— Прости меня, — сказала она, дотрагиваясь до его предплечья, — и не считай, что ты обязан отвечать. Но я заметила, что, несмотря на все твои шутки с Кровавой Рукой, тебе грустно. Возможно, ты самый грустный человек, которого я когда-либо встречала. Почему это?
Кенходэн смотрел на нее долгим, ровным взглядом. Он не представлял себя "грустным", но ее слова заставили его рассмотреть такую возможность. Он знал, что слишком часто шут плакал внутри, пряча слезы за смехом, как часто делал Венсит. Был ли он таким же?
— Я не грущу, Элрита, — сказал он наконец. — Просто заботы.
— Заботы? Почему? — она холодно посмотрела на него, и он неловко пожал плечами.
— Я просто... потерялся. Видишь ли, у меня нет памяти. Это было отнято у меня, и иногда я... скучаю по этому.
— Отнято? С помощью волшебства? — Ее голос был приглушенным.
— Полагаю, да. — Он чувствовал себя беспокойным и незащищенным. — На самом деле я не знаю.
Чернион пристально смотрела на него, ее разум лихорадочно работал, чувствуя его нежелание говорить дальше об этом. Она уже узнала больше, чем надеялась, и не должна оттолкнуть его. И все же из всех разочаровывающих деталей, которые ей нужно было как-то собрать воедино, Кенходэн интересовал ее больше всего. Кем он был? Откуда он взялся? Он был, возможно, самым смертоносным бойцом, которого она когда-либо встречала — даже более смертоносным, чем Кровавая Рука, во многих отношениях — но где он приобрел свое мастерство? И почему он был так важен для волшебника?
А теперь это. Амнезия? Как это произошло... и почему? По крайней мере, в одном она была уверена: это не был простой несчастный случай. Нет, его потерянная личность была ключом ко всем другим вопросам о нем, которые горели в ее мозгу. Каким-то образом она поняла это, вспомнив свое первое впечатление от кровопролития и невинности.
— Мне жаль, мой друг, — сказала она наконец. — Я не хотела совать нос не в свое дело.
— Все в порядке. Базел и Венсит знают — ты тоже должна знать.
— Спасибо, — тихо сказала она.
— Не стоит.
Он криво улыбнулся, и его зеленые глаза были какими-то нежными, как будто смягчились, когда он поделился своим секретом. Он стряхнул снег со своих плеч, и она была поражена странной грацией его сильных пальцев. Странно, что она не заметила, насколько он силен — и не только физически. У него не было прошлого, и все же она поверила ему, когда он сказал, что ему не грустно. Понимал ли он, каким жестким и жизнерадостным это сделало его? Да, он был сильным человеком, этот Кенходэн, и тем, кто мог бы стать ключом к власти....
— Я больше не буду упоминать об этом, — сказала она, слегка касаясь его плеча.
— Спасибо. — Он отвел взгляд. — А теперь мне лучше разбудить этих двух бездельников. Не то чтобы нам куда-то нужно очень быстро двигаться.
Он исчез под навесом, и Чернион увидела, как упало одеяло. Она повернулась к вершине холма, глядя вниз на дорогу, ее мозг был занят — и, возможно, не совсем мыслями, о которых должен думать убийца.
* * *
Умаро и Эшван ехали во главе своих несчастных людей. Дорога под снегом была обледенелой, и толстые хлопья представляли собой предательскую завесу. Лошади убийц тащились с трудом, от них шел пар на холоде, в то время как дыхание их всадников тоже висело облаками пара.
— Говорю тебе, Умаро, они где-то в стороне от дороги, — сказал Эшван. — Они, должно быть, предвидели это так же, как и мы, и находились на более крутой местности. Они поднялись на холм, и все они крутые, как здешние дома. Я сомневаюсь, что они смогут спуститься обратно в этом дерьме.
Он фыркнул на последнем слове и нахмурился, глядя на снег, запорошивший гриву его лошади.
— Я знаю, — проворчал Умаро.
— Тогда почему бы не остановиться? Мы потеряем лошадь в том случае, если одна из них упадет и сломает ногу.
