Любовница

Я дернулась и тут же мне вернули дар речи.

— Господин Дюэль, а теперь можно задавать вопросы?

Он утвердительно кивнул. Я открыла рот и поняла одно. Я не готова слышать ответы. Вернее, не так. Я хочу, чтобы на них ответил император.

— Азиэль, ты хотела что-то спросить?

— Я могу задавать вопросы Его ве... Кансту?

— То есть я тебя не устраиваю? Задай этот вопрос Кансту. Но если возникнет желание поговорить на эту тему, то можешь обращаться. Я найду возможность ответить.

Он лениво хлопнул в ладоши и тут же девушки появились перед нами:

— Тарст, убери все тут. Джель, Ямиль подготовьте ванну мне.

Девушки беззвучно бросились выполнять поручение. Эрг Дюэль налил в небольшой стакан янтарной жидкости и протянул мне.

— Я отведу тебя во Вьетар. Дождешься императора там. Будь послушна и он не причинит боль. Выпей, коньяк слегка затуманит разум и не будет так страшно.

В доме посреди пустыни ничего не изменилось, тишина, окна занавешаны. Премьер-министр оставил меня в той же гостиной и исчез. Я закуталась в палантин и огляделась. Комната была выдержана в светлых бежевых тонах, с отделкой золотом и белым. На столе в серебряном ведерке охлаждалось шампанское, два тонких хрустальных бокала отражались искорки света от люстры. Блюдо с фруктами, даже мандарины не по сезону. Сейчас, оставшись одна, начала осознавать, что произошло и на что согласилась. Меня била дрожь, я закусила губу, чтобы успокоиться и перестаралась. Боль и струйка крови по подбородку отрезвили. Я схватила салфетку, промокая ранку. Заглянула в спальню. Кровать, покрытая покрывалом из белого бархата расшитого золотом показалась просто огромной. Светлые оттенки, кипельно белый веяли холодом. На стене обнаружилось огромное зеркало. Я заглянула в него. Покрасневшие глаза, бледное лицо контрастировали с прической, которую мне сделали рабыни премьер-министра. Приспустив с плеч палантин, оглядела перевязанные раны. Жуткое зрелище и жалкое одновременно. Невольно вспомнила фотографии любовниц, которые печатали газеты. Уверенные девушки, красавицы. Ничего общего.

Я закуталась в шарф и опять осмотрела комнату. Хоть что-нибудь делать, лишь бы не томиться в ожидании, вздрагивая на каждый шорох.

В найденном шкафу я обнаружила женскую одежду в чехлах и туфли в коробках. Все новое, минимум на любую погоду. Раздраженно хлопнув дверью, обернулась и вздрогнула. В дверях спальни, которую я исследовала, стоял император. Просто стоял и смотрел, даже не мигая. Я привычно склонила голову в поклоне, ожидая его слов, но тягостная тишина не нарушалась. Дерзнула выпрямиться и посмотреть мужчине прямо в глаза. А как должны вести себя любовницы? Сюжеты всех прочитанных романов по злободневной для меня тематике пролетели роем в голове и также моментально испарились. Император усмехнулся, словно мог прочитать мои мысли и сделал шаг в спальню. В его руках были бокалы с шампанским. Я качнула головой в отказе. Тишина уже звенела, играя на нервах. Император отставил алкоголь в сторону. Сделав шаг, он протянул руку ко мне, но я инстинктивно отшатнулась. Еще шаг. Отступая назад, я уперлась спиной в подоконник занавешенного окна. Император тоже затормозил, словно соблюдая некий рубеж. Тишина! Отсутствие звуков, кроме наших шагов, накаляло атмосферу до предела. Вспомнились слова премьер-министра, что пока я интересна императору, я буду жить. Так большая ли плата за то, чтобы завтра проснуться? Так ли важна девичья честь, когда встает вопрос о выживании?

Император не торопил меня, словно охотник, затаившийся в засаде, он ждал. Я вновь закусила губу и попала в предыдущую ранку. Стало больно. Его величество нахмурился и, протянув руку, приподнял мое лицо, осматривая прокус. Большой палец осторожно коснулся губы и боль утихла. Я решилась. Задержала дыхание и отпустила палантин. Ткань скользнула с плеч, оголяя перевязку, ссадины и полупрозрачный топ. Император проследил за палантином, затем провел над линией плеч рукой, не касаясь, лишь слегка задерживаясь над наиболее травмированными участками.

Боль стихла, и я даже согрелась, но все равно стояла, сжавшись. Мужчина сделал шаг вперед, одновременно властно притягивая меня к себе:

— Доверься, я не причиню боль, — тихие слова растаяли под потолком, словно мираж. Были ли они произнесены вслух или это плод больного воображения — не знаю. Но я благодарна Его величеству, что он больше ничего не говорил. И что действительно наложил блок на боль. А душа... Кого она волнует?

Глава 4.

Молчание не прекратилось и потом. Я лежала спиной к мужчине, что осторожно рисовал рукой узоры по плечам и спине сквозь тонкую простынь, в которую я укуталась после всего. Император сдержал слово, больно не было. Лишь опустошение от пройденной грани. Я любовница. Матрас спружинил, Его величество встал. Я не шевелилась, вжимаясь в постель и судорожно перебирая ткань.

