— Для этого у вас и лишний день — на Болд Хед Айленд у Северной Каролины, там рельеф схожий. А русский отряд может это сделать заранее, на полигоне Вилано, в пяти километрах отсюда. Так что жить будешь пока с мамой и детьми. Да, а сегодня вечером отобедаете со мной в "Тропическом Уголке" — Лена уже знает, я просто просил ее тебе пока не говорить.

Глава 15. Дипломатическая неприкосновенность.

Небольшое каменное здание российского посольства в Вашингтоне было окружено несколькими сотнями вооруженных людей. Полиции, которая обязана защищать чужие посольства, видно не было — может, сочувствовали "протестующим", а может, просто испугались. Слышались крики: "Бей русских! Бей пособников рабовладельцев!"

Перед толпой появились Аристарх Подвальный и Эйбрахам Линкольн. Слово взял первый:

— Американцы! Я сам сын дипломата, жил в Русской Америке много-много лет, и поверьте, не все так однозначно! Все русские к востоку от Миссисипи хотят присоединения к Североамериканским Соединенным Штатам, а большинство русских американцев считают САСШ ослепительным факелом свободы и демократии. Но вот эти, те, кто засел в этом здании, агенты лично русского деспота в Москве, а многие еще и кровавой шайки в Форт Россе. Доколе вы будете это терпеть в великом городе Вашингтоне? Собакам собачья смерть!

Заговорил Эйбрахам:

— Сограждане, вы сделаете великое дело, если вы сожжете это гнездо тирании и арестуете всех его обитателей! Если не сможете их арестовать, то за голову каждого тоже полагается награда. Как говорит мой друг Аристарх, вам будут благодарны и простые русские. А после освобождения Юга и революции в Русской Америке мы им позволим построить новое посольство.

Подвальный с Линкольном подошли к ожидавшему их экипажу, сели в него, и экипаж тронулся. Тем временем, подъехала телега, дровами, и другая, с хворостом. Хворостом с дровами обложили здание, разобрали факелы, оказавшиеся там же, на одной из телег, и начали поджигать хворост.

И тут они услышали какое-то непонятное стрекотание в небе. Оно все приближалось, и в небе появились какие-то странные силуэты — типа яйца с хвостом и с большим горизонтальным винтом, плюс маленьким — вертикальным — на хвостовом оперении. Первый летающий аппарат вдруг немного наклонился, и по толпе вдруг ударили пули.

Толпа смешалась, кто бросал факелы, кто пытался с их помощью проложить себе дорогу из этого ада. У некоторых загорелась одежда и волосы, другие получили факелом в лицо. Крики, стоны, проклятия...

Еще одна очередь, уже поверх голов — и толпа ринулась наутек.

Второй вертолет облил кусочек здания водой. Огонь прекратился, и в стене открылась неприметная дверь, из которой выбежали десять человек. Вертолет в то же время спустился, и все по очереди запрыгнули внутрь. Первый вертолет в то же время барражировал над районом посольства, но никого из горе-поджигателей не было видно даже вблизи.

Вот вертолеты взмыли в небо и пошли на юго-восток, к вертолетоносцу "Новый Орлеан", ожидавшему их в ста километрах, в международных водах в Делаверском заливе.

Через час, к так и не загоревшемуся зданию посольства подошли несколько десятков человек из толпы. Кто-то ударил колотушкой в дверь, но изнутри не послышалось ни звука.

— Что с окнами? — закричал предводитель.

— В решетках.

— Тогда ломай дверь!!

Несколько человек попытались высадить дверь плечом, но она и не колыхнулась.

— Топором!

Кто-то принес топор и ударил несколько раз по двери. Тот же результат — под тонким слоем дерева дверь оказалась стальной.

Троих послали за бревном побольше. И вот последовал удар по двери тараном, еще один, и вдруг дверь поддалась...

Тем временем, Линкольн-младший и Подвальный, которых вызвали буквально из постели, подъезжали на своем дилижансе к русскому посольству. И вдруг несколько крупных камней ударили по карете, разбив стену, а один попал Линкольну-младшему между ног.

