...
Сторожко, едва не на цыпочках войдя за мелким в квартиру, Оля ахнула. Она попала в сени деревенского домика в горах. Отделанного под дерево шкафа-купе она бы и не заметила, не открой Лёша его дверцу. Дальше, в глубине прихожей, на "веранде" домика стояли, высовывая из стойки загнутые носы, горные лыжи, а готовые к старту велосипеды нацелились передними колёсами на уходящий вверх к снежным вершинам серпантин узкой дороги. Оля сморгнула раз, другой, но так и не смогла избавиться от головокружительного впечатления открывающейся горной дали.
— Здоровско, а? — вопросил внимательно следивший за её реакцией Вадя и с гордостью сообщил:
— Это Лёша рисовал!
— Ух, не сказать, как здорово! У меня просто нет слов! Никогда ничего подобного не видела, — искренне восхитилась она, не доверяя собственным глазам погладила настоящее сиденье ближайшего велика и, уверившись в его реальности, добавила:
— Это просто невероятно, как замечательно!
— Да ну, обычный трехмерный рисунок, — отмахнулся художник. — Тут мне девочки на ЯМе помогали рассчитать по фотографии, а потом я уже и сам наловчился.
Неловкими рваными движениями она стаскивала намотанный снуд, запрокинув голову не в силах оторваться от нарисованной красоты. Запуталась, вытаскивая из-под шарфа капюшон, потом вытягивая из сброшенного шерстяного мотка наушники, дернувшие за собой брякнувшийся на пол телефон. Уши, конечно, по закону подлости, успели обернуться вокруг каждого витка шарфа, а обиженный телефон скинул крышечку, тут же отлетевшую в какие-то сапоги и отключился. Не в пример быстрее неё раздевшийся Вадя тут же кинулся искать беглянку, Лёша подхватил телефон, вогнал на место аккумулятор и задвинул поданную мелким крышку. Пунцовая от стыда за собственную неловкость, Оля только и успела выпутать и спрятать наушники и стащить куртку. Получив в руки собранный гаджет, она перевела дух, засунула его в куртку, не озаботившись включением, и послушно двинулась за уже галдящим что-то Вадей, пытаясь расслышать его сквозь стучавшее где-то в горле сердце. Мелкий вещал что-то про рисунки брата и заработок, а Оля оглядывала их логово.
Если не считать квартир своих одноклассников, у которых она и бывала-то единичные разы еще в детстве на дни рождения, когда те от щедрот родителей приглашали весь класс, — это первый случай, когда её позвал в гости мальчик. И не суть, что он её младше на десять лет, ведь следом идет ещё один...
Едва переставляя ватные ноги, она исподтишка кидала любопытные взгляды. Не считая прихожей, квартира отдавала минимализмом и лаконичностью. Светлый ламинат под дуб, такого же цвета узкий шкаф-витрина в коридоре с двумя рядами разномастных ваз и наваленными стопками журналами по архитектуре и дизайну. Мелькнул в открытой двери комнаты ковер и здоровый плоский телевизор в окружении какой-то техники, а Вадя уже затаскивает её в комнату с ростовой лентой на косяке двери с человеком-пауком.
Оля отпустила затаенный вздох и понимающе хмыкнула — чего-то подобного можно было бы ожидать, если подумать. С угловой стены летел на нее, отбрасывая в вираже высокую грязевую волну, синий автомобиль с желтыми звездами на борту, а все полочки стеллажа рядом, оформленного как часть пит-стопа, занимали маленькие модельки разноцветных машинок. Хозяин комнаты подошел к столу, повозил ярким автомобильчиком перед стеклянной стенкой пустого аквариума и обернулся на гостью со шкодливым прищуром.
— Знакомься! Это Унька! Правда, хорошенький? — Вадя с выражением успешно устроенной каверзы внимательно следил за ее лицом. Оля вгляделась в невысокий стеклянный террариум, с трех сторон закрытый бумагой: уложенную между камнями разлапистую серо-коричневую корягу обвивала темная лента небольшого ужика. Она улыбнулась — никогда не общалась со змеями, но неядовитых да еще маленьких чего бояться-то? Мелкий тем временем залез коленками на стол и рукой нашарил не успевшего нырнуть за лоток с водой пресмыкающегося.
