— Остальные?
— Александром кличут.
— Вам сколько, извините, лет?
— Девятнадцать. Скоро.
— И не просите. Ишь умники,— Сашка шёл по тропе вверх. Двое ребят вслед ему.
— Просят-то хоть что?— Кириллов посмотрел на Игната.
— В деле хотят участвовать,— ответил Игнат.
— А он, стало быть, не берёт.
— Почему? Берёт. Большего хотят,— Игнат усмехнулся и обратился к подошедшим:— Что, вкусили?
— Сказал — ждите,— ответил меньший росточком.
— А вы хотели сразу?— Игнат посмотрел на небо.— Надо собираться, не ровен час — заметёт.
— Так, Игнат,— сказал вернувшийся Сашка.— Вот документы на него. В Непал въедешь — спалишь. Вот деньги. Оплатишь там счет, какой — знаешь?
— Знаю,— кивнул Игнат.
— За него,— Сашка показал на Кириллова.— Лично.
— Мне потом что?
— Сдашь консулу американскому в руки, возьмёшь всё, что есть. Этих двоих прихватишь, и через шесть дней жду всех в Сугре. Караван не ждать.
— Там войска дней уж как пять,— проинформировал Игнат.
Сашка достал из сапога конверт, протянул Игнату со словами:
— Передай старику в Тончё. Давай. Трогайте.
Все взгромоздились на лошадей и медленно поехали по вьющейся вниз тропе.
Уже в потёмках въехали в небольшой, на двадцать сакль, аул. Часовой что-то крикнул, Игнат ответил.
— Придётся ждать. Сидите на лошади, не слезайте,— сказал он Кириллову.
— Есть неувязка?— спросил Кириллов, видя, что двое ребят вынули из чехлов винтовки.
— Главного нет. На охоту вдруг ушёл. Я ему за проход туда-сюда оплатил. Тот, что вместо него остался, ещё просит. Сейчас придёт, выясним.
— Напасть могут?
— И это могут.
В полутьме появился силуэт. Минут пять шёл разговор. После чего Игнат сказал:
— Поехали другим путём. Не пускает, сука.
— Игнат,— обратился один из подъехавших ребят.— Застрели ты его.
— Не влезать. Не ваше козлячье дело. Придержите языки,— и после этого он крикнул что-то уходящей тени.
— В объезд далеко?— спросил Кириллов.
— Километров двадцать будет, вокруг. И выйдем с той стороны аула, в двух верстах.
— Однако,— привстав в стременах и растирая задницу, сказал Кириллов.
— Давайте, ставьте палатку. Вон там, на площадке,— Игнат указал на косогорчик.— Будем ночевать.
Раскинули палатку и привязали лошадей. Игнат назначил дежурных в очерёдность. Ночь прошла тихо. Когда забрезжил рассвет, спящих разбудил один из дежуривших молодых ребят. Собрали палатку, уложились и, когда трогались, из предрассветного мглистого тумана выехала лошадь.
— Что морды развернули?— раздался Сашкин голос.
— Али вместо Хобулло, знать, говорит, ничего не хочу. Плати и всё тут, — ответил Игнат.
— В объезд тоже не пустил?
— Говорит, я там тоже охрану поставил.
— Хобулло где?
— Вчера утром был. Этот говорит — на охоте.
Сашка кликнул часового. Тот подошёл. Минут десять спустя появился Али. Увидев Сашку, стал махать руками и что-то кричать.
— Игнат. Веди через старый перевал,— сказал Сашка.
— А ты?
— Коня тоже возьми,— Сашка спешился.— Убью гада, догоню. Надоел он мне. Кончилось терпение. Лежать ему в могиле.
— У него тут человек сорок,— предупредил Игнат.
— Хоть тысяча,— Сашка передал узду.— Давай гони,— и хлопнул коня по крупу.
Минут через двадцать раздались одиночные выстрелы и, в ответ, короткие очереди из автоматов. Быстро всё стихло. Ехали молча. Каждый думал о своём, когда навстречу выехали человек десять вооружённых людей. Игнат поехал вперёд, коротко бросив что-то ребятам, те встали и вынули винтовки. Переговорив, Игнат вернулся, всадники, поздоровавшись, проследовали мимо в сторону аула.
— Жадность губит людей, качая головой,— сказал Игнат.— Это племенные боевики. Али ограбил их караван.
— Будет резня?— спросил Кириллов.
— Нет. Если ещё жив, отрежут голову. А нет — заберут своё и уедут.
— Вы так спокойно об этом говорите?
— Нет повода для беспокойства.
— Так ведь Александр ваш может там погибнуть.
— Боевики Али в него стрелять не станут. Равносильно смерти. Сашка здесь уважаем всеми — от мальца до старца. Али его оскорбил при людях. Будут драться вдвоём.
— Так ведь несколько автоматов было слышно?
— Было. Может, кто Али и поддержал, как знать? Но последний выстрел был из пистолета. Сашкин.
