Ди-джей.

— Святая наивность провинциалов! — воскликнул великий деятель культуры и искусств. — Да какая разница! Главное другое, я хотел бы поговорить с тобой о моей новой песне... В которой возможно речь пойдет только о тебе. Без всяких кладовщиков, кочегаров и прочих работников физического труда!

— Хорошо, — глаза девушки заблестели. Восторженная натура повернулась к Максу. — Максим, оставь нас на несколько минут, пожалуйста. У нас серьезный разговор!

— Да, без проблем! — Макс внезапно вспылил. — Его мгновенно обдало холодной водой. На какой-то миг он даже растерялся. Вот только сердце ревнивца забилось торопливо и сбивчиво, будто спотыкалось о что-то рвано-острое, что мешало не только шевельнуться, но и дышать.

— Делайте, что хотите! — Он ответил сухо, холодно глядя прямо в глаза Алёны. Со злостью скрежетнул зубами — Я вам не мешаю? — Ди-джей резко развернулся и быстро выскочил из кабинета.

— У нас серьезный разговор, — Макс обиженно повторял и стрелой несся по коридору. — Оставь нас на несколько минут, вдвоем... У нас, дела!!! — Мысли теснились, перебивая одна другую. Он не останавливаясь, и проклиная всех игровиков на свете, быстро прошел в полуоткрытую белую дверь. Громко, со всей силы хлопнул ею, да так, что в каптерке задрожали паутины на стенах и пыль клубами поднялась к потолку. — Вот, и целуйтесь теперь с вашими делами! — Имитаторы недоделанные!!!

Кладовщик в негодовании осмотрел свою каптерку. Нашел глазами самую большую и тяжелую колонку... Yamaha C115V на 1000 вт. по остаточной стоимости 342 рубля. Подтащил её и забаррикадировал дверь со своей стороны. После чего, схватив ключи со стола, он вышел со склада, и проклиная всех на этом свете, пошел обедать.

Потерпевшая и обиженная судьбой личность, закрывая дверь склада, уже не видела, что после его ухода очертания меж временного входа стали постепенного мутнеть, растворяться. Спустя несколько минут от дверного проема не осталось и следа.

* * *

На ночном небосклоне загорались первые звезды. Тускло светили фонари, по обочинам тротуара, между одинокими скамейками дремали старые клёны, а за ними, куда не доставал электрический свет, скучивались темные молчаливые деревья — вязы, орешник, тополя. Вдали у забора сцепившись темными, литыми кронами, высились дубы, невозмутимые, не подверженные разрушительной силе времени. У небольшой беседки клонились к перилам красавицы белоствольные березки. Их величавые стволы словно вытекали из густой полумглы и казались таинственными и печальными.

Парочка влюбленных не торопясь прогуливалась по главной аллее парка. На западе ещё чуть светлела полоса неба. Теплом дышали кусты, пряно пахли травы, уставшие от дневного света. Всё отдыхало, и всё казалось непривычным и незнакомым, иным, чем днем. Наступала тишина, которая изредка нарушалась доносившимся издалека шумом от движения трамваев и клаксонов машин.

Бледные плафоны светло-коричневого цвета, провисшие тяжелыми гирляндами, казались очень красивыми на фоне черного неба. Неброские тени перебегали по лицам запоздалых гуляк — может, от ветвей клёнов, может, от легкого качания фонарей.

Молодой человек провожал невысокую стройную девушку. Он вдохновенно балагурил, читал стихи, рассказывал забавные истории и наиновейшие анекдоты. Заканчивая один рассказ, он тотчас же начинал следующий, точно боялся, что кто-нибудь другой перехватит инициативу разговора.

Девушка шла, молча рядом, погруженная в свои мысли. Она мило улыбалась собеседнику, кивала головой. Глаза её излучали спокойный и даже ласковый свет. От всей её стройной фигуры веяло чем-то нежным, завораживающим. Казалось, она прислушивается к каким-то давно отгремевшим, но незабываемо знакомым звукам. Постепенно глаза её таяли, расширялись, становились влажными, приобретая печальный и тихий блеск.

