— Если мы опоздаем, я тебя расчленю! — тяжело выдохнув, сообщила Эрика.
— Я не просил нас дожидаться! — возмутился юноша, прибавляя, впрочем, прыти.
У них за спинами послышался девичий смех, переливчатый, приятный. Учики мельком оглянулся. Кимико Инори, давняя знакомая Отоко, бежала следом, облаченная в точно такую же форму, как Эрика. Юная японка двигалась легко, будто почти не касалась земли и ничего не весила. Она была изящной от природы. Длинные черные волосы слегка развевались, подхваченные утренним ветром и встречным воздухом. Кимико являла собой тот идеал красоты, что искали многие мужчины в молодых восточных женщинах, и цветение юности лишь прибавляло ей очарования, не нагружая вдобавок большинством неприятных черт позднего подростка. Они с Учики были ровесниками, даже родились в один день, учились в одной школе и всегда жили рядом. И, как выяснилось, это не было простым совпадением. Ибо молодой человек и девушка оказались Наследниками.
Мистически сильные и могущественные существа, к которым их причисляли ученые, не могли существовать поодиночке. Каждый Наследник оставался в живых, пока рядом была его пара. До сих пор никто не знал, почему наследники погибали от стремительно развивающихся болезней, истощения и отказа целых систем организма, стоило лишь лишить жизни связанного с ним второго. Учики помнил, что дело, вроде бы, было в каких-то особенных энергетических потоках и замкнутости энергетических полей организмов двух Наследников друг на друга, но, не будучи ученым, мало что понимал в подобных объяснениях. Он вообще слабо разбирался в научной базе, подведенной под существование Наследников, хотя в академии им пытались ее растолковать.
Но юноша точно знал одно: без Инори жить действительно не получится. Ибо Учики был влюблен в старую знакомую со всем пылом молодости и со всей застенчивостью интеллигентного молодого человека, не привыкшего к распущенности и вседозволенности. Отоко всегда считался среди сверстников замкнутым мямлей. Само его имя, переводившееся с японского как "робкий парень", располагало к нелюдимости и застенчивости. Детство, в котором имелся пьяница-отец, колотивший сына и жену за любое непонравившееся слово, лишь усугубляло плохую социализацию. Поэтому Учики общался с окружающими нечасто и скупо. И только Инори смогла проникнуть в самые глубины свернувшейся в комок души.
В последнее время, правда, дела на личном фронте у Отоко шли все лучше и лучше. С тех пор, как сумел пробраться в группу боевой подготовки для учеников "Эклипса", юноша начал ощущать в себе перемены. Он становился сильнее физически, учился овладевать скрытыми в организме силами наследника. Но главное — вместе с переменами, начавшимися в тот жуткий вечер в Токио в прошлом сентябре, приходила радость и уверенность в будущем, каким бы оно ни было. Старая жизнь, в которой не виделось просвета, ушла безвозвратно, оставив после себя тоску по матери, с которой он не имел права видеться. Вместо нее пришла новая, необычная, насыщенная опасностями и тайнами. И Кимико теперь всегда была рядом. Они вместе прошли через страшные события в Токио и теракт прошедшего ноября, попали в одну школу и одно общежитие, оказались неразрывно связаны. А потому привязанность любви крепла в молодом человеке все сильнее день ото дня. Инори же всегда была похожа на ласково светившее солнышко. Учики оставалось лишь купаться в ее свете. Правда, никаких шагов, переводивших их отношения на какой-нибудь более лично-интимный уровень, он пока не предпринимал. Пока.
