега слизывались дождем, пока они работали, и градани покачал головой.
— Я надеюсь, что нас настиг легкий снегопад, парень.
— Насколько тяжелым он может быть? — спросил Кенходэн, поднимая одну руку и наблюдая, как хлопья тают на его ладони.
— Достаточно тяжелым. Совсем не жаль, совсем не жаль Ист-Уолл, и не один торговый караван был застигнут поздним снегопадом.
— Так далеко внизу?
— Что касается этого, то нет — но для мы же еще выше, не так ли? И убийцы будут рядом, если нам придется задержаться.
— Ты думаешь, тогда утром нам придется двигаться дальше?
— Если мы сможем, да, но это не значит, что мы сможем. Этот склон стал ненадежным после сильного дождя; завтра мы, скорее всего, обнаружим, что он покрыт льдом.
— Ну, если мы не можем спуститься с него, убийцы не смогут подняться.
— Да. Но если они хотят угадать, куда мы ушли, что помешает их лучникам сидеть там и поливать нас стрелами, как гусей, когда мы будем спускаться?
— Ничего, черт бы тебя побрал. Почему ты поднимаешь подобные вещи перед сном?
Базел усмехнулся и продолжил накрывать навес ветками, и Кенходэн присоединился к нему, его лицо было ледяным под дождем. Еще больше хлопьев падало, как мокрые призраки, и их дыхание густо клубилось по мере того, как температура падала.
— Ну вот, сейчас лучше! Правильно и плотно для наших друзей!
Они завели лошадей под грубую крышу, и никто из них, казалось, не был склонен бродить. Хорошо выезженные вьючные лошади и кобыла Чернион теснились рядом с Глэмхэндро, а Уолшарно и Бирчалка прикрывали всех четверых "меньших кузенов" своими телами. Кенходэн бросил пригоршни зерна на плоский камень и нахмурился.
— Три или четыре ночи такого питания израсходуют все зерно, Базел.
— Да, но как только спустимся с холма, мы окажемся не более чем в двух днях пути от Саут-Кип. Мы можем быть там после кормежки.
— Но сначала мы должны добраться туда, — указал Кенходэн.
— Цена приключений, парень! Пойдем посмотрим, не хотят ли эти двое бездельников разжечь для нас костер.
Но Венсит не разрешил огонь, и Базел принял его решение после недолгого обсуждения. Кенходэн печально вздохнул и прислонился к дереву, поддерживающему заднюю часть их хижины. Одеяла закрывали открытую сторону, и тепло их тел снимало худшую часть озноба, но все равно было холодно и мокро, когда он вытащил из рюкзака кусок вяленого мяса и безутешно принялся его грызть.
— Прекрасная погода, — добродушно прокомментировал Базел через мгновение.
— Ты можешь взять мою долю, — кисло проворчал Кенходэн.
— Спасибо, но моей собственной доли уже вполне достаточно. — Базел повернулся к Чернион. — Какие у тебя новости о погоде, Элрита?
— Я не уверена. — Чернион взмахнула ножом, которым отрезала сушеное мясо до приемлемых для жевания пропорций. — Ветер все еще дует с востока, так что он может пронести это мимо нас сегодня вечером. Но если он сместится на запад, снег может пойти отсюда и на юг, продолжая валить на нас.
— Увы! — Базел вздохнул. — Мне интересно, что такого я мог сделать, чтобы так расстроить Чемалку.
— Даже если он пройдет, он может засыпать дорогу, — задумчиво сказала Чернион, — а весенний снег может быть сильным.
— Ну, снег или нет, нам понадобится наблюдение, — зевнул Базел, — так что я дежурю первым.
— Я возьму второе дежурство, — предложил Кенходэн.
— Достаточно хорошо. — Базел снова надел пончо и поднялся, проверяя свой меч. — Лучше держи свою сталь при себе сегодня вечером. Я почувствовал какой-то неприятный запах.
— Что? Помимо погоды, то есть? — спросил Венсит.
— Что касается этого, я думаю, что волшебник у нас ты. — Базел пожал плечами. — Когда Томанак даст мне второе зрение, ты будешь первым, кто узнает.
— Большое спасибо, — проворчал Венсит, складывая свое влажное пончо на ветки.
Базел ухмыльнулся и исчез в густеющем снегу. Кенходэн тоже услышал мягкий скрип и покорно вздохнул, завернувшись в свои одеяла и держа меч под рукой.
