Наследники Илланкуэитль

'А он — не глуп, ишь, как изворачивается! Жить хочет...'

Повторить вопрос раб не смел. Тяжелый поднос начал оттягивать руку вниз. Под пристальным взглядом Тесосомока, ловкач удержал ношу, подтянул ногу и прекратил балансировать. Повелителю стало скучно.

— Рыбу. Жаренную. И это... оставь.

Робкий шаг вперед. Раб осторожно, на самый краешек низкого столика из серебра пристроил фрукты. Быстро покинул правителя, причем так, что ноги почти бежали впереди туловища.

Тесосомок придвинул поднос и потянул воздух, ловя острый приятный аромат гуавы. Рука потянулась к плоду, а пальцы бесцеремонно начали мять плод, чтобы определить достаточно ли он созрел. Нет. Жестковат. Фрукт полетел на пол, а правитель тяжело вздохнул. Он любил ощущать, как его пальцы погружаются в мягкую плоть гуавы, только таким его ел Тесосомок. Следующим была гуанабана с белой вязкой мякотью. Правитель, невольно сглотнув, вспомнив ее сладко-кисловатый вкус. И готов был есть, но тут память услужливо напомнила о несъедобных и безвкусных семенах, коих неисчислимое множество.

'Да что ж такое?! Где, то, что я хочу?!' — разозлился Тесосомок, готовый сбросить поднос на пол. Но тут золотой нож воткнулся в очередную сочную мякоть, и правитель уже приготовился ощутить приятный с кислинкой вкус, как перед ним возник его советник.

Фрукт и нож полетели на стол — аппетит перебили.

'Нужно запретить заходить, когда я ем! Издам указ!'

— Срочные новости, тепанекатль текутли! — обратился к правителю Почотль, состоящий с Тесосомоком в дальнем родстве.

Повелитель кивнул, приглашая к докладу.

— Мешики избрали нового военного вождя — Уэуэ, младшего брата погибшего.

— И что? — Тесосомок вновь ощутил голод и высматривал подходящий фрукт. Нашел. Но нож лежал далеко, а тянуться за ним не хотелось.

— Вождь молод, только женился, — осторожно продолжил Почотль.

— Ты думаешь, что это снизит его боевой дух, и он будет плохо собирать нам дань? — усмехнулся Тесосомок, глаза превратились в узкие щелочки от наплывших на них жирных щек. Еще совсем не так давно правитель мог похвастать стройностью, а теперь: оплывшее тело и круглые щеки, а вместо мускул... Одно неудобство!

— Мешики — голодные собаки, они настолько бедны, что любой поход — шанс прожить еще неделю, или месяц. Мы же их полностью содержим. Женился — хорошо, женам нужна сытная пища, а не похлебка из рыбы! Кстати, а почему мы до сих пор не получаем от них лягушек — мясо вкусное, я его люблю. Напомни мне, чтобы я сказал об этом на совете! — продолжил Тесосомок.

— Уэуэ женился на Илланкуэ из Кулуакана... — выдохнул Почотль.

— Дочери Синего Пера? Той самой? Которую мы просили за нашего наследника?! — Тесосомок был крайне удивлен, точнее, потрясен, — Они отдали девчонку какому-то Уэуэ из болот?! Дикарю! А отвергли моего сына?!

Почотль только кивал. Правитель постепенно переходил из состояния удивления к гневу. Вот-вот забушует.

— Это нельзя так оставить. Кулуаканцы нанесли оскорбление всему Аскопотцалько! О чем они думали, эти фанатики — мудрецы?!

— Я вижу в этом далеко идущие планы, господин! — наконец решился Почотль. Пара спелых фруктов уже полетела в оконный проем, до ножа Тесосомок так и не дотянулся, и советник мог рассчитывать, что он в относительной безопасности.

— Я тоже... один — мешики заключили союз с тольтеками против нас! Мы накажем их за измену! — перебил его Тесосомок.

* * *

Илланкуэ закончила печь маисовые лепешки и позвала детей кушать.

Акольна сначала жадно набросился на жалкую порцию. Потом сообразил — нужно растягивать удовольствие, а значит отламывать маленькие кусочки, долго и тщательно жевать. Мальчик хотел было и крошки смести со стола и отправить в рот, но не успел. Шочи остановила:

— Не жадничай! Забыл о младших братьях?

