— А я и не знал, что ты отсюда, — радостно крикнул он и обезьянкой по лианам спрыгнул по ярусам в нижнюю чашу фонтана, обдал водой слушателей, чем их благополучно и распугал, ничуть тому не расстроившись.
— А вы и не спрашивали, — Дуня приблизилась к бортику. После сухарей, да глядя на купающегося флейтиста, жажда не заставила себя ждать. Хотя в чистоте общественной воды девушка сомневалась, но уже вовсю присматривалась к фонтану.
— Да прекращай мне выкать, я ж тебя младше буду — не прилично даже как-то, — хмыкнул парень, шаря по дну — собирал монеты. Однако скоро занятие ему наскучило и, плюнув на предполагаемую выручку, Ливэн выбрался на сушу. — Да и в прошлый раз ты на такую глупость не тратилась... Ой, ну и паршиво ты выглядишь, спасительница. — О запахе он тактично умолчал, но настолько яростно потёр нос, что лучше бы высказался.
— Мне вымыться негде было, — буркнула несчастная и с ещё большим интересом посмотрела на воду.
— Э нет! Думать забудь! — догадался юноша. — Тебя арестовать могут! — почесал в затылке. — И меня вообще-то тоже. Свалим-ка, пожалуй, отсюда. Всё едино место не денежное, а отряды фонтанных чистильщиков и побирушек, конечно, друг друга терпеть не могут, но гастролёров не любят куда сильнее. — Он снова потёр нос, недовольно зыркнул на Дуню. — Так, у меня номерок в гостинице неподалёку. Тебе — ванна, мне — сухая одежда. Идёт?
Девушка пожала плечами. Наверное, приличным дамам следует от таких предложений отказываться.
— Идёт, — кивнула она.
Неподалёку — это если птицей лететь. К слову сказать, по головам да мостовой изредка проплывали быстрые тени, словно в небесах проносились гигантские стрижи или ласточки. Дуне очень хотелось взглянуть на пташечек, однако приходилось следить за Ливэном — тот, по-видимому, не зная прямой дороги через дворы и проулки и не желая пользоваться основными, запруженными гогочущей толпой магистралями, постоянно сворачивал на узенькие, тоже не то чтобы пустые, но явно более свободные улочки. В какой-то момент девушке показалось, что они бродят по кругу — не от погони ли уходят? Затем странница вспомнила, что направления всё время менялись — челночный бег какой-то получался! Проводник не может отыскать нужный дом? Или желает избавиться от спутницы? Тогда зачем с собой позвал? Да вроде бы они не на одной улице топчутся, ориентиры всё же разные: поднапрягшись, Дуня поняла, что траектория напоминает колебания, к счастью, затухающие — и таки сошедшие на ноль у двухэтажного домика с деревянными колоннами и декоративным балконом на фасаде. С трёх сторон (справа, слева и сзади) гостиницу сжимали здания куда как более высокие, этажей в пять-семь, и выполненные в ином архитектурном стиле. Однако Ливэн не дал Дуне ни толком отдышаться, ни изучить окрестности — он схватил девушку за запястье и потащил в свои комнаты.
Это и впрямь был номер. Во-первых, располагал он аж на пятом, что никак не вязалось с крылечком, этаже — парочка поднималась туда на самом настоящем лифте. Лифтёр, тощий и будто бы обглоданный козами кустообразный (наверное, дальний родственник обладательницы "геометрического" пояска), недовольно моргал и поскрипывал на молодых постояльцев. И Дуня не могла точно сказать, что ему больше не нравилось: загаженный вид девушки или лужа, которая собиралась на ковре под юношей. Ливэн независимо пялился в пространство, странница виновато улыбалась.
Во-вторых, за крепкой дверью с каким-то — наверное, меткой — символом их встретила маленькая прихожая, где имелись крючки для верхней одежды, головных уборов, коврик для обуви и нечто кувшинообразное, возможно, для зонтов. Сбоку, за полупрозрачной занавесью просматривался закуток с низеньким столиком и пуфами — место для приёма пищи?