— Я тоже это знаю, — сказал Умаро. — И я знаю, что мы все тоже замерзли и несчастны. Но они знают, что мы вернулись сюда, Эшван, поэтому я хочу для разнообразия предстать перед ними. Пусть они следуют за нами. Если они увидят, что их обгоняет такая большая группа, они никогда не поверят, что мы невинные путешественники. Если они нас настигнут, то пусть.
— Хорошо. — Эшван кивнул в знак согласия. — Но я надеюсь, что Совет никогда больше не возьмет на себя такое поручение, как это!
— Чертовски маловероятно. — Умаро криво ухмыльнулся. — Оставляя в стороне тот незначительный факт, что я лично убил бы любого, кто предложил бы нам это сделать, мы охотимся за последним представителем породы — белым волшебником.
В тоне Мастера было больше, чем немного бравады, но также была и нотка неподдельного веселья, и они оба посмеивались, пока ехали дальше. Ни один из них не смотрел на вершину северной стороны разреза, и поэтому они не видели хрупкую, одетую в пончо фигуру в зеленом берете, которая смотрела, как они медленно проезжают мимо нее.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Маг
— Лучше, Гвинна. Намного лучше! Но твоя концентрация ослабла. Если ты не сможешь удерживать фокус до конца, ты потеряешь взаимопонимание до того, как мы закончим. Это не проблема на тренировке, но если это произойдет, когда ты находишься под чужим воздействием, у тебя могут быть проблемы.
— Мне жаль, мастер Трейн. — Гвинна моргнула, возвращаясь к фокусу, и медленно кивнула. — Может, нам попробовать еще раз? — смиренно спросила она.
Трейн взял ее за острый подбородок и мягко приподнял ее голову, заглядывая в глаза. Они были темными в тени вязов, и он нахмурился.
— Как чувствует себя твоя голова?
— Немного побаливает, — призналась она.
— Немного? — Он ухмыльнулся и покачал головой. — Если ты помнишь, наше последнее упражнение было в чтении правды. Не могла бы ты еще раз ответить на этот вопрос?
— Ну... — на ее щеках появились ямочки, восторг на мгновение пробился сквозь ее новую, совсем недетскую серьезность. — Хорошо, это очень больно, мастер Трейн. Но мы должны продолжать.
— Гвинна, Гвинна! Что мне с тобой делать? — вздохнул он. — Некоторая боль неизбежна, когда ты напрягаешь свои таланты, но не переусердствуй. Слишком сильная боль контрпродуктивна — она отвлекает. Вот почему ты колебалась ближе к окончанию. Дай себе время! Ты уже делаешь успехи быстрее, чем любой студент в записях Академии, ты знаешь.
— Но ты сказал, что надлежащая мера мага — это он сам.
— И это правда. Но любой ученик также должен слушаться своих учителей. Не дави так сильно, ты повредишь своему таланту, Гвинна.
— Да, мастер Трейн, — послушно ответила она.
— Хорошо. И если ты думаешь, что учишься недостаточно быстро, то ты единственная, кто так считает.
— Я знаю, — кисло сказала Гвинна, и Трейн пристально посмотрел на нее. Она отказывалась встречаться с ним взглядом, и когда он осторожно прощупал ее, ее щиты были заблокированы. Он мог читать ее эмоции, но не мысли, стоящие за ними.
Гвинна теребила ткань своего платья и покусывала нижнюю губу, наполовину прижав уши, размышляя об одном из самых неприятных последствий силы своих талантов. Она знала, что некоторые другие студенты возмущались тем фактом, что она была единственной ученицей Трейна. Он был лучшим преподавателем Академии, но она полностью монополизировала его время.
Она вздохнула. Она радовалась открытию своих талантов, удовлетворению потребности, которая вела ее как демон, но по-настоящему счастливой не была. Этим другим ученикам она не нравилась и вряд ли могла винить их, хотя все же была дочерью своего отца — и своей матери — чтобы расстраиваться из-за этого. Все они знали, что от нее ожидали проявления большей магической силы, чем кто-либо видел за многие поколения, и это отличие было бы достаточным препятствием без ее "привилегированных" отношений с мастером Трейном.