Акольна остановился, стряхнул обратно остатки лепешки и потянулся к кувшину с водой. В желудке не было приятной тяжести, сытым он себя не ощущал. Слова сестры напомнили о долге и мальчик огорченно вздохнул.

— Возьмите еще! — протянула Илланкуэ свою долю.

— Спасибо! — вежливо поблагодарил Акольна, но лепешку не взял, а удивленно посмотрел на приемную мать, — Нам не положено больше!

— Что значит не положено?! Вы такие худые!

— Старейшины говорят. Ты, наверное, не знаешь, но детям нельзя есть больше одной лепешки, ты можешь съесть полторы, отец две — он воин и мужчина, — просветила Шочи. Девочка говорила, низко опустив голову, чтобы не показать, как слезы готовы закапать на руки, сложенные на коленях.

— Кто установил эти правила, почему?! — Илланкуэ отложила еду — в рот не лезла.

Акольна заерзал. Мальчик рассердился, едва сдерживался, чтобы не обозвать сестру дурочкой — был шанс наесться до отвала, а она не дала! Приемная мать — чужачка, не скоро бы узнала правду, а они бы несколько дней сытно жили. А теперь придется идти лягушек и пиявок ловить... Искать пищу все равно нужно, но на полный желудок веселее, да и вода в озере не кажется такой холодной.

— Уже давно, старейшины, кто ж еще... Иначе маиса может не хватить. Не всегда походы удачные. Зато, когда набег хороший, знаешь, как мы наедаемся?! И мясо едим, и рыбу — до отвала! Последний раз мы с ним, — Шочи кивнула в сторону брата, — Так объелись — животы превратились в барабаны! Вот счастье было!.. Только мама отвела нас к ах-току, пришлось горькую траву пить! Так что ешь сама, нельзя нарушать закон!

— Ладно, а кроме маиса Вы можете другую пищу есть, закон разрешает?

— Если добудем, да, но половину должны отдать в семью, там старейшина распределит между всеми. Ты не волнуйся, Акольна сегодня пойдет на озеро, что-нибудь поймает. Хорошо бы рыбу... много-много рыбы... да? — Шочи повернулась к грустному брату, который никак не мог оторвать взгляд от лепешки. Ну, ни как не мог! Желудок недовольно урчал — ему ключевая вода не по вкусу!

— Да, я пошел! — прощальный голодный взгляд на лепешку и приемный сын убежал за угол дома в сторону озера.

Илланкуэ передернула плечами — в Кулуакане она не знала, что такое пустой желудок. Лепешки? Ела, если хотелось, а так — полно в огороде томатов, фасоли, перца, тыквы. Фрукты, цветы, рыба! Здесь этого нет. Доля с набега, что уплачивает наемникам Тесосомок, позволяет едва-едва поддерживать силы. Вот почему у них дома маленький мешочек с маисом и нет привычных запасов!

С этим нужно что-то делать!

— Я пойду на озеро, договорилась с девочками, сегодня мы будем ловить пиявок! Ты отпустишь? — привлекла внимание Шочи.

— Да-да, иди, дорогая! — кивнула Илланкуэ, продолжая думать, как поступить.

Ругая себя за легкомыслие — настоящая хозяйка в первую очередь об этом бы позаботилась, она вошла в хижину и направилась к тюкам с приданым. Заботливая мать не могла отправить дочь в дикий край без драгоценных семян! Распаковав и перерыв тюки и сундук, Илланкуэ наконец-то открыла объемный заветный плетеный ящик.

Так и есть! Нашла! Бережно завернутое в тряпицы, всего по чуть-чуть, но это — самое большое богатство! Илланкуэ разворачивала и с нежностью высыпала содержимое на ладонь, гладила, ласкала, перебирала и осматривала каждую семечку. А как же иначе? Ведь из нее вырастет еда! А собрав урожай, они отберут лучшие для следующего. Семян станет больше, и огород, и цветник с каждым разом подарит все больше плодов. Голода не будет! Румянец заиграет на серых щечках детей! А болезни?! Она не думала о них — пока все живы и здоровы... Как и чем лечить раны, царапины и порезы?! Каждый раз бежать за ах-током? Но и ему нужно платить! Только чем?!