Чернион обернула одеяло вокруг плеч и положила меч так, чтобы до него было легко дотянуться. Она уважала инстинкты Кровавой Руки, но она также знала — в отличие от него, — что со стороны Гильдии не было никакой угрозы. Это означало, что это должно быть что-то другое. Может ли это быть Вулфра?
Это был глупая клиентка, которая затесалась в операции Гильдии, но, похоже, Вулфра сделала это, и всех этих разговоров о посылке смертельных заклинаний по каналу ловушки было достаточно, чтобы заставить любого почувствовать себя неловко. И все же Чернион не хватало информации для разумных выводов или планирования, поэтому она безжалостно подавила свои страхи и быстро погрузилась в сон.
Кенходэн уже спал урывками, но Венсит не спал, его горящие глаза сверкали в темноте. Он прислушался к ночи и мокрому снегу, затем плотнее завернулся в одеяла. Его глаза задумчиво прищурились. Затем они закрылись, и его лицо расслабилось.
* * *
Вулфра с сомнением посмотрела на свои записи. Заклинание было не совсем вне ее власти, но всегда был риск, когда искусство доводилось до предела. Для этого заклинания это было особенно верно, но шанс одновременно убить своего врага и достичь таких разреженных высот при поддержке своего спонсора был слишком убедительным, чтобы отказаться.
Она изучала свое устройство в круглой области заклинаний, которая занимала половину верхней части главной башни. В центре стояла металлическая жаровня, железо которой поблескивало от небольших вспомогательных заклинаний, уже хранящихся в ней, и маленький стакан с густой кровью, последний подарок трех ее пленников-цыган.
Она предпочла бы работать при дневном свете, но более могущественные части темного искусства имели сродство с ночью. По своей природе темное искусство полагалось на короткие пути, недоступные белым волшебникам (как представлено ее флаконом с кровью), но были и другие соображения. Низкий энергетический уровень ночи был пригоден для некоторых самых темных манипуляций, и ей также нужна была темнота, чтобы скрыть природу своего призыва. Мало того, что то, что она планировала, уже включало акт убийства, но оно было разработано для совершения еще большего количества убийств — не говоря уже об измене некоторым древним договорам.
Она глубоко вздохнула и расслабилась, настраивая свой разум на извилистые линии заклинания. Она должна была точно произносить каждое слово, чтобы использовать фонетику, которая открывала ту часть волшебной палочки, к которой осмеливались прикасаться волшебники, и это заклинание находилось в опасной близости от источника дикого волшебства, который не могла контролировать ни одна волшебница. Если бы она допустила малейший промах, дикое волшебство попыталось бы проникнуть в нее, а ей не хватало таланта контролировать его. Это уничтожило бы ее в мгновение ока.
Она еще раз мысленно пробежалась по заклинанию, и многолетняя дисциплина пришла ей на помощь. Ее нервы сдали, и пришло время.
Она взмахнула растопыренными пальцами, бросая что-то невещественное в жаровню, и красное пламя взметнулось, искры заплясали на его гребне. Она подошла ближе, держа в правой руке скульптуру с черными крыльями, а в левой — стакан с кровью. Она поднесла скульптуру к краю пламени, и воск начал меняться.
Жесткий красный свет освещал ее лицо, когда ее губы двигались, тщательно выговаривая каждое слово. Сила поднималась вокруг нее, окутывая все плотнее с каждой фразой, и статуэтка становилась тяжелой, оттягивая ее руку, гудя от накопленной энергии, по мере того как ее поверхность становилась все горячее и горячее. К концу первой песни Вулфра была запечатана в пустом сердце мистического урагана.
Она на мгновение заколебалась, когда пламя жаровни взметнулось вверх, пронзая ночное небо. Сама сила, которую она призвала, была пугающей, но ее колебания были недолгими, и она подняла стакан с девственной кровью и вылила его на гудящую, наполовину расплавленную скульптуру. Человеческая кровь смешивалась с воском, дымилась, меняя его — наполняя ужасным присутствием смерти. Губы Вулфры сжались, и она швырнула извивающуюся статуэтку в сердце жаровни и произнесла три слова силы в безмолвную ночь.