Подвальный не решился обнять своего спутника жизни, который в это время корчился на полу кареты — все-таки люди могли увидеть, и не факт, что они правильно поймут современные ценности. Вместо этого, он выглянул через дыру на здание посольства — и увидел, что здания больше нет, вместо него зияет дыра, а вокруг валяются обломки здания, и куча трупов.

Глава 16. Солнце надежды.

Уиллиам Стюарт помнил, как в далеком 1814 году он, в чине подполковника, командовал 38-м пехотным полком, занявшим оборону у Форта МакГенри, снаружи, за рвом, в наиболее опасном месте. Как его полк цеплялся за свою позицию, несмотря на обстрел с английских военных кораблей. Как он встал перед своими солдатами, чтобы показать им, что обстрел обстрелом, а бояться нечего. Именно тогда он произнес крылатую фразу: "Бояться нечего, кроме страха." И когда англичане попытались тайно высадиться у форта ночью 13 сентября, именно его часть, с помощью артиллерии полковника Армистеда, отбила эту вылазку.

И они выстояли! После боя, он, как и все, был на седьмом небе от счастья, когда английские корабли уходили в море, так и не сумев захватить Балтимор, когда рваный звездно-полосатый флаг, реявший над фортом, заменили на новый, огромный, реявший над непобежденным фортом в честь его молодой страны, как назвал ее Фрэнсис Скотт Ки, "страна свободных и дом смелых."

Хорошенькая страна свободных... Он уже постарел, отошел от военной службы, ушел в политику. И видел, как "страна свободных" все больше превращалась в тиранию, исходившую из куска мэрилэндской территории, отданной под новую столицу: города, названного в честь Джорджа Вашингтона, вирджинца и героя как Севера, так и Юга. Да, Уиллиам был одним из главных сторонников отделения Юга от Севера; да, он поехал в Чарльстон на конституционную конвенцию, созванную новоизбранным Президентом Калхуном, чтобы новая конституция не посягала на свободу гражданина, чтобы его возлюбленный Мэрилэнд не был игрушкой в руках бостонских и филадельфийских богачей, смотрящих свысока не его родной Юг.

Он отдавал себе отчет в том, что после такого шага, попадись он в руки северян, может навсегда поплатиться личной свободой, а то и жизнью. Пусть. Зато дети его, и все его сограждане по штату Мэрилэнд, будут жить свободными людьми. Негров он согражданами, понятно, не считал.

Но он не мог себе представить и в страшном сне, что его собственный сын, такой еще молодой, будет содержаться без суда и следствия в том самом форте, который уже успели окрестить Американской Бастилией. Через посольство Русской Америки был передан запрос об условии освобождения хотя бы несовершеннолетних и пожилых заключенных, на что госсекретарь Питер Бьюэлл Портер надменно заявил российскому послу, что это произойдет только в обмен на всех сепаратистов Юга, которые должны будут занять их места в тюрьмах.

Стюарт предложил, чтобы его обменяли на сына, но тщетно. Портер отверг этот запрос в обычной своей оскорбительной манере, сказав, что Стюарта-старшего все равно рано или поздно ждет виселица.

А теперь дело дошло до того, что толпа разгромила там российское посольство, и что от него осталась лишь груда камней. Иссяк и этот канал связи с преступным правительством в Вашингтоне.

Стюарт не знал, что предпринять. И вот он на острове Пальм, куда его пригласил местный плантатор Джулиан Бакстон, намекнувший ему, что это будет в его интересах. Вчера вечером, на пароме на Остров Пальм он увидел многих других делегатов из Мериленда и начал подозревать, что дело нечисто. Но не мог себе даже предположить, что именно произойдет на следующий день.

С утра они собрались в поместье Бакстона, и сам президент Калхун и губернатор Кэрролл им рассказали про план освобождения Балтимора. Про ночной десант, которого северяне не ждут. Он вспомнил тот, другой, английский ночной десант, который он и его доблестные пехотинцы отразили далекой ночью 1814 года. Но они сражались за родину, а северяне — за закабаление его и его народа.