И, конечно, имелась рядом еще Эрика. Взбалмошная вредная дочка полковника Крестоносцев, тоже принадлежавшая к числу Наследников, но вдрызг разругавшаяся со своей парой. Учики совсем не удивился, когда к колючей, словно ощетинившийся ежик, Андерсен сумела найти подход Инори. Той не потребовалось много времени, чтобы стать для не слишком ладившей с окружающими спортсменки лучшей подругой. Эрика откровенно привязалась к доброй японке, проявлявшей просто обезоруживающее добродушие. Правда, к Учики она относилась вовсе не так положительно. В первый день знакомства свирепая полковничья дочь последовательно свалила юношу с ног ударом ноги, обозвала подлым тунцом, проигнорировала, а потом обругала. Взаимная неприязнь незаметно сошла на нет, когда молодым людям пришлось совместно спасаться из захваченного террористами театрального центра. А несколько месяцев назад, когда Учики и Эрика вдвоем отправились спасать Наследницу по имени Рени от экспериментов спятившего ученого, лед недоброжелательности окончательно растаял. Вот только такта и девичьей вежливости от увлекающейся единоборствами и бегом Эрики все равно ожидать не стоило.
— Опа-а-а-аздываем! — раненым зверем взвыла Эрика, глянув на бегу на часы.
— Сама виновата!
Учики и Инори жили в одном общежитии после того, как были вывезены из Токио Сэмом Ватанабэ. Обычно они вместе добирались до академии, если занятия начинались рано. С тех пор, как с Кимико подружилась Эрика, дочка полковника Андерсена регулярно присоединялась к японской паре на одной из остановок автобуса. Однако сегодня Отоко и Инори задержались. В итоге они сели на следующий рейс, прибытие которого оставляло очень мало времени на то, чтобы добраться до школы и подготовиться к занятиям. Как выяснилось, Андерсен тоже не села на нужный автобус, дожидаясь друзей. И сейчас все трое бежали во весь дух к воротам "Эклипса", закрывающимся ровно в девять.
Девичий силуэт на самом краю улицы первым заметил Учики. Золотистые чуть вьющиеся волосы всегда служили молодым людям путевым знаком. Француженка-Наследница Рени Данклод, недавно спасенная Учики и Эрикой из лаборатории безумца, отчаянно замахала приближавшейся компании рукой. Рядом сразу же показался стройный силуэт юного китайца Канга, парного Наследника девушки. Эти двое были неразлучны с Эрикой, которую Данклод обожала, как обожают милого потешного котенка. Нельзя сказать, что Эрике нравилась такая привязанность, но Рени была слишком добра, чтобы ее отшивать. Когда рядом с Андерсен появилась Инори, общительная и добродушная француженка мгновенно прониклась к японке самыми нежными дружескими чувствами. Флегматичный Канг, постоянно слушающий музыку через наушники своего плеера, лишь молча следовал за девушками и разделял бремя Учики, вынужденного соседствовать с целой юбочной бандой.
— Bof! С'est impossible! — воскликнула Рени, когда спешащая троица поравнялась с ней и ее спутником. — Вы почти опоздали!
— Автобус!.. — хрипло выдохнула Эрика, дергая Учики за шиворот и сворачивая к воротам, видневшимся в сплошной высокой ограде, отделявшей академию от внешнего мира.
— Опоздали? — спросил Канг, первым шагнувший следом за взмыленной компанией и вынувший из ушей каплевидные наушники.
— Ага, — ответила Инори, меньше всех запыхавшаяся.
— Бывает, — невозмутимо произнес китаец.
По мере приближения к воротам хватка Андерсен становилась слабее, и вскоре Отоко удалось высвободиться из плена ее цепкой руки. Поправив ворот, юноша глянул по сторонам. Как всегда случалось, Кимико и Эрика шли чуть впереди него, находясь рядом, но не сходясь окончательно. Так Учики вместо плетущегося сзади аутсайдера становился углом треугольника. Подобный расклад не мог не радовать. Позади шагали Рени с Кангом. Златовласка необидно хихикала, что-то пошутив по поводу их взъерошенности.
— О! — вдруг воскликнула Данклод. — Вон идет la reine de la glace.
Со стороны близлежащего парка к воротам академии по улочке приближалась Китами Дзюнко. Всегда аккуратная и красивая, старая знакомая Учики и Инори шагала с грацией обворожительной взрослой женщины. Даже кургузый портфель в ее руках казался чем-то куда более возвышенным, чем обычное вместилище книг и графических планшетов. Отоко невольно перехватил в руке собственный портфель, который едва не выронил, когда Эрика тащила его от автобусной остановки.
