— Как только вернусь, — кивнула я и посмотрела на ее спутника. — Береги ее.
Крег улыбнулся. Тепло, мягко. В последнее время мне начинали нравиться жрецы.
— Она в надежных руках.
А потом они ушли. Дэн выключил основной свет, чернильная ночь вползла в комнату и разбавила воздух фиолетово-черным. Часы на комоде размеренно отсчитывали секунды, приближая следующий день. Утром Барт приведет Люсию, затем я, Дэн и целительница отправимся в вынужденное изгнание. Туда, где мне не нужно будет бояться. Где я смогу спокойно выносить ребенка. А потом вернемся — к сроку. И мне достанутся скади...
— Волнуешься? — Голос Дэна звучал на удивление серьезно. Казалось, его и правда интересовал мой ответ. На остро выступающих скулах плясали тени спящего города.
— Немного. До сих пор не могу осмыслить. — Я подняла на него глаза. Любопытство мучило, и я дала ему волю. — Зачем ты вызвался помочь? Знаю, Барт тебе как отец, ты многим обязан ему, но тебе необязательно со мной возиться — Барт нашел бы других охранников.
— То есть мысль о том, что ты действительно мне интересна, тебе в голову не приходила? — усмехнулся он. И тут же, пресекая реакцию на столь недвусмысленную фразу, добавил: — Нет, не в том плане. Не обижайся, но ты совсем не в моем вкусе. Просто сдается мне, ты свою роль в мире хищных еще не отыграла. И она будет интересной — эта роль. Да и кто-то же должен учить тебя править.
— А ты умеешь?
— Мне не повезло родиться вторым сыном, — усмехнулся он. — А амбиций было побольше, чем у любого вождя. Я хотел править и не мог, хотя учился долго. Не понимал тогда, что азарта и воли недостаточно для того, чтобы стать хорошим правителем. Потом был поединок и изгнание.
— Ты не смог убить брата.
— Тогда я считал себя слабаком.
— А теперь?
Он вздохнул. Темная прядь упала на высокий лоб. А на скулах заходили желваки. А потом Дэн расслабился. Улыбнулся.
— А теперь считаю своим долгом помогать запутавшимся сольвейгам типа тебя.
— И присутствие рыжеволосой красотки с нами в одном доме, вдали от цивилизации здесь совершенно ни при чем? — поддразнила я.
— Не понимаю, о чем ты, — притворно пожал плечами Дэн и накрыл локтями перила.
Ночь вилась вокруг нас, серебрилась светом фонарей во дворе. Стрекотали сверчки, а этажом ниже кто-то на всю включил клубную музыку. Скоро придет Глеб, и придется прощаться. Несколько часов — все, что у меня осталось от прошлой жизни.
Стоим вдвоем — я и Дэн. Он думает о своем. Возможно, о собственном племени, откуда его изгнали. Вышвырнули за дерзость вызвать брата на поединок. О прошлом, которое невозможно изменить. А быть может, он вспоминает Барта — светло-карие глаза, низкий спокойный голос, уверенность.
Я прощаюсь с собой прежней. С Полиной-пророчицей атли. Как давно это было? Казалось, невообразимо давно. Когда началось — и не вспомнить. И все же душа щемит, воспоминания кислотой проникают в трещины и жгут.
Когда я вернусь, уже не буду просто Полиной. Я буду выше каждого из скади и не стану ближе ни одному из них. Чужачка, которой дали порулить. Они не примут меня. Отвергнут, как Тамара — Дашу. Моя кровь станет препятствием, и с каждым днем будет все труднее его преодолевать.
Эрик злился бы на меня. Он хотел оставить племя Даше... Но могу ли я с уверенностью сказать, что человек, пытавшийся убить меня прошлой ночью, подослан не ею? Смогу ли рискнуть жизнью сына?
Не смогу. Не должна. И не буду.
Прощание с Глебом вышло смазанным. Он устал и хотел спать, я тоже выключалась, поэтому мы просто сидели, обнявшись, на диване, а ночь окружала нас и обезоруживала.
Глебу единственному из друзей я сказала о ребенке. И о покушении. Ему могла доверять.