Остальные видели только то, что у нее было что-то вроде частного репетитора и что едва ли более чем за два месяца ее повысили до второго уровня. Не потребовалось много времени, чтобы кто-то предположил, что она всего лишь полукровка, играющая на дружбе своих родителей с Академией и Венситом из Рума, чтобы получить особое отношение. Ее насмешники и не подозревали, сколь многим они обязаны дисциплине, которой она уже овладела, потому что ярость, которую она почувствовала, услышав их замечания, чуть не заставила ее вцепиться им в глотки. Но она также понимала, что никто с ее талантами не может реагировать как ребенок, независимо от ее возраста, поэтому она воздержалась. С трудом, но сдержалась.
Трейн коснулся ее плеча, и она подняла глаза. Физический контакт как способ побудить студентов-магов к мысленной связи не поощрялся среди них, но щиты Гвинны позволяли даже Трейну лишь изредка посещать общественные сектора ее разума.
— Они не должны насмехаться над тобой, Гвинна. — Его лицо было холодным, его обычно теплый голос заледенел. — Среди всех людей маги должны быть свободны от глупых предрассудков. У меня есть все основания сообщить об этом мастеру Креско для дисциплины и нескольких домашних истин об ответственности, связанной с их талантами!
— Нет, мастер Трейн. — Ее рука накрыла его руку жестом одновременно детским и душераздирающе взрослым. — Я знаю, почему они так говорят. Они злы, и их чувства задеты, и они хотят причинить мне боль в ответ. Я понимаю это, — она внезапно ухмыльнулась, — к счастью для них! Но если вы расскажете мастеру Креско, они, возможно, будут вести себя лучше, но только еще больше возненавидят меня.
Трейн медленно кивнул.
— Хорошо, Гвинна. Если ты действительно понимаешь — и если ты дашь мне знать, когда это выйдет из-под контроля.
— Конечно, я понимаю. — Она снова усмехнулась, но темный призрак мудрости витал в ее голубых глазах. — Какой смысл быть такой "талантливой", если я не могу чувствовать подобные вещи? Никто из них пока не может защититься, — она позволила себе здоровую нотку презрения, — поэтому они не могут не донести до меня правду. К самим себе тоже, но от этого становится только хуже, потому что они чувствуют себя виноватыми, но недостаточно виноватыми, чтобы остановиться, и это делает их еще более безумными.
Трейн снова кивнул. Она была такой проницательной, что трудно было вспомнить ее молодость. Работать с ней было почти как со взрослым — до тех пор, пока жизнерадостный дух, который каким-то образом пережил даже ее магический кризис, не рассмеялся над ним. У него была идея, что этот дух будет жизненно важен для любой невообразимой задачи, которая будет возложена на нее, и он заботился о том, чтобы ухаживать за ней, как за драгоценным цветком. Действительно, он часто оказывался в своеобразном положении, активно отговаривая студентку от того, чтобы она действовала со всей возможной зрелостью.
— Только между нами, Гвинна, ты затмила их — очень сильно. Не то чтобы я хотел, чтобы у тебя разболелась голова, имей в виду.
— О, я тоже не хочу, — серьезно заверила она его, и в ее глазах снова появился огонек. — Она разбухает всякий раз, когда мы практикуемся в чтении правды. На самом деле она почти лопается, когда мы так усердно тренируемся.
— Ты маленькая мошенница! — возмущенно сказал Трейн. — Это не моя вина, что ты делаешь упражнения для третьего курса! Семкирк, девочка; если ты будешь продолжать в том же духе, ты уложишь все пять лет в следующие три или четыре месяца — и тогда у тебя на руках будет несколько обиженных магов. — Он улыбнулся, когда она хихикнула. — Не то чтобы я потерплю, чтобы ты была кем-то меньшим, чем лучшим магом, которого когда-либо выпускала эта Академия. Ты же знаешь, мне нужно заботиться о своей репутации.