— Вот! Смотри! Хочешь подержать? — он быстро сунул ей в руки гибкое тельце, тут же принявшееся уползать из запоздавших сомкнуться пальцев.
Она улыбнулась шустрику, подняла руку повыше, позволяя ужику свеситься, осторожно погладила нагретую под лампой черную шкурку на спинке и подставила снизу другую ладонь, на которую тот с готовностью стал перетекать.
— А почему Унька? — Оля поменяла руки местами, проведя пальцами по сползшему петлей с ладошки пузику.
— Потому что Дунька, вернее дурочка.
— Дурочка?
— Ага! Змея же, я думал — она, то есть девочка! Сосед привез прошлой осенью с дачи в прицепе грибы, мешки всякие и мусор на выброс, а мешки черные, вот он и залез в них греться. Куда его в городе девать? Вот я и забрал!
— Скажи лучше, выклянчил, пока бедный Николай Юрич в затылке чесал! — поддел его тихонько наблюдавший за их общением Лёшка.
— Ага, вдруг он бы подумал-подумал и решил его себе оставить? Или выпустить? Осенью! В городе! И куда бы он делся? Погиб бы! Зимовать-то ему где, глупому?
— Да, бедного ужика от чести называться Дурочкой спасла мама, — прокомментировал старший.
— Я решил, что тогда будет Дунькой! А потом посмотрели с папой в интернете — у него вот тут утолщение есть, значит, — самец это. Вот. Пришлось переименовывать! — Пацан тяжко вздохнул. — Но он как был дурачком, так и остался. В прошлый раз с трудом уложили спать на зиму!
— А обязательно ему спать? — Оля пресекла попытку змеи заползти ей на голову.
— Говорят, обязательно... но мы в этом году таймер поставили — он автоматически выключает свет, когда нужно.
— Ага, а в прошлом году он свет в террариуме выключит, а в комнате все равно светло и еще постоянно достает животное тискать. И как тут заснешь, правда, Унька? — Лёшка подставил палец под голову змею, и тот с радостью пополз на новую территорию. Оля протестующе подняла повыше руку с хвостом и уж, извернувшись, пожелал вернуться обратно на ее запястье.
— Вот! Наш человек! — Довольный Вадька забрал у Оли змею, проверяющую найденную теплую пещеру в рукаве свитера девушки. — Одобряю! Не то, что некоторые! Никаких бабских криков, визгов и писков!
— Знаешь, даже самые выдержанные люди вряд ли обрадовались бы, обнаружив твоего безопасного ужика утром на подушке! Вадя, таких шуточек я больше не допущу!
— Я рядом стоял! — насупился мелкий, явно не первый раз отвечая на обвинение.
— Можно подумать, большая разница — увидеть змею или тебя со змеей!
— Да не очень-то и хотелось, тем более Лёля нормальная! Ты же не будешь кричать, если я утром приду к тебе с Унькой?
— Не знаю, смотря какое утро и зачем ты придешь, — Оля резко почувствовала себя не в своей тарелке, настроение упало и вернулось дикое желание побыстрее сбежать. Неужели она хоть на мгновение могла подумать, что интересна Лёше как девушка? Вот у него кто-то, видимо как раз эта Катя, и живет... несмотря на принятые решения она все же обиделась — зачем такие вопросы... ведь Вадя не сам до них додумался... она ведь ему не нужна! Оля едва не расплакалась, но сдержалась, отвернувшись, закончила чуть дрогнувшим голосом. — Пока ты ко мне доедешь, я точно уже проснусь.
И, чтобы отвлечь внимание от себя, спросила Лёшку, показывая на стену:
— А это тоже ты рисовал?
— Да, но это совсем простой рисунок, тут угол совсем чуть-чуть занят.
— Все равно очень здорово, так и кажется, что вот-вот вылетит на улицу через окно.
— Да, так и задумывалось.
— Так ты этим подрабатываешь?
— И этим и общим дизайном. В бригадах ребята пытались рисовать, но это слишком долго и кропотливо для них, поэтому если заказывают с трехмерным рисунком, то я и проект делаю.