— Не нравится мне этот тип, — кивнул Глеб в сторону кухни, куда Дэн тактично удалился, чтобы мы могли проститься без свидетелей. — Мы можем уехать вдвоем, ну или с этой твоей рыжей, если хочешь. Хотя, как по мне, чем больше сольвейгов, тем больше проблем.
— Барт доверяет Дэну. А Люсия, она... мы связаны. Именно она нашла меня, Глеб. Видела моими глазами. Она близка мне, как никто из сольвейгов. А тебе со мной нельзя. У тебя есть Ника и атли, к тому же... Скади считают, Даша причастна к покушению. Даша — подруга Влада. Не хочу, чтобы он знал, где я. И вообще о ребенке. Не время еще...
— Время будет, когда ты вернешься, и он узнает постфактум, — 'согласился' он. — Это будет гуманнее.
— Я не могу сейчас думать об уязвленной гордости Влада, — язвительно прошипела я. — Нашлись дела поважнее — жизнь там свою спасти, ага.
Он вздохнул.
— Извини.
— Да ничего. Просто ты все чаще играешь роль его адвоката. Надеюсь, на то, чтобы остаться моим другом, у тебя время останется.
— Ну что за бред, Полевая! Я — твой друг. А сейчас ты пытаешься меня делить. Зачем?
— Я не пытаюсь, — устало зевнула я. — Рада, что вы с Владом нашли общий язык. Не поверишь, но я всегда этого хотела. Просто мой ребенок Влада никак не касается. Совсем. Я не атли больше...
— Но и не скади. Как ты себе представляешь управление племенем?
— Никак не представляю. Но у меня есть несколько месяцев, чтобы постичь эту тонкую науку.
— Не верю, что Дашка стоит за этим, Поля, — серьезно сказал Глеб. — Я ж ее с детства знаю. Она совсем не такая, и не думаю, что за годы в Лондоне настолько переменилась. Да и скади править ей было так же страшно, как и тебе.
— Это не моя версия. Ее люди не верят ей. А мне главное — уберечь сына.
— Теплову скажешь? — лукаво прищурился Глеб. — Или втихаря промутишь?
— Втихаря, — нахмурилась я. — Не буду рисковать.
— Напишешь? Я волноваться буду...
— Напишу, — кивнула. — С другого профиля. Но писать буду редко.
Мы еще посидели немного. Молча. И мне вдруг расхотелось уезжать. Бросать друга. Родной город, место, к которому привыкла. Может, все и так обойдется?
Но то была минутная слабость. Нахлынула и рассеялась.
К утру я снова была уверена в том, что делаю. Люсия стояла рядом, держала за руку, а мягкие пряди ее волос ластились к моему плечу. Барт улыбался. А Дэн готовился к переходу.
— Ты просто представь то место, нарисуй в голове. А я попытаюсь увидеть.
— Хорошо, — кивнула я. Закрыла глаза и принялась рисовать. Воображаемая кисточка скользила по холсту, добавляя новых подробностей в до боли знакомую картину. Рука Дэна была тепла, пальцы целительницы — наоборот, прохладны. Барт размеренно дышал за спиной — подбадривал.
Белые, рваные облака застыли в небе, а трава была изумрудной. Прозрачная вода, камни. Засахаренные верхушки гор. Треск дров в камине. Истершийся ковер.
— Ну как? — спросила шепотом, боясь спугнуть волшебство.
— Пусто. Ничего не чувствую.
Досада. Обида на собственную беспомощность.
И снова небо — ясное, как глаза Эрика. Но Эрика там не было никогда...
— Просто представь, что ты уже там, — помог Барт, и я погрузилась в теплые воды собственной памяти.
Скалка и пирожки. Передник в муке. Вино ночью перед огнем. Уютное кресло. Шорох страха на задворках сознания — охотники не дремлют...
И наутро один из них — сумасшедший, злой. И снова беспомощность — только теперь уже прошлая. И неожиданное спасение. Ванильный аромат. Тепло и безопасность. Блаженство.
— Полина...
Его голос проникает в сознание. Но Влада здесь нет, он в прошлом. Все в прошлом.