Он попросил самолично участвовать в десанте, присовокупив что, хоть и стар, до сих пор помнит каждый камушек и каждую травинку в тех местах. Ему сказали, что десантники найдутся, а вот его знания очень даже понадобятся для грамотной подготовки ночной высадки.

Обедали они под пальмами, благо день был теплый и солнечный. После обеда подали весьма неплохой портвейн, и он сидел и цедил благородный напиток, думая, впрочем, о том, что вряд ли они чего-нибудь добьются, но вот хоть умрут с гордо поднятой головой.

Вдруг он увидел нечто такое, что поверил в возможность успеха. На горизонте, из дымки, вышли четыре корабля. Один остановился за пределами территориальных вод, два приблизились к проливу, ведущему в Чарльстон, а третий быстро пошел прямо по направлению к ним. Где-то в четверти мили от берега он застопорил ход, и от него отделились катера, даже не поплывшие, а полетевшие в сторону берега.

Стюарт насмотрелся на самые разные корабли в Балтиморе и Аннаполисе, но таких не видел никогда. Огромные, без единого паруса, странной формы, покрашенные в какой-то цвет, почти сливавшийся с морем, и с белым флагом с косым зеленым крестом, развевавшимся на корме. Моряки рассказывали про железные корабли Русской Америки, но он всегда думал, что флотская братия преувеличивает. А теперь, увидев этих красавцев вживую, он подумал, что они скорее преуменьшали...

Катера тем временем подошли к мосткам. Из первого вышел моряк в непонятной форме, откозырял и четко доложил: "Мичман Рябчиков, малый десантный корабль Императорского Русско-Американского Флота "Батон Руж". Мне поручено доставить вас на борт нашего корабля."

Стюарт забрался по трапу на катер, за ним последовало еще несколько человек, и катер полетел к малому десантному кораблю.

Чем ближе он приближался, тем более огромным казался тот — тоже мне, малый, подумал Стюарт. И вот они на корабле. Их сразу развели по каютам. Но корабль еще не уходил. Из иллюминатора Стюарт наблюдал, как вскоре из Чарльстонской Бухты вышли несколько кораблей Конфедерации. Два из них подошли к "Батон Ружу", другие к двум его собратьям, к ним полетели катера, и вот солдаты начинают забираться по трапу. На их корабль доставили около двухсот пятидесяти человек, целый батальон, пусть и усеченного состава.

И тут в дверь постучались.

— Войдите!

В дверь зашел молодой человек в странной пятнистой форме.

— Полковник Стюарт? Позвольте представиться, майор Юрий Заборщиков, Русско-Американская Армия. Я буду командовать десантной операцией у Форта МакГенри.

— Очень рад с вами познакомиться, майор. А кто эти войска?

— На нашем корабле — Чарльстонский Десантный Батальон. На других — Второй Мэрилэндский Пехотный Полк, ваши соотечественники.

— Второй Мэрилэндский... Позвольте, они же были практически уничтожены при Принстон Корт Хауз в Вирджинии!

— Да, в феврале, при попытке остановить янки, прорвавшихся через Аппаллачи. Но они не только уничтожили до двух полков янки, но оставшиеся в живых сумели вынести знамя полка. Почти весь личный состав — новый, но все из Мэрилэнда. И у многих, как и у вас, родственники в тюрьмах и лагерях.

— Да, мой сын...

— Наша задача — сделать все, чтобы ваш сын и другие пленники форта и близлежащего лагеря были освобождены, по возможности без потерь. Форт будет брать русская Сводная Десантная Группа, а лагерь — Чарльстонский десантный батальон, который наши инструкторы специально обучили технике десантирования. Я пойду со Сводной Группой. У нас есть снимки района высадки, но, по рассказам, с 1814 года там мало что изменилось, поэтому мы очень хотели бы поговорить с вами лично.

— Майор, а не могли бы вы взять меня с собой?

— Полковник, сожалею, но вы за нами попросту не угонитесь. Тем более, вашему сыну и другим детям нужен живой отец.