— Тс-с! — свирепо обернулась Кимико. Японка насупилась и грозно глянула на Рени. — Рени-тян, я же предупреждала, не издеваться над Дзюнко-тян!
— Молчу-молчу! — покорно прикинулась кроткой овечкой Данклод. — Но все равно она слишком о себе воображает.
Действительно, Китами, с самого своего прибытия в Меркури, держалась особняком от сверстников, не стремилась к общению и демонстрировала холодность ко всем окружающим. С этой нелюдимостью болезненно сочетался тот факт, что Дзюнко не была одной из Наследников, а принадлежала к числу трикстеров. Первое время ее даже пытались травить всей молодежной стаей. Только вмешательство Кимико, стремительно ставшей всеобщей любимицей, спасло Китами от вражды со всеми учениками. Вот и сейчас Кимико бросилась на защиту нелюдимой соотечественницы.
— И ничего она не воображает. Просто Дзюнко-тян — сложный человек. Но она хорошая.
— У тебя все хорошие, — улыбнулась Рени. — Может, и так, но сильно уж нелюдимая твоя Китами. И как посмотрит — бр-р-р-р!
И француженка картинно поежилась, демонстрируя, насколько холоден бывал взгляд Китами.
Они поравнялись у самых ворот. Инори, Учики и Эрика дружно загалдели, приветствуя Дзюнко. Неразлучная троица, в отличие от прочих учеников "Эклипса", пользовалась небольшим, но ценным расположением гордой девушки. Она даже провела вместе с ними Рождество и пару раз обедала месте с девушками. Кимико приветливо вскинула руку со сложенными буквой "V" пальцами.
— Дзюнко-тян, доброе утро.
Синие линзы, которые носила Китами, в немалой степени способствовали эффекту холодности, создаваемому ее взглядом. Но сейчас даже искусственный цвет не мог скрыть потепления.
— А, здравствуй, Инори, — произнесла Дзюнко, неопределенно подняв свободную руку. — Отоко, Андерсен.
— Привет, — ответила Эрика, больше озабоченная одергиванием школьного пиджака, чем взаимоотношениями с гордыми ледяными королевами.
— Привет, — в свою очередь изобразил что-то рукой Учики.
— Здравствуй, Китами, — тряхнула золотистой головой Рени.
— Здравствуй.
Ответ оказался совершенно неожиданным. У Данклод даже слегка вытянулось лицо. Нет, Рени вовсе не была злобной любительницей предать остракизму сверстницу. Просто, будучи человеком мягким и ярким, она не любила угрюмых и мрачных одиночек. И привыкла к тому, что Китами молчаливо источает холодок отчуждения. А сейчас его как будто бы не было.
Они миновали ворота и зашагали по двору ко входным дверям. Китами не стала встраиваться в общую процессию, идя сбоку. Но Учики все равно ощущал ее присутствие. Он чувствовал каждого из тех, кто шел сегодня рядом с ним. Слишком большую часть своей жизни юноша провел в одиночестве, лишенный дружбы и даже простой доброжелательности. А потому сейчас Учики наслаждался каждой секундой.
— Опаздываем, а? — у входа, сурово поправляя изящные очки без оправы, стояла доктор Шерил Крейн, штатный медик академии, приглядывающий за здоровьем учеников. Миниатюрная длинноволосая блондинка в расстегнутом белом халате, лишь подчеркивающем достоинства изящной невысокой фигуры, прислонилась спиной к стене, пропуская ватагу молодых людей в здание. Каблуки туфель негромко цокнули о бетон крыльца. — Не шалите там, бегуны.
— Слушаемся! — голосом отличницы пообещала Рени.
— Идите, идите, — улыбнулась Шерил. Доктор была человеком незлым, хоть и любила напускать на себя важность. — Мистер Ахремов вот-вот начнет занятия.