— Полина, открой глаза.
Подчинилась, открыла.
Перед глазами — та самая долина. Россыпь домиков внизу. Черепичные крыши, выкрашенные белым заборчики. А над ними небо — глубокое, синее. Ясное. Местами вымазанное белой краской. И серая твердь камня под ногами. Корка моха на валунах.
Люсия выпустила мою ладонь и, раскинув руки, закружилась. Солнечные лучи запутались в ее волосах, и те отливали бронзой и золотом.
— Получилось! — ахнула я. — У тебя получилось!
Дэн покачал головой. Посмотрел на меня серьезно. Нахмурился.
— Нет, — произнес задумчиво. — Я ничего не делал...
Глава 26. В преддверии новой себя
В камине трещали недавно подкинутые поленья. Сырые. Вода шипела, испаряясь, поддаваясь огню.
В этом году ноябрь в Венгене выдался невероятно снежным. Снега навалило по колено, он был пушистый, мокрый и липкий. Мы делали снеговиков, играли в снежки, неизменно закидывая Дэна и закапывая его в сугроб.
Он поддавался. Всегда. А мы хохотали и сыпали ему снег за воротник. Люсия танцевала, кружилась и падала, ее щеки окрашивал красным румянец, а Дэн неподдельно восторженно смотрел на нее.
Красивая, чертовка! И такая же неприступная. Впрочем, Дэн особо и не настаивал — наблюдал издалека, словно за яркой бабочкой, которую боишься взять в руки, чтобы не повредить крылья.
Вечерами мы сидели на полу, пили горячее какао и болтали. Люсия всегда засыпала рано — привыкла еще в селении Барта. А Дэн рассказывал о своем детстве, брате, которого он, несмотря на зависть, все же любил и старался во всем походить на него.
Но они были разными. Матерью Дэна была неизвестная никому женщина. Она умерла при родах, и тогда отец принес мальчика в дом. Кажется, даже скандал был. И первая жена хлопнула дверью, оставив наследника. Но потом вернулась. Женщины всегда возвращаются. А мужчины умеют ждать. Особенно, когда в запасе еще пять жен.
Но несмотря на это, мачеха Дэна сумела настроить против него брата. Уже после ее смерти у них вышла ссора. Детские комплексы, любимая женщина — так все знакомо. А затем был поединок. И изгнание.
Имен Дэн не называл, и я его понимала. Назвать — означало оживить память, а воспоминания иногда ранят сильнее всякого оружия.
Иногда я не могла удержать собственные в специально построенной сознанием клетке. Они вырывались на волю и рисовали. Прошлое возвращалось с этими картинами, будоражило и тревожило.
Призраки поселились в доме. Его хозяин, которому я так ничего и не сказала, приходил и недовольно качал головой. Я не доверилась, но разве могла? Мирослав — друг Влада. А Влад тесно общается с Дашей...
Мир был не единственным, кто приходил бесплотным духом мучить меня в маленьком горном домике. Ева готовила на кухне, и восхитительные запахи еды плыли по воздуху. Веснушчатая девочка, которая уже, бесспорно, повзрослела и вытянулась, заливисто смеялась. Бен — он приходил чаще всех, как и Влад.
Венген рождал определенные ассоциации, но к концу осени воспоминания перестали преследовать меня.
Я осваивала внезапно проявившийся дар сына. Сначала училась перемещаться на небольшие расстояния: склон горы, залитая солнцем полянка, берег горного ручейка, где Люсия часто плескалась летом. Со временем удалось полностью побороть тошноту и настроить внутренний навигатор.
Барт приходил часто, и мы говорили. О том, какими качествами должен обладать мудрый правитель. О том, как решать споры собственных соплеменников и как вести себя с охотниками в рамках нынешней системы. Как реагировать на опасности. Как собраться в нужный момент. Не трусить. Подавать пример остальным.
Дэн в такие моменты особенно внимательно слушал и, казалось, ловил каждое слово вождя сольвейгов. А я все больше заряжалась уверенностью, что смогу править скади. В обществе сольвейгов всегда спокойно и легко, а тревоги растворялись в воздухе.