Напыщенный столичный вертопрах чувствуя возвышенное состояние избранницы, медленно положил руку ей на плечи. Неловко привлек к себе. Наконец-то довольно выдохнул... — Алёна! — Шепнул он одним дыханием. И словно приблизился к пропасти — заглянув ей в глаза, туманные и неподвижные.

Неожиданно перед ними, неизвестно откуда, из темноты пространства, из-за деревьев, прямо на дорожку с характерным звуком скрипа шин об асфальт и глухим ударом... упал на землю окровавленный человек.

Создалось впечатление, что его только, что выбросило из машины через переднее стекло. Кругом разлетелись осколки зеркала, фрагменты фар, куски от лобового стекла. В тусклом свете фонарей они отливали льдинистым, голубоватым цветом.

Красавица, широко открыла глаза, с испугом посмотрела на появившегося, на земле незнакомца. Его лицо было в крови. Она струилась из разбитого носа, струйками сбегала по лбу.

Алёна произнесла неуверенно, — МАКСИМ??? — Она узнала его. — Что с тобой? Откуда, ты, здесь? Она подбежала к нему и подняла руками ему голову. — ЧТО СЛУЧИЛОСЬ???

— По-мо-ги-те, — человек произнес одними губами в ответ и потерял сознание...

— Максим, что с тобой? — Алёна закричав, поднесла к лицу руку, на которой остались следы крови. — Аркадий, нужно срочно вызвать скорую или поймать такси. — Ещё мгновение и глаза девушки уже буквально пылали зеленым огнем. — Да сделай же что-нибудь!!!

Поклонник в ужасе оттолкнулся от вида крови, попятился и побежал искать машину.

* * *

Человек с перебинтованной головой стоял один во дворе своего дома. Чувствовалось как медленно заплывает правый глаз. Одежда была испачкана и местами порвана. На лбу красовалась несколько багровых ссадин. Неприятно ныло в боку. Кровь всё ещё стучала в его висках. На душе было горько и сиротливо. Потерпевшего только, что привезли на такси из травмпункта по указанному им адресу.

— Максим, ты не пригласишь нас в гости? — легкая, с гибкими движениями и сверкающими глазами девушка обратилась к потерпевшему.

— Нет! — во рту потерпевшего по-прежнему оставался соленый привкус крови. Голова натужно гудела. Звуки доносились глухо, словно сквозь вату.

— Как-то ты говоришь, не уверенно? — красавица растерянно заглянула ему в лицо. — С тобой, всё хорошо?

— Нормально, я говорю! И няньки мне не нужны! — в душе Макса были хаос и смятение. Немного поташнивало.

В ответ он получил хмурый, рассерженный взгляд.

— Это точно твой дом? — спутник девушки включился в разговор.

— Да!

— Ладно! — Алёна произнесла недовольно. — Раз больше тебе ничего не нужно, то мы с Аркадием пойдём!

— Идите! — он резко отвернулся, как бы обрубая разговор.

— Хоть бы сказал, спасибо, — напыщенный кавалер выразил недовольство.

— Спасибо, — процедил потерпевший и словно в розоватом тумане побрел в сторону своего подъезда.

Максим пошатываясь, шел по двору, к входным дверям дома. И его голову пронзала только одна мысль, — Хочу домой! Хочу домой. — Все, что сейчас происходило, казалось ему невозможным, нереальным, будто было не с ним. И вообще... — этого просто не могло быть! Какое-то наваждение или кошмарный сон. Хотелось проснуться и забыть обо всём.

То, что он попал в прошлое, он понял ещё в машине, по пути в травмпункт. Точную дату и время он узнал, когда врач заполнял на него медицинскую карту. Год рождения он себе сам определил из разности чисел между семьдесят седьмым годом и своим возрастам. А потом он назвал свой адрес и попросил отвести его домой.