— На слух берёте?
— Ага. Его "Токарев".
— Может и не его?
— Его. Это без сомнений. Таких больше нет. Здесь, по крайней мере. Сам пистолет не железный и патроны особые. Звук очень характерный.
— Керамика?
— Нет. Из чего не знаю, но не железный — точно. Только высшие имеют такие.
— А высших много?
— Всего?
— Да.
— Один.
— Он?
— Много.
— А говорите один.
— Потому и один, что много.
— Это как?
— Раком. Вопрос этот осветить не могу. Нельзя. Табу.
— Вы давно его знаете?
— Сашку, что ль?
— Его.
— Давно. Лет двенадцать. Что, интересуетесь?
— Если не секрет.
— Это — нет. Я из детского дома. Сирота. Он меня взял.
— Так он сам молод.
— А он бумаг не оформлял.
— Украл, что ли?
— Детей красть нехорошо. Купил.
— Как купил?
— Так и купил. Вы что думаете — непродажный товар — дети?
— Их тоже?— Кириллов показал на ребят, едущих впереди.
— Одного — да. Второго просто на улице нашли. Брошенный.
— Вас за сколько?
— Тысяча.
— Долларов?
— Зачем? Рублей.
— Значит, вы русский?
— Был. По рождению. Может быть.
— Почему — может быть?
— Там, где папа и мама — прочерк. Чей — как найти? Нет, найти-то можно, если живы, но желания такого нет. Они мне до задницы, кто они и что.
— И не хотите узнать?
— А зачем? Мне что, от этого легче станет, коль мне на грудь какая-нибудь пьянь упадёт, пуская слезу?
— По-разному бывает.
— Всяко бывает, спору нет. Но чтобы дети в Союзе у хороших родителей терялись — я не слышал.
— Это верно,— согласился Кириллов.
— Ага. Вон Сашка догоняет. Вы боялись. Его убить почти невозможно,— всадник приближался.
— Заговоренный?— поинтересовался Кириллов.
— Больше чем.
— Игнат,— сказал подъехавший Сашка.— На развилке поедешь вверх и вправо. Там проводник будет ждать, проведёт коротким путём. Дашь ему моего коня.
— Убил?— спросил Игнат.
— Нет. Ранил в обе руки. Племенные подъехали как раз, и следом — Хобулло. Он караван ограбил на Файзабад. При мне его казнили. Вот плата твоя за проход,— Сашка подал мешочек.— Проводнику отдашь. Ещё дашь ему лекарство, у него жена вторая болеет, название у него в записке.
— Хорошо.
— Всё, Антонович. Больше приключений не будет. Бывайте,— и Сашка повернул назад.
— Вот так просто. Подъехали и казнили. Варвары,— высказал свою мысль вслух Кириллов.
— Закон превыше всего. Караван трогать — смерть. Торговый ведь. Они в войне не участвуют, снабжают. Всё доставляют — от продовольствия до боеприпасов. Горы не очень кормят. Голодным не навоюешь, все это знают, никто к торговым не прикасается.
— Платят им чем?
— У кого что есть. Драгоценные камни, минералы, серебро, травы, шерсть, изделия из неё: ковры, шапки, подстилки, бурки.
— А если нечем платить?
— И такое случается. Война ведь. Пишут договора на возврат через год-два с процентами, закладывают землю, реликвии иногда, дают от племени крепких мужиков в отработку, на время.
— Во временное рабство?
— Они ведь советом решают — кому идти. Отпускают только добровольцев. Жрать-то надо. Великий поэт Сейфи, родом из этих мест, тоже когда-то работал в отработке, весь мир окружающий за десять лет объездил, все языки местных народов изучил, стал великим мыслителем и просветителем с мировым именем.
— Дикость.
— Не дикость. Необходимость. Прошлой осенью во время землетрясения гора съехала, точнее сель. Два аула начисто смело. Но людей успели вывести. Погибло, правда, тоже немало. Нищие остались. Даже враги заклятые помощь прислали. Все дали что могли. За три недели обновились, зима уж стучала, не успей — все бы зимой погибли.
— Враги-то зачем?
— Война войной, а стихия каждого может ударить. И если случается — война всегда вторична.
— Вы тоже помогаете?
— Конечно. Чем можем. Чаще на равных правах. Торговых. Но и так бывает, даём без возврата. Аулы, когда снесло — караван свой наладили: тёплые вещи, продукты, медикаменты, утварь всякую. Палатки. Как иначе?
— Так ведь вы не местные. Зачем вам корячиться?
— Это с вашей колокольни так. Да, мы здесь не живём, но часто бываем, обмены торговые делаем и прочее. Вон — рудник открыли, серебро плавят, изделия мастера делают, есть работа — есть пища.
— Ваш рудник, что ли?
