Советник нахмурился.
— Думаю, в случае его пребывания в Малагории нам будет сложнее договориться с Советом.
— Ну… или легче, учитывая, что наш друг способен взять под контроль кого угодно, — усмехнулся Бэстифар, вновь похлопав Фатдира по плечу. — Не переживай так раньше времени. Уверяю тебя, перспективы не так уж плохи. Когда придет нужный момент, мы сумеем понять, какую монету нам следует разменивать и какой стороной ее повернуть.
— Что ж, пусть тогда один из нас мыслит более оптимистично, а другой будет готовиться к худшему раскладу.
— О, боги, — закатил глаза аркал. — Я живу в царстве пессимистов!
На этом туманном согласии малагорский царь указал первому советнику на дверь и предпочел закончить разговор.
* * *
Вечером того же дня Бэстифар с нетерпением дожидался окончания цирковой репетиции. Он давно не присутствовал на этих мероприятиях, хотя прежде, когда представлениями заведовал Мальстен, он с радостью находился на одном из зрительских мест, периодически высказывая свои пожелания и наблюдая за тем, как зрелище, придуманное искуснейшим кукловодом, меняется на глазах. С приходом же к работе Дезмонда Бэстифар начал стремительно терять интерес к репетициям, ибо представления являли собою полную их копию. При Мальстене номера были текучими и могли измениться прямо в процессе. Ему всецело доверялись артисты и музыканты, и у каждого захватывало дух от того, насколько легко и естественно беглый анкордский кукловод вплетает в каждый элемент все новые и новые оттенки. Пожалуй, это действительно был исключительный талант одного конкретного кукольника, который присутствовал далеко не у каждого представителя его вида.
Однако сегодня Бэстифар не желал думать об утраченной самобытности малагорского цирка. Сегодня его интересовал определенный член труппы, и именно его талант сейчас требовался аркалу, как никакой другой.
Дождавшись, пока Левент покинет арену, Бэстифар вынырнул из-за кулисы и ухватил распорядителя под локоть.
— Ты-то мне и нужен, мой дорогой друг, — с лучезарной улыбкой произнес он.
— Мой царь! — изумленно воскликнул Левент, замерев и почтительно поклонившись.
— Полно, полно, — отмахнулся аркал. — Сейчас мне совершенно не нужны расшаркивания. Мне нужен твой талант.
Следуя за правителем Малагории к дворцу, цирковой распорядитель непонимающе хмурился.
— Вы… хотите поговорить со мной о моей части представления?
Бэстифар усмехнулся: Левент всегда относился к своей работе с большой серьезностью, и каждое слово аркала — даже до того, как он занял трон — воспринимал с трепетом и концентрировал на этом все свое внимание.
— Не совсем, — качнул головой Бэстифар. — В этой части у меня к тебе нет никаких нареканий или даже советов. Но мне прекрасно известно, что ты не только талантливейший распорядитель, но и гений перевоплощений. Твое умение гримировать артистов не знает равных во всей Малагории. И именно это искусство мне от тебя нужно.
Левент с готовностью подобрался.
Искусство перевоплощения действительно было его сильной стороной. При должном старании он мог изменить человека до неузнаваемости, мог изготовить лицевые накладки — такие, что их было не отличить от настоящий кожи. Образы, созданные Левентом для представлений малагорского цирка, были потрясающими.
— Пойдем со мной, дорогой друг, я хочу, чтобы ты подробно посмотрел на лицо, которое тебе потребуется для меня сотворить. А потом я назову тебе того, кто необходим мне для реализации этой затеи.
— Вы хотите… чтобы я загримировал кого-то под другого человека к будущему представлению?
— К очень важному представлению, дорогой друг. Работа предстоит детальная и трудная, но я уверен, что никто не справится с нею, кроме тебя. Я жду от тебя не просто искусства перевоплощения, Левент. Я жду от тебя почти магии. И сейчас я покажу тебе, с кем ты будешь ее творить.
* * *
Сонный лес, Карринг
Шестой день Мезона, год 1489 с.д.п.
На шестой день Мезона Бенедикт и Киллиан достигли Сонного леса, и до деревни Ланкарта, обозначенной на карте Карлом Бриггером, оставалось около полутора дней пути. По дороге не было больше ни одного поселения — Сонный лес был опасен и гостей не жаловал. Насколько Колер знал из записей Культа, на этом участке иные существа попадались весьма часто, и где-то в этом лесу даже было отмечено одно болото дьюгара, которое обошел бы стороной любой путник с зачатками здравого смысла. Благо, на пути двух странствующих жрецов это болото не попадалось. Хватило им и того болота, что встретилось пару дней назад с обитательницей не более дружелюбной, чем дьюгар.
Встреча со спарэгой не прошла даром для здоровья Киллиана Харта. Схватка с болотной ведьмой в объятиях непогоды существенно ухудшила его состояние, а усугубило положение то, что теперь юный жрец остался без лекарственной настойки кронского лекаря, и болезнь, успевшая ненадолго отступить, пробудилась под холодным осенним ливнем и принялась атаковать его с новой силой.