Скульптура закричала, когда ее охватило пламя. Всего на мгновение вся крепость содрогнулась от этого крика, и Вулфра застыла в экстатическом ужасе, когда черная стрела колдовства появилась из пустого воздуха. Она погрузилась в вздымающееся пламя вслед за извивающимся телом, и из жаровни вырвался яркий веер. Вспышка испепелила все в радиусе двадцати футов — за исключением Вулфры и ее записей. Угрюмый красный столб лизнул ее, и ее глаза заболели от его ярости. Он был высотой с крепость, в два раза выше, и его сияние окрашивало облака и стекало обратно, как свернувшаяся кровь.
Настороженные глаза в коттеджах за пределами замка расширились от ужаса, когда стены и башни вырисовывались черными на фоне багрового прилива. Губы бормотали молитвы, а руки творили знаки против зла... и все же сияние росло, достигнув, наконец, высоты в полторы тысячи футов над крепостью, пока огненный шар не вырвался из его вершины и не устремился в небеса, освещая небо, как сердитый рассвет.
А потом пламя погасло. Столб света исчез в саже, дыму и запахе горящей крови, и Вулфра содрогнулась в экстатическом порыве силы, обхватив себя руками и прислонившись к зубцам стены. Ее грудь вздымалась от ликования, и она устремила взгляд на северо-восток, чтобы увидеть, как холмы Скарту поглощают ее огонь. Заклинание было произнесено, и хорошо произнесено; она была уверена. Вызов был установлен, и она должна ждать ответа и надеяться, что ее контрольные заклинания были установлены так же хорошо.
Она позволила себе натянуто улыбнуться, потому что была уверена, что ее заклинания удержат ее нового слугу — такого слугу, какого не знал ни один волшебник со времен Падения! Она крепко обняла свой триумф и не заметила холодного ночного ветерка.
* * *
Далеко на севере пылающие глаза Венсита на мгновение открылись и остановились на ветвях, которые загораживали ему вид на юг. Он не пошевелился, и выражение его лица не изменилось. Через мгновение его глаза снова закрылись.
* * *
Кенходэн зевнул и неохотно проснулся. Его глаза были сухими и покрытыми песком, и холод, казалось, сковал его кости, когда он приподнялся на локтях и приподнял угол дверного одеяла в белом, безмолвном мире.
Он с отвращением покачал головой, когда с оловянного неба с шелестом посыпались свежие белые перья. Он знал, что это будет выглядеть так, когда ложился спать, но подтверждение оказалось холоднее, чем он надеялся. Он завернулся в одеяло, как в плащ, и вышел навстречу утру.
Густая белизна окутывала каждую поверхность, кое-где испещренную отпечатками обуви. После него и Базела оставались просто ямы, но у Чернион они были глубокими и четкими. Она стояла спиной к навесу, но скрип его сапог заставил ее повернуться к нему лицом. Ее дыхание смешивалось с падающим снегом, и белые хлопья серебрили ее зеленый берет. Она улыбнулась, и ее зубы и глаза блеснули на раскрасневшемся от мороза лице.
— Доброе утро, — сказал Кенходэн, почесывая заросшую щетиной челюсть.
Он подумал о том, чтобы побриться холодной водой, но с содроганием отбросил эту мысль. В такое утро было трудно не позавидовать тому факту, что у градани не было волос на лице. Базелу никогда не приходилось сталкиваться с холодной сталью и ледяной водой на мрачном снежном рассвете. И теперь, когда он подумал об этом, в данных обстоятельствах такая борода, как у Венсита, имела определенную привлекательность.
— Приветствую, — ответила Чернион. — Мне не нравится снег, Кенходэн.
— Мне тоже. — Он сунул сапог в сугроб, и лед заскользил у него под каблуком. — Думаешь, он будет падать весь день?
— Это то, чего я боюсь, — кивнула она. — Ветер стих, не сдвинув его с места, и я думаю, что хлопья стали больше. К завтрашнему дню снег может стать вдвое глубже.
— По крайней мере, мокрый снег прекратился.
— Что очень мало утешает, когда под ногами уже лед.
— Верно. — Он оглядел белую пустыню и пожал плечами. — Полагаю, мне лучше разбудить остальных.
— Минутку, Кенходэн.
Ее быстрые слова остановили его, и он взглянул на нее, приподняв брови. Она заколебалась, когда он встал, как высокий широкоплечий призрак на снегу. Ее инстинкт подсказывал ей выудить информацию, пока он был с ней наедине, но стоит ли ей рисковать? Мелькающие мысли оценили риск и возможности и приняли решение.