— Э-ээ, башмаки свои можешь не стягивать. Я ещё юный и практически невинный — не надо меня так сразу разочаровывать в девушках.
Дуня мстительно собралась было расстаться с ботиночками, но передумала — прежде всего, ей не хотелось разочаровываться в самой себе. К тому же, судя по заявлению, как раз Ливэна она ничем не удивит — парень-то отлично знает, что женщина есть существо из плоти и крови, точно такое же, как и он сам. А, следовательно, может иметь те же недостатки.
В-третьих, за аркой, прикрытой тюлем средней пропыленности, имелась спальня с широкой кроватью, тумбочкой, комодом, стенным шкафом, сложенной ширмой, стульями и заваленным бумагами и едой столом, а также лёгкой — для разнообразия не просто проёмом с тряпкой — дверью. Ну и узеньким окошком с чудесным видом на глухую кирпичную стену. На полу, там, где его не завалили непонятного назначения хламом, просматривались ковры. На, можно сказать, не мятом пледе были художественно разложены разномастные носки и пара подштанников. Не то чтобы в комнате царил беспорядок, скорее, поутру здесь чересчур быстро собирались, из-за чего нужные вещи обнаруживались совершенно не в тех местах, где владелец их клал накануне.
— Извини, гостей не ждал, — несколько смутился Ливэн, но прятать нижнее бельё не кинулся.
Странница снова лишь плечами пожала.
— Хорошо тут.
— Бывает лучше, — отмахнулся флейтист, полностью поглощённый... хм, разоблачением. Если нечаянная демонстрация кальсон заставила юношу слегка покраснеть, то раздеваться он на глазах поражённого и, что таить, немало заинтересованного зрителя почему-то ни капли не постеснялся. Дуня, щёки которой жгло настолько, что ещё миг и запахнет палёным, честно пыталась отвести взор, но глаза сами косили на скидывающего мокрые вещи хозяина. Запретный плод сладок, даже если запретен он только в собственном сознании. — Из-за торжеств... нет бы массовые скидки сделать!.. цены взлетели выше облаков. Вот, еле-еле на эти хоромы наскрёб. Всё, что подешевле, разобрали, а совсем уж в клоповник лезть не охота. Я, конечно, за себя и перед паразитами, и перед соседями постоять могу, да толку-то — я со своими инструментами, что указатель "этого бить и ногами!".
Угу. При его-то специфическом чувстве юмора, помноженном по собственному утверждению на болтливый не к месту язык и зачатки явно выраженной клептомании, лишние поводы для неприятностей парню не требовались — приключения и без того найдутся и не отстанут. Вот, уже Дуня к нему приклеилась.
— Не стой столбом, — он как раз начал стаскивать штаны. — Ванна за дверью. Пользуйся. Только мыло всё не изведи! И, мой тебе совет: там у вентиляционного окошка два ведра — наполни горячей водой. Накладки у них случаются — крыло старое, номер, похоже, из чердака переделывали. Я тут один раз весь в пене бегал. Обхохочешься, как приятно!
— Догадываюсь.
Девушка, старательно глядя исключительно на цель путешествия, а не сверкающего чем только можно и нельзя Ливэна, пробежала в ванную комнату. После нехитрых манипуляций с краном и всеми доступными ёмкостями, блаженно жмурясь, погрузилась в наполненную до краёв медную лохань — и только тогда поняла, что в помещении не одна. Флейтист самым бессовестным образом зашёл за гостьей. Хорошо ещё, что за пеной — вот и пригодился "набор туриста", кстати, от этого же типа и доставшийся — ничего не видно! Хотя, когда нахал здесь появился, тот ещё вопрос. Впрочем, двигался юноша бочком, демонстрируя страннице двойную татуировку "крылышки" на лопатках, петлю кожаного шнурка на неприкрытой волосами шее и норовящие сползти с тощих ягодиц кальсоны.
Дуня глупо хихикнула.