На пятый день Мезона Киллиан мужественно держался в седле, хотя дышал он явно не без труда, и приступы сухого кашля теперь одолевали его заметно чаще, чем день тому назад. К вечеру силы покинули его, и до привала он добрался на одном лишь энтузиазме, запала которого — Бенедикт знал — хватит ненадолго. В ту ночь он предложил ученику лечь спать первым и решил не будить его до самого утра. Едва коснувшись настила, Киллиан провалился в глубокий сон и почти не шевелился, и если бы не тяжелое свистящее дыхание, Бенедикт мог бы несколько раз подумать, что его ученик отправился на Суд Богов раньше времени.
По крайней мере, в кошмарах ученик той ночью не метался, и одно это Колер уже счел хорошей новостью, понадеявшись, что после отдыха Харт наберется сил, чтобы добраться до пункта назначения. Наутро Бенедикт с добродушной усмешкой сообщил Киллиану, что позволил ему проспать всю ночь и милосердно не заставил караулить, в ответ на что ожидал услышать пререкания и пояснения в виде «это — первое, это — второе» с подробной аргументацией, почему так не следовало делать. Однако вместо споров и негодования услышал лишь сдержанное «спасибо», после чего всерьез озаботился состоянием ученика.
Киллиан сильно осунулся буквально за день, под глазами пролегли темные круги, а недавняя рана пересекала бледную щеку неровно заштопанной болезненной алой полосой.
За весь день он не проронил ни слова, держался в седле твердо, но, похоже, считал минуты до привала. Бенедикт не удивился бы, если б про себя ученик и вправду вел подсчет. Разговорить его Колер не пытался, понимая, что тратить силы на болтовню ученику сейчас не стоит.
То и дело в голове Бенедикта проносились опасения, высказанные Карлом Бриггером. Стоило ли, в самом деле, брать Киллиана в эту поездку? А ведь не окажись он рядом во время сражения со спарэгой, Бенедикт вряд ли справился бы один. Болотная ведьма могла запросто положить конец и малагорской операции, и поимке Мальстена Ормонта, и самому великому палачу Арреды, если бы не любознательный молодой человек, который когда-то изучал литературу по различным видам иных существ…
«Но что же он сам?» — не переставал думать Бенедикт. — «Дотянет ли он хотя бы до деревни Ланкарта?»
Ответов не было, оставалось только ждать.
Воистину, Бенедикт Колер давно не помнил за собой привычки уповать на богов, но сейчас был готов искренне взмолиться Тарт, чтобы болезнь не сломила Киллиана окончательно. Однако, похоже, богиня удачи оказалась глуха к просьбам великого палача Арреды, судя по тому, как часто на молчаливого ученика нападал сухой надсадный кашель.
«Проклятье! И ведь даже в какой-нибудь попутной деревне у знахарки его не оставишь, чтобы подлечился!» — скрипел зубами Бенедикт.
— Мы можем сделать привал, — осторожно обратился он к ученику.
— Из-за меня? — отстраненно поинтересовался Киллиан. Бенедикт тяжело вздохнул.
— Глупо отрицать очевидное. Не хорохорься только: если тебе плохо, мы можем передохнуть.
— Пока лучше не надо.
— Харт! — раздраженно окликнул Колер, со злостью сжав поводья. Конь под ним недовольно фыркнул.
— Я серьезно, — тем же отстраненным голосом отозвался молодой человек. Он повернул голову и взглянул на наставника болезненно поблескивающими глазами. — Это не упрямство, Бенедикт, это расчет. Частые и короткие привалы хуже редких и длительных. Если мы будем часто останавливаться, в какой-то момент я не поднимусь.
Колер сжал губы в тонкую линию и понимающе кивнул. Больше за тот день он не пытался указывать ученику, когда останавливаться, решив, что Киллиану действительно виднее, сколько он сможет проехать. Возможно, ему все же хватит сил на небольшую оставшуюся дорогу?
На седьмой день Мезона стало понятно, что добраться до колдуна в сносном состоянии у ученика не выйдет. Всю ночь у него держался сильный жар, который не спал и к утру. Киллиан с трудом поднялся и заставил себя тронуться в путь, взгляд у него был почти стеклянный, хотя он и пытался концентрироваться на дороге. Через три часа он зашелся долгим кашлем и сам попросил о том, чтобы устроить привал.
Бенедикт спешился тут же.
Харт нашел высокое дерево, добрался до него шаткой походной, дыша при этом громко и тяжело. Дыхание с пугающим свистом вырывалось из его груди. Прислонившись к стволу, он буквально съехал по нему на землю и устало уронил руки на колени. По лицу струился пот.
— С ним было так же… — тихо проговорил Киллиан, прикрыв глаза.
— С кем? — Колер внимательно посмотрел на ученика, пытаясь оценить его состояние. Он поднес ему флягу с водой, однако Киллиан не обратил на это внимания и не открыл глаза.