— Нет. На территории одного из племён. Их земля, их и богатство. Сашка уже лет пять как нашёл, вообще-то здесь много есть чего, но война не даёт осваивать. В нескольких местах кустарно добывают, а рудник механизированный — один. У них с Сашкой Договор. Война идёт, а они — несмотря, ни на что, условия соблюдают. Он берёт металл, продаёт, деньги вкладывает в другое дело, им проценты идут, они с ним процентами и рассчитываются.
— Так ведь их обмануть можно?
— Можно, конечно. Но не принято. Всё честно. За это его и уважают, и доверяют, он в нескольких племенах, в своих теперь уже, принят был в совет. А это здесь самая высшая мера доверия.
— Взяли и имени не спросили?
— Как тебя звать — здесь не спрашивают. На человека смотрят и на поведение его. Дело и жизнь — главное.
— Рудник, говоришь, пустил, а война не мешает?
— Мешает, конечно. Но воюют-то не все. Ближе к большим городам, в основном. В горах много не навоюешь. Специфика особая. Любая тактика и стратегия здесь разбиваются напрочь. Никто не сможет тут у них выиграть. Македонский на что был вояка — и тот облажался, англичане еле ноги унесли. Сила духа, смелость, выносливость, точность выстрела — вот что здесь играет роль, а всё остальное не в счёт. Тут жить надо, родиться, точнее, чтобы себя нормально чувствовать.
— Да. Воздуха не хватает. Это точно. А ракеты, авиация?
— Сила огромная, спору нет. Бомбить аулы мирные в горах за то, что они жили, живут и хотят жить по-своему, большого ума не надо. Военных объектов-то нет. У них винтовка, автомат да голова — вот и весь арсенал, а поди с ними посостязайся. Кровью умоют.
— Александр-то как к ним в доверие вошёл?
— Просто. Знает диалекты, на которых племена говорят. Раз. Потом — обычаи и веру. Два. Пришёл в совет и сказал: так и так, давайте дело делать, войны рано или поздно кончаются. Три. Посовещались и говорят: хорошо. Они своё слово дали, он — своё. Они своего не нарушили, он — своего. На том и держится эта связка. А так — ни они ему, ни он им, в принципе, не нужны, вроде. Но дело (а в нём люди видны, и он специалист ещё тот) свело их вместе, по его, правда, желанию, но не грабительскому, как прежние тут хотели. Если сейчас народную власть установить по образу и подобию советскому, они все нищие будут и с голода сдохнут. И рудник этот будет работать на того, кто в Кабуле в кресле золоченном сидит, а им кукиш. Кто на это пойдёт?
— Они и налоги не платят?
— Кому?
— Кому-нибудь?
— Все сдают в племенной совет. Сколько есть, всё на общее дело ложат. Построить ли что, купить ли. Но никто себе из этих средств не берёт. У каждого свой доход личный есть. Зачем в общую кассу руки запускать? А больше никому ничего не платят. Здесь советская, да и западные, системы работать не могут.
— Только с ним дела ведут?
— Нет. Со многими. По руднику — только с ним. Он нашёл месторождение, он вскрывал, он оборудовал, добыча по его проекту делается. И условий таких, как он, никто предложить не смог бы — это от многих причин зависит.
— Война?
— Не только. Район горный. Доставить хоть что-то сложно. Оборудование горное тяжёлое, как правило, а здесь тропы, человек не всегда пройдёт — пролезет, дороги строить — никаких денег не хватит. А потом незачем только из-за доставки оборудования — овчинка выделки не стоит. А он припёр.
— Как?
— Не знаю. Его секрет. Боевые действия тоже помеха немалая. Бомбила авиация один раз. Но он деньги получил с бомбометателей сполна, новое закупил и припёр вторично, и с тех пор авиация мимо летает, и советские и правительственные — стороной обходят.
— Договорился?
— Силой. Наши боевики стекались отовсюду. В Кабуле так прижали, что впору было власть менять. Но без потерь вся операция прошла. И деньги вернули, и извинились. Так.
— А не вернули бы, что сделал?
— Думаю, закрыл бы клапан вашему контингенту, да и в Союзе все военные аэропорты накрыл бы.
— Разве возможно?
— Для наших — запросто.
— Своих же убивать пришлось бы?
— Почему?
— Так сбивать же надо.
— Самолёты, вертолёты?
— Ну да.
— Проще вывести из строя, но на земле. Причём, и здесь и там. В Союзе, то есть.
— Здесь-то ясно. А там, каким способом?
— Диверсионным.
— Поймают ведь?
— Могут. Кто говорит, что нет. Потому и вернули, зная, что он это сделает. Ведь в Союзе разрушить — плёвое дело. Железка, мосты, энерголинии, газонефтепроводы почти без охранного контроля. Двое за неделю всю страну на грань краха поставят. Те, что здесь бомбили, сочли за благо не переносить войну в Союз. Им бы там головы оторвали за это.
— Вот этим он их и прижал. Так мне сдаётся.
— Возможно. Это его секреты. Этими тонкостями он ни с кем не делится.
— Сильный он человек?
— В смысле?