— Да, мастер Трейн, — скромно ответила она.
— Хорошо! Потому что прямо сейчас тебе нужен перерыв в умственных упражнениях.
Стон Гвинны был лишь наполовину шутливым, потому что физическая подготовка была еще одной областью, в которой ее одноклассники могли на нее обижаться. Это была не ее вина, что у нее была сила народа ее отца, ни то, что Лиана была девой войны, ни даже то, что ее собственное обучение началось почти сразу, как она научилась ходить. Тем не менее, это возмутило остальных, когда она выбросила госпожу Джосилэн, мастера рукопашного боя, из тренировочного круга в первый же день.
Но, по крайней мере, госпожа Джосилэн все поняла. Действительно, она гордилась своей лучшей ученицей, и ей не потребовалось много времени, чтобы составить индивидуальный график тренировок и стать еще одной защитницей Гвинны.
Гвинна отплатила ей, возможно, даже большей любовью, чем она выказала Трейну, потому что ей не нужно было бояться того, что она может открыть Джосилэн. И ей не терпелось учиться, потому что Джосилэн была мишук, стиль которой сильно отличался от стиля ее матери. Девы войны сражались с каким-то ужасным ожесточением, но мишуки были спокойны, почти холодны. Для них бой был импровизированным танцем, почти чистым атлетизмом, и они сражались с редкой, красивой экономией движений.
Тем не менее, маг-мишук был еще более концентрированным, поскольку он сражался на двух уровнях, с физическими ударами, а также с выпадами и контратаками ментального боя. Но сочетание ее экстрасенсорных талантов и ее тела было непохоже на ее сеансы глубокого взаимопонимания с Трейном. В бою можно было коснуться только краешка разума противника, потому что заглянуть слишком глубоко означало запутаться, но меньшее ментальное напряжение делало ее синяки не менее легкими. Если бы ее товарищи только знали! Лиана никогда не казалась любящей, но неразумно легкой в обучении, но по сравнению с ней госпожа Джосилэн была безжалостна.
— Мне действительно нужно идти сегодня, мастер Трейн? — Гвинна была не прочь использовать свою молодость, чтобы подольститься, хотя магистры Академии были более стойкими, чем не-маги, и ее голос был серьезным. — Разве не важнее работать над умственной дисциплиной? Я хочу быть уверенной, что понимаю чтение правды.
— Ты, Гвинна, дочь Базела, — беспринципный маленький груз, — сказал Трейн, — и ты можешь перестать пытаться обмануть меня, юная леди! Я знаю тебя с тех пор, как тебе было два года. Я знаю, как далеко ты зайдешь, чтобы добиться своего.
— Я не беспринципна, — надменно сказала она, шмыгнув носом. — Только практична.
— Ты беспринципна. Очаровательна, да, но беспринципна. И если ты опоздаешь к госпоже Джосилэн, мы потратим дополнительные двадцать минут на чтение правды сегодня вечером. Посмотрим тогда, как будет чувствовать себя твоя голова!
— Возможно, оно того стоит, — задумчиво произнесла Гвинна. — Из-за нее все причиняет боль. И ты не должен угрожать маленьким девочкам, — чопорно добавила она.
— Иди! — Трейн указал в сторону спортзала.
— Да, мастер Трейн, — кротко сказала она. — Ученик всегда послушен, — процитировала она коду. — Только приняв дисциплину, он научится собственной дисциплине. — Ей удалось слегка шмыгнуть носом, и ее голова опустилась, уши скорбно прижались. — Не сердитесь, мастер Трейн. Я... я постараюсь слушаться.
— Юная леди, — сказал эмпат с ужасным видом, — мы оба знаем, что я не могу взломать твои щиты, но если ты не уберешься сию же секунду, я устрою им встряску, от которой у тебя будут косые глаза в течение следующих трех дней. А теперь уходи, маленькая негодница! — Она повернулась, чтобы уйти, и он мягко коснулся ее плеча. — И, возможно, завтра вечером мы попробуем дистанционное чтение, сестренка.