— Ждем, прямо не дождемся, — хитро прищурившись, сообщила Данклод, пропуская подруг вперед. — Мсье Ахремов такой милый.
— Кхм, — выдавая себя, доктор Крейн поперхнулась. Каждый ученик знал, что Шерил неравнодушна к обаятельному русскому преподавателю. — Да, разумеется. Ну, бегите уже.
Исчезая за дверью, Учики мельком оглянулся на Шерил. Ее сиюминутное смущение, казавшееся девушкам таким забавным, ворохнуло что-то у него в душе. Вот только непонятно было, что. Какая-то мысль зашевелилась на задворках сознания, щекоча разум острыми краями.
Что-то, связанное с... Инори. Да, точно. Но что все-таки?
— Эй, Учики, — Эрика дернула юношу за рукав, едва не повалив на пол. Мысль предательски вильнула хвостиком и ускользнула из головы. А девушка спросила свирепо: — Ты чего сделал рожу кирпичом, подлый тунец?
Балтимор
9 мая
05: 24 по местному времени
Детское тельце было закутано в одеяло до такой степени, что напоминало непомерно большого грудничка в пеленках. Александр Винтерс, которому в марте сего года исполнилось пять лет, мирно посапывал, высунув наружу крохотный нос. Он всегда любил кутаться и просил, чтобы его как следует уложили. Родня с большой радостью исполняла желание маленького властелина.
Свет в комнате был выключен, окно занавешено, и в темноте белый кулек можно было найти лишь по тихому сопению. Сидя рядом на кровати, мать Александра, или просто Ксандра или Алекса, как его звали друзья и семейные, очень не хотела оставлять сына. Но выбора не было. С самого рождения мальчика она слишком часто вот так уезжала среди ночи, рано утром или недостаточно поздно вечером. Сынишке особенно не нравились ночные отъезды. Он всегда хотел увидеть маму с утра.
Кэтрин Винтерс была певицей. Не самой популярной, не самой талантливой, не самой раскрученной, но хорошей. Поклонники ее любили, записи и выступления приносили хорошие деньги, забвение не грозило, и даже личная жизнь не превратилась в дымящийся кратер после долгих лет карьеры. И все-таки женщина чувствовала, что грусть проникает в сердце чаще, чем хотелось бы. Возможно, из-за того, что, как бы она ни старалась, с Алексом видеться удавалось редко. Ребенок, разумеется, всегда радовался и не отлипал от родительницы, пока не заснет. Но все равно не то, все равно неправильно... Или, может, Кэтрин тревожилась из-за того, что мальчик рос без отца? Она поняла, что с Эдрианом хорошей, любящей семьи не получится, но надеялась на что-то до последнего. А потом мужа нашли плавающим в озере. Мертвым. И, немедленно прокляв себя за это, Кэтрин лишь облегченно вздохнула, когда услышала страшную новость.
Вот оно. Скорее всего, та томящая душу тяжесть, что никак не желала пропадать, была связана не с Алексом и не с проблемами семьи. Кэтрин было плохо потому, что, несмотря на успех и благополучие, в жизни не было кого-то важного. Нет, не мужа, которого она похоронила и старалась не вспоминать. Эдриан так и не стал тем самым человеком. Человеком, которому можно было поплакаться в жилетку так, как она не плакалась даже матери. Человеком, настолько же сильным и добрым, как папа в детстве. Человеком, которому безоговорочно веришь, на которого полагаешься. Человеком, которого любишь. Кэтрин Винтерс хотелось любить мужчину и быть им любимой. Но все те, кто поднимался на пьедестал спутника жизни, временного ли, постоянного ли, рано или поздно сходили с него. Они не заслуживали титула ее любимого. Никто и никогда. Даже последний роман Винтерс с собратом по искусству, знаменитым музыкантом, кончился плачевно. Пока она была на гастролях, они встречались, пару раз переспали. И все. Пусто и холодно. Вот уже второй десяток лет. Пусто и холодно в душе.