— Так, ты на меня не смотришь, — у него аж спина побагровела, отчего рисунок стал объёмным, — а я на тебя не смотрю. — Он судорожно стянул с сушилки полотенце, водрузил на мокрую голову и ретировался обратно в спальню. Откуда продолжил: — Мне по делам нужно. Весь номер в твоём распоряжении — хозяйничай. Только не сопри ничего, — Сказано, однако, это было таким тоном, что хоть вынеси Дуня и комнат всё, музыкант плакать не будет. Разве что малость удивится, как это хрупкой девушке такое чудо удалось. — Я тебя запру... не бойся, запасной ключ в верхнем ящике комода... и захлопну на щеколду. Никому, кроме меня, даже если они знают твой язык, не открывай. Гостиница эта, конечно, приличная, но... вдруг гости решат, что ты со мной — на кой тебе такие неприятности? И... — его голос стал менее внятным, наверное, нырнул в сменную рубаху, — меня здесь не Ливэном — н-да, забавный акцентик — кличут. Здесь я — Змейка...
— А я думала, что артисты берут себе звучные, пафосные имена, — мозги отключились, и странницу это совершенно не волновало.
— ...Гремучая, — мрачно закончил юноша.
— А меня здесь — Лауретта. Лесная, — припомнила ориентировку Дуня.
— Очень рад. Горшок и грязную воду сливать в дырку под доской в цветочек. Я ушёл.
Путешественница между мирами как раз запустила в использованную воду грязную одежду и размышляла, сумеет ли расчесать паклю, в которую превратились волосы, когда из спальни донеслось шебуршание. После секундного колебания отбросив предположение о возвращении Ливэна, он же Змейка Под... тьфу ты, Гремучая, девушка отказалась и от мысли, что в номер явилась горничная. Не зря же флейтист упоминал щеколду! Да и в шорохах чудилось что-то крадущееся, осторожное, ласковое. С чего это горничной быть ласковой? Дуня прильнула к щели между дверью и косяком.
Незваных гостей было не меньше, чем двое. По крайней мере, шуршание отличалось разной насыщенностью, словно эхо шелеста газеты, да и вряд ли одинокий вор — а кем ещё могли быть посетители? — стал бы разговаривать сам с собою. В поле зрения попадали лишь тени, отзвук движения — оно и понятно, угол обзора не отличался широтой. Но вот один из невидимок раскрылся — подошёл к столу и начал деловито перебирать бумаги, иногда гость оборачивался по направлению ко входу или комоду (они как раз располагались напротив основного окна, с места Дуни не просматривались) и что-то бросал явно недовольным тоном. Нет, не воры. Во всяком случае, не те, что охотятся за обычными драгоценностями. Какие-нибудь конкуренты? Представители чего-то, вроде гильдии бродячих музыкантов, которой Ливэн, естественно, не удосужился заплатить? Вполне возможно, хотя девушка, скорее, причислила бы их к спецорганам: строгий, чуть более длинный, чем привычно, синий бушлат на ровном рядку золочённых пуговиц сразу заставлял думать о чём-то государственном, вроде бы тайном, но откровенно устрашающем. Ко всему прочему, посетитель обладал звериной грацией и повадками, что очень подходило к волчьей форме головы и острым ушам. Дуня, грешным делом, решила, что это Олорк, но обладатель форменной куртки был иной масти и, если верить тем же признакам, что и у давешней дамочки в оранжевом комбинезоне, принадлежал к женскому полу.
"Волчица" раздосадовано хлопнула когтистой ручкой по столу — не нашла искомое. И вдруг замерла. Неужто почуяла Дуню?.. В следующий миг раздался лёгкий цокающий стук — точно собака спрыгнула с насиженного пригорка, — затем треск (кажется, с силой дёрнули и распахнули дверцы стенного шкафа). Одновременно олоркова сестрица резко подняла отложенную до того штуковину — небольшой арбалет — и нацелила куда-то в сторону, на предполагаемого противника. В шкафу, конечно же, никто не прятался, что читалось по дёрнувшимся плечам и очередной порции бурчания. Странница боялась перевести дух — и правильно, так как профессионалы не расслабились, они предпочитали верить внутренним ощущениям, а не лжи перед глазами. "Волчица" повернулась к единственному месту в номере, где ещё могли скрываться нежелательные свидетели. К ванной комнате. Дуня испуганно застыла — только бы не вошли, только бы не вошли... И, как ни удивительно, гости не изучили подозрительный закуток. Почему — выяснилось несколько позже, когда посетители удалились, а девушка, перестирав и развесив (здесь обнаружилась замечательнейшая бельевая верёвка) одежду, попыталась выйти в спальню: Ливэн-шутник приставил к двери стул, который с грохотом упал на пол и едва не заставил странницу осесть следом в обмороке. Весельчак! С другой стороны, именно это и уберегло Дуню от встречи с опасными незнакомцами.