Статус Уэуэ не давал семье привилегий, только обязанности. Сам вождь пропадал в деревне и не появлялся, пока солнце не садилось, да и жене прибавилось хлопот — Илланкуэ приняли в совет матерей племени. Она оказалась самой молодой из уважаемых женщин, но к ней обращались по разным вопросам, ее слово имело вес. И вот теперь найденные семена помогут не только роду мужа. Но и всему Теночтитлану!

Илланкуэ вышла во двор и обошла хижину, прикидывая, где и что можно посадить. За домом был небольшой кусочек, там выглядывала между лысых камней редкая зеленая фасоль, и кучками золотился маис. Места для новых посадок явно не хватало. Да и для этого участка Ветер шесть дней возил землю с берега.

'А если выжечь камыш?' — Илланкуэ прошла чуть дальше, пока ноги по щиколотки не утонули в вонючей жиже.

Хлюп... Чвак... Хлюп... Чвак...

Вместе с шелестом тонких листьев и колыханием стройных стеблей поднялась и зазвенела туча кровососов, в нос ударила вонь. Они-то и прогнали ее на берег — Илланкуэ никак не могла привыкнуть к жутким запахам.

'Ну, ничего, скоро здесь будет все по-другому! Завтра же и займемся!'

Поутру она приготовила положенное количество лепешек. Накормила детей и сообщила им, что они не пойдут добывать еду, а будут ей помогать делать огород.

Шочи отнеслась к новости спокойно, а вот Акольна возмутился:

— Огород?! Это женское занятие! Мужчина добывает еду! Я пойду на озеро!

— Нет. Сегодня ты будешь нам помогать, работа тяжелая, — возразила Илланкуэ.

— Да надо мною все будут смеяться!

— Акольна, это сегодня, когда они еще не понимают для чего! Пожалуйста, ты нам нужен.

Мальчик поразмышлял и уступил.

К маленькой семье присоединился и Ветер. Правда, ему пришлось объяснять подробно, но он — взрослый мужчина, и его сила была им нужна.

Для начала срезали камыш, разложили его для сушки, а затем увязали в снопы и положили рядом с домом — еще пригодится. Подожгли торчащие черенки и только потом приступили к рытью канавок, чтобы немного осушить почву.

Расчищенный участок оказался не таким большим, как хотелось Илланкуэ, но она решила, что сможет на нем поместить часть задуманного.

— Ну, вскопаем мы завтра этот клаптик, хозяйка, дальше посадишь ты семена, а земля-то плохая — урожая хорошего не будет! Возить с берега, что ли? Так не навозишься! Нанимать опять, кого будешь? — вечером спросил Ветер, с удовольствием попивая отвар.

— Нет, с берега землю возить не будем. Здесь есть все, что нам нужно, ну разве что деревья, да доски.

— Вот как... — усмехнулся Ветер, — Может, расскажешь хитрость свою? И что завтра делать будем. Сил-то хватит? Гляди, дети утомились.

— Завтра на участок, что расчистили, ил со дна будем поднимать и насыпать — лучшей почвы не найти. Вот и вся хитрость, — улыбнулась Илланкуэ.

— Кхе-кхе. Тольтекская премудрость. Да?

— Да, а как закончим и высадим, так и чинампе начнем возводить!

— Я вот что подумал, большое дело ты затеяла, хозяйка, оно ж всего селения касается, обсудить бы со старейшинами, а?

— Зачем? Наша семья решила сажать огород...

— Так все вокруг принадлежит роду, почему ты одна с детьми должна надрываться? И другие семьи помогут!

— Но урожая будет мало на всех, Ветер! Нам нужны семена, много семян!

— Что обсуждаете? — на пороге стоял Уэуэ, услышавший последние слова жены.

Илланкуэ, едва муж присел за низкий столик, подала ему жареную рыбу, приправленную щепоткой острого перца, налила в глиняную плошку отвара и положила утренние лепешки маиса — Уэуэ ушел на рассвете и не успел поесть.

— Огород, который за домом слишком мал для нашей семьи. Я хочу его увеличить.

— Остальная почва непригодна для сева маиса. Возить — долго и некому: я занят, а Ветер один не справится.