Итак, его непонятным образом забросило в далекий семьдесят седьмой год. По пути он попал в аварию, разбил голову, порвал одежду. Почти поругался с понравившейся ему девушкой, которая ушла с другим. И главное он совершенно не знал, что теперь делать. Его сердце глухо, часто билось, лицо было влажно от пота. Во рту стоял привкус крови. — Хочу домой! Хочу... домой!

Теплый московский вечер дружески обнимал пришельца за плечи, легкий ветерок осушал вспотевший лоб. С неба насмешливо на героя — страдальца пялились просыпающиеся звезды.

Отрешенным взглядом Максим осмотрел место, в котором находился: Двор был другим! Как будто по чьему-то злому року его полностью изменили. Нет, адрес дома был тем же. И улица та же. Но! Сам дом и окружающая его обстановка были другими. Не было обычной площадки, огороженной шлагбаумами и забитой современными автомобилями. Не было забора из резной кованой решетки. Столбов с висящими видеокамерами. Всё было по-другому: Во дворе кипела вечерняя жизнь. Горело несколько старых фонарей, светилось множество открытых окон и балконов, из некоторых доносились громкие голоса, беспрерывные телефонные звонки. С других гремела музыка — проигрыватели, магнитофоны, радиолы были выставлены на подоконники. В музыкальной какофонии, перебивая другие звуки, господствовала песня — напевный мужской голос, сопровождаемый проигрышем аккордеона, с напором повторял припев:

Где же моя черноглазая где?

В Вологде где-где-где... В Вологде где...

В до-о-ме, где резной палисад...

На скамейках сидели влюблённые пары. Над грубо сколоченным столом горела яркая лампочка. Мужики средних лет стучали по неотесанным доскам костяшками домино. Другая компания таких же граждан, тесно стоя возле бачков для мусора, раскупоривала большие темные бутылки с какой-то "бормотухой", и там же шёл громкий разговор о футболе. В другой стороне, возле деревянного забора, в полутьме, на пустых ящиках из-под фруктов, под старой липой, расположилась группа подростков с гитарами. От туда доносился чей-то неокрепший басок, перебиваемый прыскающим девчоночьим смехом. Справа от арки дома, рядом с мусорным ящиком ночевали две старые "Волги" и один допотопный "Москвич".

По тротуару носились дети. Подростки пинали мяч и прыгали на асфальте. С их стороны слышался смех, громкие выкрики. Посреди двора стоял сухонький человек в телогрейке и громко разговаривал с рыжей собакой. Он грозил собаке пальцем, а та стучала хвостом по земле и виновато повизгивала.

Запах молодой листвы и жареной картошки кружил голову. Мимо протарахтел старый мотоцикл "Ява". Голос певца продолжал, в душистый вечер, разносить напевные звуки...

Вот потому-то мила мне всегда...

Вологда гда гда гда... Вологда гда...

Город, где судьба меня ждёт...

Какого-то шалопая Генку громко позвали домой с балкона верхнего этажа...

— Тоже, хочу быть дома, — мысль назойливой пчелой гудела в голове Макса. Он облизал шершавым языком сухие губы и посмотрел на освещенную дверь подъезда. Рядом с ней увидел расплывчатое белое пятно. В груди зажглось чувство надежды. Сердце гулко застучало. Он нервно сглотнул слюну.

— А почему нет? Должна появиться — должна! — Страдалец обнадежил себя и двинулся в сторону входа. Подойдя ближе, он хорошо рассмотрел свою старую, деревянную знакомую. Более того на ней уже кто-то успел написать красным кирпичом фразу "Колян + Танюха = Люб. до гроба"... — Максим хмыкнул. — Вот народ! И когда только успевают?

— Хочу домой, — желание обострилось до предела, — почудилось, что дверь приоткрылась. — Домой... До-мой... — И он не спеша потянул за шершавую ручку.