— Понятно, — согласилась Оля, на самом деле ничего толком не поняв. И спросила Вадю, гудящего сразу за две машинки, "гоняющие" на столе в его руках.
— Увлекаешься машинками?
— Ага! У меня коллекция всех гоночных серийных, вот! Мы с папой собираем! А ты любишь? — Вадькины глаза загорелись и он проверил Уньку, гнездящегося в его нагрудном кармане.
— Нет, я в них ничего не соображаю, даже различаю плохо, вынуждена тебя огорчить... — честно ответила она. — А зачем перед аквариумом, то есть террариумом поставил? Неудобно же туда залезать...
— Не, ну как ты не въезжаешь! Для красоты же! Унька же тоже — мужик же!
Леша фыркнул, доставая ползущую за пазуху мелкого змею и отправляя обратно в террариум, пока Оля непонимающе хлопала глазами и сообразила переспросить:
— То есть, ты думаешь, что ему нравятся машинки?
— Ага! — абсолютно уверенным тоном подтвердил мелкий. — Конечно!
— Ну... тебе виднее, — дипломатично заметила гостья, старательно прикусывая губу, чтобы не расхохотаться, и подошла к каким-то закрытым бумагой банкам на подоконнике:
— А тут у тебя что?
— А! Это куколки бабочек, мы летом собираем гусениц и они окукливаются, а потом осенью и зимой вылетают! Правда, здорово?
— Здорово, никогда бы не додумалась! — Она улыбнулась, глядя на сосредоточенно тыкающего пальцем в этикетки на банках сорванца. Ей бы такого младшего брата — никаких развлечений не надо.
— Тебя позвать, когда вылетит какая-нибудь? Только ты быстро приходи, а то они недолго живут!
— Ну, когда вылетит, тогда и видно будет.
— А! У меня тут есть несколько одинаковых, хочешь я тебе одну подарю?
— Не знаю... я же не умею с ними обращаться...
— Уметь ничего не надо! Поставишь ей блюдечко со сладкой водой, и все! Только немножко.
— А тебе обедать пора, кстати, — вмешался Лёша, побоявшись новых непредсказуемых идей мелкого и поторопившись его остановить, что не прошло мимо Олиного внимания, вызвав очередную печальную улыбку.
— Я у бабушки ел! Честно! Но пирожные буду, с чаем! — Вадя хитро посмотрел на Лёшку, — никаких макарон, я обещаю! Раз она Уньку не боится, то и пугать её никакого смысла нет. И вообще, она мне нравится!
Сделав столь громогласное заявление, мелкий уставился на девушку:
— Лёля! Тебе Лёша точно нравится? Ты уверена?
Она только развела руками, не найдясь с ответом.
— А то ты смотри, если не очень, то я сам вырасту и на тебе женюсь! Ты единственная из девчонок, кроме мамы, кому нравится Унька! Ты как, не против?
— Это слишком неожиданно, мне надо подумать! — обрадовавшись столь невинному повороту, нашлась она с ответом, не удержав улыбки. — Но ты мне тоже нравишься!
— Вадя, а меня спросить не надо? Все-таки Лёля пока моя девушка! — отвесил старший мелкому подзатыльник, направляя в двери комнаты за шкирку, — пойдем уже чай пить, а то этот юный натуралист еще чего-нибудь придумает.
Лёша не заметил, что проговорился, а Оля приросла к полу, даже не пытаясь держать лицо. Когда это она стала его девушкой?!? А почему она не в курсе? А Катя? Хорошо, что мальчишки уже чем-то увлеченно гремят на кухне и не заметили ее ступора...
Оля привалилась плечом к косяку двери и попыталась задавить внезапно вспыхнувшую злость. Она им что, игрушка? Вадя — ладно, маленький. Но если Лёша так шутит, то это слишком злая шутка! Нет, она бы не отказалась, скажи он это ей, спроси или, в конце концов, просто выскажи пожелание. Но — наедине и именно ей! А не Ваде и не бабушке или кому он там ещё это высказывал!