— С моим отцом. Мать рассказывала… те же симптомы. Она называла смерть отца платой за мое исцеление в детстве…. Но, по мне, это имеет отношение только к наследственности, и никоим образом не связано с божественной волей…
Губы Киллиана едва заметно дернулись в подобии усмешки, которая тут же испарилась: все силы ушли на то, чтобы сдержать новый приступ сухого кашля.
— Нужно потерпеть еще совсем немного. Часа четыре… и мы доберемся. Держись, — Бенедикт пытался говорить с учеником строго, вспоминая о том, что такой тон мобилизует его и заставляет собраться. Однако последнее слово произнес с заметной ноткой беспокойства, которую не смог замаскировать.
Киллиан не ответил. Через несколько секунд Бенедикт понял, что ученик провалился в сон, и решил дать ему хотя бы час передохнуть. Как знать, может, он сумеет набраться сил и продержаться до деревни?
Примерно через полчаса Харт очнулся и многозначительно посмотрел на погрузившегося в свои мысли наставника.
— Вы должны идти, — произнес он, облизав пересохшие губы.
— Пойдем, когда чуть придешь в себя. Время терпит, — качнул головой Бенедикт, тут же посмотрев на ученика, который не стал выглядеть и на толику лучше.
— Нет, — выдохнул Харт. — Вы должны. Я… не смогу. Останусь тут на какое-то время, а после попытаюсь добраться до ближайшего отделения Культа.
— Ты, верно, бредишь! — брови Бенедикта изумленно приподнялись.
— Нет, — качнул головой молодой человек. Взгляд его оставался серьезным и осмысленным. — Я вас задерживаю. И не исключено, что по дороге окончательно превращусь в обузу. Мы оба это знаем. Кажется, я ошибся в собственных силах. Никак не учел возможность стычки со спарэгой… если б знать заранее!.. Но такого не предугадаешь. Мне не дойти, а вы должны двигаться дальше. Я попытаюсь… связаться с вами из отделения. Возможно, доберусь до Фрэнлина или…
Бенедикт распрямился и возвысился над учеником.
— Хватит, — требовательно произнес он. — Поднимайся, отправляемся сейчас, пока у тебя есть силы на этот дурацкий спор.
— Отбросьте сентиментальность, жрец Колер, — в тон наставнику отозвался ученик, заставив глаза Бенедикта изумленно округлиться, — и прекратите со мной возиться. У вас есть миссия, и она первостепенна. Тянуть за собой балласт в нее не входит, и вы это знаете.
Кулак старшего жреца напряженно сжался.
— И двинуть бы тебе за это, — процедил он сквозь плотно стиснутые зубы. — Вставай! И соберись! Я знаю, что ты это можешь! А еще я знаю, что ни до какого отделения Культа тебе не добраться в одиночку. Ближайшее будет во Фрэнлине, до него в твоем темпе около двух дней пути, и мы оба понимаем, что ты это не осилишь. До деревни Ланкарта несколько часов, и это — реально. Некромант разбирается в медицине не хуже любого лекаря, а то и лучше. Он сумеет тебе помочь, и сейчас это единственная возможность поставить тебя на ноги. Другой не будет, это ты понимаешь?
Харт молча смотрел на наставника, взгляд его был отстраненным и не выражал ничего.
Бенедикт тяжело вздохнул.
— Киллиан, я знаю, что у меня есть миссия. Я ни на секунду о ней не забываю. Но понимаю я и то, что, если сейчас пойду у тебя на поводу, ты умрешь. Ты не доберешься до Фрэнлина, а просто погибнешь здесь. И я не хочу думать, что просто позволил этому произойти. И потом… настойки лекарственной ты лишился, когда спасал жизнь нам обоим. Ты меня спас, Киллиан, и я у тебя, как минимум в долгу. Я должен помочь тебе дотянуть до лекаря, и для этого нужно хотя бы твое желание. Разве ты сам не хочешь жить?
Он хотел. Разумеется, у него не было никакого желания заканчивать свою жизнь вот так, но силы бороться за нее его покинули. Болезнь ломила каждый дюйм тела, раны горели огнем, а каждый вздох с резкой болью приходилось выбивать с боем. В голове, казалось, работал огромный кузнечный горн, она пылала мучительным жаром. Киллиан знал, что вряд ли сможет пройти даже лигу в таком состоянии.
Бенедикт протянул ученику руку.
— Вставай, — повторил он. — Это приказ, если так понятнее.
Глаза Харта болезненно блеснули. Он ухватил наставника за предплечье, собрав все остатки сил, чтобы подняться на ноги, которые явно не желали держать тело в вертикальном положении. Мир сделал перед глазами молодого человека крутой оборот, и Колеру пришлось помочь ему не упасть.
— Держись, — тихо, но с жаром произнес старший жрец. — Рано еще сдаваться.
Не смей сдаваться! Это не конец.
В голове Киллиана навязчиво зазвучали слова, которые он говорил самому себе во сне. Там, в Талверте после пожара он думал, что умрет от удушья и горящих болью ожогов. Однако — не умер.