Но иногда, как в такие вот моменты, когда настигало одиночество и накрывало прозрачным куполом, я тосковала по Эрику. Его призрак не преследовал, словно затаил на меня обиду за тот наш последний разговор. А может, из кана даже призракам пути нет...
И я старалась, как могла, воссоздать его образ самостоятельно. Лукавый взгляд. Ямочка на подбородке. Теплые ладони. Но время слизывало воспоминания, словно волна с песка, делало их размытыми и едва различимыми. И я рисовала по новой. Чтобы не забыть. А под сердцем у меня шевелился его ребенок.
— Тоскуешь? — Дэн сгрузил еще одну связку дров у камина и присел рядом. От него пахло морозом. Ветром. Мокрым снегом и сосной.
Я не ответила, лишь слабо улыбнулась и посмотрела на огонь.
— По особенным всегда тоскуешь долго, — произнес он, не обращая внимание на мое смущение. — Я долго тосковал. А перед этим злился. Бесновался и хотел всех убить.
— Она выбрала другого? — Любопытство все же победило робость. Да и Дэн сам заговорил. — Твоего брата?
— Выбрала, — горько улыбнулся он. — Вышла за него, глупая. А он... словно жен ему было мало, нужно было мою женщину забрать!
— Классика жанра, — иронично заметила я. — Словно он у тебе ее забирал! Не насильно же заставил замуж идти.
— Не насильно, — вздохнул Дэн.
— Ты все еще злишься, так ведь? — посмотрела на него с любопытством.
Он покачал головой.
— Не злюсь. Я был плохим человеком, Полина. Совершал глупости. Поступал подло. На моем фоне брат выглядел рыцарем в золотых доспехах. Я понимаю ее и в то же время виню. Подсознательно. Она — единственная, с кем я был собой. Настоящим. И она меня отвергла. Он же никогда настоящим не был. Золотая обертка, а что внутри — неизвестно.
— Ты не боролся? Оставил все, как есть? Впрочем, брак хищных все равно разорвать нельзя...
Браки хищных разрушить может только отречение и смерть.
— Нет, не боролся. Ушел. Потом познакомился с Бартом, и он изменил меня. Буквально. И научил тому, что прошлое нужно оставлять в прошлом. Как сейчас учит тебя.
— А если встретишь ее? Случайно, на улице? Пройдешь мимо?
Дэн улыбнулся. Горько. И горечь эта растеклась по комнате, сливаясь с моей собственной, а воздух сделался тяжелым.
Нельзя тосковать вдвоем. Тоска множится, соединяясь. И убивает медленно, но неизбежно, превращая душу в ржавый сосуд.
— Не встречу, — ответил Дэн тихо. — Она погибла.
Он поднялся и вышел на улицу, а я еще долго сидела и думала о том, что для некоторых поступков и важных слов иногда может наступить то самое 'поздно', о котором люди редко задумываются. Дэн потерял нечто важное для себя и нашел смысл жить, идти дальше. Значит, и я найду — ведь у меня для этого гораздо больше поводов.
Сын. Племя, которое скоро станет родным. Друзья. Память об Эрике. И желание отыскать загадочного убийцу.
Зима длилась долго. Похожие друг на друга дни, наполненные раздумьями, и я буквально ощущала, как перестраиваюсь внутренне. Создаю фундамент для новой личности, по кирпичику возвожу стены, которые в последствии защитят от нападок и косых взглядов. Отращиваю броню, что позволить отражать удары.
Готовилась к трудностям. Еженощно убеждала себя, что выдержу. Твердила себе, как мантру, что сильная.
А зима постепенно сдавала права... Воздух наполнялся еще далеким, но таким желанным теплом, природа готова была возродиться. Из-под слежавшегося снега проступал изумруд новой травы, а небо сияло голубизной.
В марте мы вернулись. Нет, не в Липецк — в Москву. Сняли квартиру недалеко от центра. Тамара приехала и Роб. А еще Эльвира. Она причитала надо мной, словно я была больна, а потом громко рыдала в коридоре. Ей не сказали, куда везут. И она ничего не знала о ребенке Эрика.