Оля натянула ворот свитера на нос и спрятала моментально замерзшие пальцы подмышками. Хватит уже, надоело! Каждый играет с её чувствами как хочет! Мало ей эльфа, вечеринки, липнущих на её временную "сексуальность" парней, разборок в институте. Так теперь и Лёша желает поиграться? Ну уж нет! Пусть сперва всё расскажет, а там посмотрим.
Она потерла ледяными пальцами виски и с некоторой оторопью осознала только что произнесенный мысленно монолог. И это она, которая меньше месяца назад была бы счастлива, возьми кто-то на себя беспокойство за устройство её собственной жизни! Готовая передать бразды правление кому угодно, лишь бы самой ничего не решать! И это точно не Лёшкино влияние, в этом совершенно точно виноват Эд!
— Лёль, ты где застряла? Руки моешь?
— Нет, я же пока не знаю, где их можно помыть! — Оля встряхнулась, выдвинула по-Люсиному подбородок и, кое-как растянув губы в улыбке, прошла в предупредительно открытую дверь.
...
Наверное, не случись встречи с бабушкой братьев, Оле сразу бы захотелось выяснить, что скрывают за собой лаково-вишневые и серебристые дверцы просторной кухонной стенки, наполненной неизвестного назначения блестящими гаджетами. Духовку с хромированными циферблатами часов и таймера она опознала сама, как и встроенную в шкаф микроволновку — эту по летящей надписи на стеклянной дверце. Холодильник спрятался в отдельном шкафу, а чайник дешифровали хозяева — вместо него служил толстенький здоровый термос, литров на пять или шесть.
Задвинувшись в угол и получив в руки чашку и блюдечко с пирожным, Оля невольно ёжилась — она ощущала себя на этой стильной и дорогой кухне лишней, занимающей чужое место. Катино место. Конечно, до обвинений Светланы Петровны, такое бы ей и в голову не пришло. Но, увы, как бы не повторяла она себе: "Все в порядке, меня пригласили, я ни в чем не виновата", все равно ощущение неправильности сохранялось. Вот и корила себя за согласие приехать, — как бы ей самой не хотелось приехать, сперва стоило решить — кто она Лёше. Разобраться так сказать...
Изображать Люсину стойкость получилось недолго. Все-таки это довольно глупое занятие — цеплять на себя чужую маску. Как Оля ни старалась "держать лицо", а к гордому выражению автоматически прикладывались и представления о "хорошем" поведении, вдолбленные уже её собственной бабушкой: "Не сутулься! Не чавкай! Держи ложку правой рукой! Не выковыривай изюм из кекса!". Сложно чего-то требовать от других, когда сама ни на что не способна. Вот она и старалась, вяло сковыривая орешки с пирожного и отпивая по глоточку чай, судорожно выпрямляла спину, перекладывала ложку из одной потной ладошки в другую, в результате то и дело теряя нить разговора. Пропуская реплики собеседников, украдкой разглядывала загадочные кухонные агрегаты и чувствовала себя напросившейся на обед бедной родственницей. Неудивительно, что через какую-то четверть часа из неё снова вылезла та Лёлечка, которая вечно только молчала и краснела. Её вновь накрыло волной "я-никогда-не-смогу-сказать-симпатичному-мальчику-ничего-умного".
Еда никак в неё не влезала и Оля, отодвинув очищенный от помадки орешек, собралась уже вежливо попрощаться и сбежать, но тут вмешался Вадя:
— Ты ничего не ешь! — обвинил он её, тыкая в целое пирожное.
— Прости, не хочется, — с трудом выдавила она, отломив кусочек теста без начинки и засунув за щеку, чтобы не разговаривать.
— Лёш, а что ты не сделал пирог? Или мясную запеканку? У нас что, ничего нет, чтобы угостить? А мороженое? — пристал мелкий к старшему.
— Ничего не сделал, не успел. Но Оля и не стала бы есть мясное, да?
Оля утвердительно покивала, демонстративно пережевывая сухой как картон кусочек пирожного.
— Мороженого! — Вадя мухой спрыгнул с высокого табурета и нырнул в шкафчик под микроволновкой. Там оказалась большая морозилка.