— Только без рук!!!
Странница с трудом оторвала голову от подушки и обвела комнату мутным взором. Несмотря на всё-таки догнавшую Дуню ночь, в номере было светло из-за непрерывных фейерверков за окном и уличных огней. Там и сям, как и днём (девушка сдвинула только совсем уж мешающие при ходьбе кучи), валялись вещи, опять раззявил тёмный беззубый рот шкаф (из-за деятельности "волчицы" со товарищи покорёженная створка отказывалась держаться на уготовленном мастером месте), колыхалось на сквознячке бельё Ливэна (в спальне тоже нашлись верёвки и крючья, видимо, привнесённая прежними жильцами модификация — наверное, номер переделывали вовсе не из чердака, как предположил юноша, а уже из комнаты для прислуги). Сам хозяин лежал рядышком на кровати, благо та, хоть и не двуспальная, была широкой. Ливэн вытянулся, так сказать, по стойке смирно и не то что боялся, не мог пошевелиться, ибо Дуня сжимала несчастного в страстных объятиях. Тьфу ты! Достойная ученица Тацу!
Пунцовая от стыда, девушка расцепила руки.
— Уф, — ужас медленно покинул поблескивающую последними веснушками физиономию. Постепенно он сменился недовольством.
— Ты зачем залез в мою кровать?
— Я? В твою? — изумился Ливэн. — Это вообще-то моя кровать. — Он схватил ещё не оккупированную девушкой вторую подушку и сполз на пол. Из-за края донеслось: — Вот и делай после этого добрые дела! Подобрал, называется, бедную сиротку на улице.
— Я не сиротка.
Странница хотела была напомнить некоему заключённому сто сорок четыре, что тот ей должен, но, смутившись, промолчала.
— М-мм, Ливэн? — она перевернулась и сдвинулась с центра постели.
— Змейка!
— Ну, Змейка Гремучая, — не стала спорить Дуня. — Я тебя не гоню.
— Ещё бы ты меня гнала! — откликнулся юноша и... А странница-то полагала, что он откажется или, по крайней мере, поотнекивается для приличия, однако флейтист вместе с подушкой мигом перекочевал обратно на кровать. Более того, он выковырял из-под Дуни часть одеяла и натянул на себя.
— Вот и делай после этого добрые дела, — тихо передразнила девушка. В принципе, не было холодно, но против чего-нибудь тёплого, как кошка, странница не возражала. А Ливэн к тому же ещё и урчал... или заставлял чувствовать, что урчит. — От тебя духами несёт.
И впрямь музыканта окутывала дикая смесь цветочных ароматов: традиционные сирень, ландыш, роза; свербящие в носу почихунчиком васильки; едва уловимые на общем фоне ромашка и календула; манящий, приятный и вызывающий головокружение болотный багульник; крокус — и другие. И, словно в насмешку, сквозь этот букет пробивались тмин и гвоздика. Ага, заменить тмин корицей и грейпфрутом — да подавать юношу вместо глинтвейна.
— Ты бы определилась: пускаешь меня под бок или нет.
Вместо ответа Дуня засунула голову под подушку (кажется, Ливэн тоже) и закрыла глаза, вскоре без сопротивления провалилась в дремотные кущи — сейчас девушке не могла помешать даже храпящая рота солдат, решившая подсушить портянки во время отбоя, что уж говорить о благоухающих юнцах... Как же странница ошибалась!