* * *

Сон был волшебный: Легкий как облака, неуловимый как музыка, непонятный и туманный как далекие звезды... Сон был красочный, объёмный, реальный. Он походил на легкое, благодарное дыхание, невнятный интимный шепот от которого кружилась голова. Сладкий воздух переживаний бродил в голове, бежал по венам, вспенивал кровь, и до отказа заполнял грудь, словно заливал ее хмельной жидкостью. Его очертания были пряными, дразнящими. Он дурманил как игристое, почти неотличимое от родниковой воды вино. И от этого вина, хотелось что-то творить, переживать, куда-то бежать, идти, ехать, с кем-то встречаться, кого-то любить...

Макс изо всех сил бежал за любимой через широкое море степного, колыхающегося на ветру ковыля. Трава была высокая. Её верхушки гнулись, трепетали, а у земли уже не шевелилась ни одна травинка. Пряно пахло сиренью и влажной землей. Над головой раскинулась ослепительное, неправдоподобно синее, весеннее небо. Яркое солнце теплом заливало землю. Слева стояли деревья. Их большие, зеленые кроны медленно отодвигались назад, и это выглядело странно, потому что Макс мчался настолько быстро, что топот его шагов по земле отдавался эхом в голове.

Впереди него ланью бежала белокурая девушка среднего роста. Узенькая, туго обтягивающая тело коричневая юбка, одетая на ладную фигуру, мешала бежать быстро. Легкая светло-желтая кофточка затейницы просвечивала загорелое тело. Босые ножки куколки призывно мелькали. Макс слышал ее звонкий смех, и это был зовущий призыв догонять. Сердце преследователя от переживаний билось глухо и часто, голова кружилась. Расстояние между беглецами сокращалось.

Наконец-то красавица замедлила бег, остановилась, обернулась, доверчиво потянула к нему свои руки. Тонкая, стройная фигура озорницы вытянулась. Максим увидел прекрасные Алёнкины глаза, в которых плыли зеленые облака. Её точеную талию, плотные и упругие груди с небольшими сосками, просвечивающимися сквозь тонкую кофточку, задорную улыбку, милую родинку над губой. Девушка звала, манила к себе...

Он повалил любимую на мягкую, теплую траву. Они стали, смеясь кататься по ней. Цветная пыльца сыпалась на их тела, облепляла одежду. Влюбленные словно купались в бассейне, наполненном густым пахучим отваром и солнечным светом. Нет, не в бассейне. Они плыли в лодке по зелёно-розовому, бескрайнему океану. Тихо-тихо, только плеск воды да ветер спешил до ночи достичь края земли.

Макс любовался счастливым блеском Алёнкиных глаз, её доверчивой, милой улыбкой. Неожиданно он увидел губы ненаглядной: Крупные, мягкие, едва тронутые помадой. Они выражали горячее желание и угасшие надежды, усталую покорность и безграничное упрямство. Влюбленный жадно прильнул к ним, стал целовать, открывая мир доселе неведомых ощущений. Они были волшебными, приятными, чарующими. Сероглазая колдунья первое время активно отвечала, а потом поддалась на его ласки и что-то стала бормотать, счастливо вздыхая. Максим осыпая поцелуями лицо, шею, открытые плечи любимой. Он нетерпеливо возбуждал красавицу... Обнимал одной рукой, другой ласкал её роскошные груди. Почувствовав, как затвердевают соски, он двинулся дальше, стремясь дойти до заветного места...

Резкий толчок болью отозвался в голове спящего человека. Неизвестная сила вырвала любимую из рук, и как крупный лист понесло ввысь, громким смехом издеваясь над его неудачей. Мир, для Максима, вдруг завертелся буйным вихрем. Все исчезло: Краски, звуки, запахи. Остались видны лишь серые полутона неба и светлое пятно его напарницы.

— Постой. — Он кинулся вслед. — Вернись!

— Я не могу! — с грустинкой ответила влюбленная, превращаясь в огромную белоснежную птицу.

— Останься! — несчастный всем телом тянется вверх и бежит вслед улетающему лебедю.

— Это очень опасно! — далекий голос. Любимая, мягко и плавно кружась, поднимается все выше и выше.

— Я приду за тобой! — Макс из последних сил старается удержать остатки сна.

— ...буду ждать... — донеслось откуда-то далеко, из-за облаков.