— Ты не понял меня, — Илланкуэ улыбалась, наблюдая, как спокойное выражение на лице мужа сменяет удивление. — Это касается не только нашей семьи и соседей, это касается всех. Не сразу, у меня нет столько семян, но через три-четыре урожая все поселение сможет иметь томаты, перец и много других овощей на завтрак, обед и ужин, Уэуэ! Сейчас сделаем высадку под семена, они взойдут, и очень-очень скоро будут расти целебные цветы, я съезжу к родителям и привезу черенки фруктовых деревьев — Теночтитлан изменится, дети перестанут болеть, станут сильными!

Уэуэ понял идею жены. В какой-то миг в его глазах зажглась радость, но такая мимолетная и быстро исчезнувшая, что Илланкуэ растерялась.

'Что не так? Почему он смотрит сурово и недовольно?'

— Нет.

Столь короткий и отрицательный ответ, ошеломил женщину. Она попыталась поспорить.

— Но почему?

— Мешики не будут тольтеками.

— Но, Уэуэ, почему ты против? То, что платит Тесосомок — капля, ее едва хватает до следующего сбора дани! Посмотри на наших детей: они худы и истощены. Эти нормы на еду — ужасны!

— Воины не возьмут в руки мотыги!

— Уэуэ...

— Я все сказал, женщина, — на мгновение вождь запнулся, решая, стоит ли ей объяснять, что своим предложением она пытается вторгнуться и разрушить основы жизни народа, к которому теперь принадлежит. Меньше всего ему хотелось обидеть жену — значит нужно растолковать — чужачка многого не знает, но Илланкуэ член племени. Кто, как не он — вождь объяснит?

— Мешики — особый народ, Илланкуэ. Мы выжили в тяжелейших условиях только потому, что всегда были лучшими воинами, приучили себя к лишениям и голоду, привыкли спать на земле или камнях под песни кровососов и струями дождя. Мы — воины и приносим семьям добычу, которую захватываем в бою. Если вдруг, все будет, как ты хочешь, мы превратимся в жалких и рабов. Мужчины согнут спины на полях и им останется только надеть юбки! Нас тут же сметут с этого острова! Твои слова направлены на разрушение основ племени! Мы — племя воинов, а не крестьян! У нас нет в достатке плодородной земли, и мы все, что нам нужно, берем с оружием в руках, женщина!

— Муж мой, я не разрушаю и не хочу нарушать законы племени, лишь хочу помочь! Нет плодородной земли — ее заменит ил, нет места — построим чинампе, как в Кулуакане! Что плохого в том, если в семьях будет больше еды?!

— Жадный Тесосомок увеличит мешикам размер дани!

— Но богатые урожаи помогут нам! Ведь детям нужны фрукты — они станут только сильнее, ах-токам нужны целебные травы для лечения больных и раненых... И только сильные смогут построить город! Набеги и сбор дани, ваша служба Тесосомоку-Лису — это удел слабых!

Уэуэ молчал. Последняя фраза оскорбила, задела его, но точно выразила мнения некоторых воинов, недовольных положением племени в долине. Что ж получается — уже и женщины так думают?

Дети, укрывшись одеялами, затихли на лежанке. Ветер попыхивал трубкой и не вмешивался. Он не знал, чью сторону принять: хозяйка желала добра; муж тоже был прав, причем, во всем.

— Для нашей семьи ты можешь делать, что сочтешь нужным, но своими силами — мужчина не вмешивается в женские дела. Но привлекать к этому членов рода, вести разговоры с соседями — запрещаю. И обсуждать на Совете матерей племени — запрещаю. Половину урожая ты отдашь главе рода, он поделит между семьями.

— Но я хотела все пустить на семена... — робко возразила расстроенная Илланкуэ.

— Половину отдашь главе рода, — отрезал Уэуэ, поднялся и пошел к лежанке. Сбросил обувь. Лег и накрылся с головой шкурой оленя — приданым жены. Она же застыла у очага. Женщина пыталась сообразить, сколько ей теперь ждать урожаев, чтобы семян хватило на все племя. И решила ни с кем не спорить и никому не доказывать, а делать то, что считает нужным. Вон и Кетцалькоатль ласково машет ей крыльями на панно — она права, добрый бог поддерживает ее в тяжелых начинаниях. Время покажет, может быть, и новая семья примет дар, поймет его необходимость.