— Вашим детям, полагаю, тоже.

— Вы правы, полковник, но, увы, я человек подневольный. А мои родители и мои сестры и братья о них позаботятся, если что. Детки мои еще маленькие... А пока давайте обсудим с вами особенности ландшафта и внутреннее устройство форта.

Корабль тем временем уходил на северо-восток. Стюарт посмотрел в иллюминатор и поразился, как красиво провожала их Южная Каролина. Оранжевое солнце садилось над пологим берегом, и ослепительная оранжевая дорожка шла от самого берега островов, окаймлявших побережье, к кораблю, и силуэты пеликанов то и дело проносились по солнечному диску. Солнце надежды, подумал Стюарт...

Глава 17. Служба отечеству.

31 января должен был стать лучшим днем в жизни Джимми Хока.

Его отец был паромщиком на линии Бруклин Хайтс-Манхеттен. А с первого февраля и его должны были зачислить в штат помощником паромщика. И он будет получать неплохие деньги — полтора доллара в неделю. Меньше, конечно, чем отец, который работает здесь уже давно и получает пять с полтиной, но все-таки неплохо для восемнадцатилетнего. И сегодня вечером ему нужно будет зайти к начальнику переправы и получить форменную одежду. Тем более, что Восточная река не замерзла, и паром действует даже сейчас.

И теперь он наконец сможет попросить руки дочери своего соседа, Фергуса О´Брайена. Полли согласилась на его предложение еще утром, но теперь предстояло пройти самый сложный этап. Но Полли шепнула, что ее отцу нравится сын его старого приятеля, и что согласие его практически гарантировано.

Джимми не заметил двух человек в синих мундирах, пока они не преградили ему путь.

— Кто такой?

— Джимми Хок, сэр.

— Сколько лет?

— Восемнадцать.

— Поздравляю, Джимми, вы призваны в армию САСШ.

— Но, сэр...

— Вы пойдете с нами. Родина в опасности.

— А родители?

— Их оповестят.

Оповестили ли их, он так и не узнал. Ни родителей, ни Полли он не увидел. Их посадили на лодки и заставили переправиться через Восточную Реку, а потом, после короткого марша через Манхеттен, перевезли через Гудзон. И он впервые за всю жизнь оказался аж в другом штате, Нью-Джерси.

Потом был трехдневный марш на до Трентона, где их муштровали и учили маршировать и стрелять из мушкетов еще колониальной эпохи. Спали они в палатках на еловых ветках, а кормили их так плохо, как никогда. Даже те из них, кто был из самых бедных семей, говорили, что такой еды они себе и представить не могли. Многие заболевали, троих унесли куда-то, остальных муштровали дальше. Впрочем, через какое-то время снег сошел, но зарядили промозглые дожди, и маршировать становилось все труднее, а стрельбы закончились — попробуй перезаряди ружье при такой погоде.

Пятнадцатого марта им выдали по старомодному гладкоствольному мушкету, чуть получше, чем те, с которыми они учились, и по мешочку с десятком пуль и с порохом и погнали в Кэмден, где их переправили в Филадельфию и погнали дальше в Вилмингтон, штат Делавер. Если Вилмингтон казался еще относительно нетронутом, то дальнейший марш поразил его до глубины души. Здания усадеб были огромными и издалека казались красивыми, но вблизи было заметно, что практически все пустовали, с выбитыми окнами и часто висящими на одной петле дверьми. Многие, впрочем, были сожжены, а кое-где они видели огонь пожаров. На вопрос, куда же делись люди, он получил зуботычину от сержанта Джексона, который командовал их колонной, но когда вопрос повторил сержант Трелони, тот снизошел до ответа: вокруг бродят ватаги негров, и оставаться на уединенных плантациях было попросту опасно. Кто не ушел в города, скорее всего, был убит или сожжен заживо, а женщин перед смертью еще и насиловали. Поэтому ни в коем случае не стоило отбиваться от колонны — хоть им последнее, конечно, и не угрожает.