Шелест ткани, звуки застегивающейся молнии. Я слушала каждый шорох, надеясь, что император уйдет и я останусь одна. Увы, мужчина думал иначе. Шаги по комнате. открывающая дверь. Рядом со мной приземляется вешалка с платьем и сверху предметы женского туалета. Понимая, что не отлежаться, с трудом села и, пряча взгляд, качаю головой. Я не надену чужое, хоть немного, но все же остаться собой, сохранить в себе остатки собственной гордости, не превратиться окончательно в куклу. Император подошел к постели и вновь поднимает мою голову за подбородок, заставляя смотреть в глаза. Его эмоции не читались, мои... а разве ему интересно?

Через мгновение меня укутали в простынь, легко подняли и вот мы уже в моей комнате, где меня бережно усадил на диван. Я настороженно смотрела , как Его величество принес стакан, добавил туда порошок и поставил на стол:

— Выпьешь, как я уйду. Мне надо снять с тебя следы моей ауры, будет неприятно.

— Что мне делать? — голос не слушался, слегка хрипя.

— Просто расслабься. Я вернусь вечером, — он слегка улыбнулся.

По комнате словно прошелся ледяной ветер. Кожу обдало холодом и одновременно заболели все раны. Я прикрыла глаза, стараясь не выдать испуга. На фоне дрожи прикосновение горячих губ к виску обожгло. Распахнув глаза, заметила, что осталась одна.

Добрела до ванной, где сорвала все повязки. Горячая вода обжигала кожу, но согреться я не могла, рана кровоточила и щипала, пока я остервенело скребла тело мылом, давясь рыданиями Да, я выбрала жизнь, но как же самой противно, что я делаю.

— Дура! — меня выдернули из под душа и прижали к себе, пока я рыдала, — что ты делаешь, идиотка, раны же воспалятся и перевязка не спасет. Аззи, ты лекарство выпила?

Премьер-министр завернул меня в полотенце и вытащил в гостиную. Увидев стакан, повторно рыкнул:

— — Дура. Ты сама согласилась. Пей, идиотка, это обезболивающее.

Зубы стучали о стакан, но под жестким взглядом Эрга Дюэля я послушно выпила все.

— Любое проявление магии на тебе привлечет внимание и оставляет отпечаток ауры того мага, который колдовал, поэтому тебе дали сильнейшее обезболивающее. Я перевяжу тебя сейчас, должно хватить до вечера. К врачам тебе обращаться нельзя.

— Простите, — я лишь сильнее запахнулась в полотенце, осознавая, что сижу голая перед мужчиной. Премьер-министр вздохнул и достал из принесенного ящика бинты и мазь.

— Показывай плечо.

Он осторожно перебинтовал рану, затем придирчиво осмотрел ссадины на руке, спине. Ноги тоже намазал мазью и натянул носки.

— Постарайся поспать, до работы еще есть пять часов.

Он исчез, не слушая ответа. Я быстро оделась в домашнюю одежду и уснула в кресле.

А утром порадовалась, что давно ношу закрытую одежду и перчатки. Объемный жакет с прямым платьем ниже колена прикрыли основные царапины и перевязку, при этом нигде не давя. В шкафу нашлись закрытые туфли без каблука из очень мягкой кожи. Я могла идти в них и почти не хромать. И вновь высокая прическа, шляпка, только вместо легкой помады — ярко-красная, которая скрыла прокушенную губу и следы от поцелуев.

Одна ночь изменила все. Мне так и казалось, что все знают, с кем я ее провела, что в спину хихикают и тыкают. В лицах встречных я видела презрение, любопытство и брезгливость. Любой косой взгляд лишь заставлял выпрямлять спину и идти с гордо поднятой головой. Но все-таки ощущение вины оставалось, было отличие в одиночестве когда по сути оклеветали и сейчас, когда слухи уже имели под собой обоснование. Я училась играть новую роль, договариваясь с собственной совестью. Действовал лишь один аргумент — выжить любой ценой.

За день никто из них не появился, ни даже намека на их присутствие. В попытках успокоиться, я пыталась убедить себя, что все было сном, кошмаром, однако ближе к вечеру вернулась боль в плече. Добравшись до квартиры, рухнула в кресле, пытаясь собраться с силами. Осознавала что сама перебинтоваться не смогу, однако кое-как разделась, потому что даже пошевелить рукой было больно. На бинте проступила кровь. К врачам нельзя, обезболивающих у меня нет. Так сложилось, что я никогда не болела сильно, переломов тоже не было.

Трикотаж только начинал появляться, поэтому был невероятно дорогой, у меня было несколько топов-маечек. А домашний костюм из широких брюк и жакета не совсем подходил мне сейчас. Впрочем, выбора не было. Понимая что поднимается температура, я добрела до кровати с особым злорадством подумав, что сегодня императору придется довольствоваться привидением и то, если разбудит. Хватило сил завести будильник и залезть под одеяло.

Разбудили странные ощущения и прохладная рука на лбу. Я не спешила открывать глаза прислушиваясь.

— Температура спадает. Что это было?

— Ваше величество, перенервничала, потом ранение. Я недооценил отравителей, так что маленькую дозу она успела схватить, просто вдыхая аромат. Виноват, забыл, что ее организм не подготовлен. У меня затянулся разговор с Тресселем, поэтому задержался.

— А если бы ее нашли?

— Благодаря очень своевременному вмешательству императрицы, внимание к Азиэль ослабло. Хоть какая-то польза от Ее величества. Ваше величество, я пришел — она спала. Я просто погрузил ее в сон, перевязал и сделал укол с антибиотиком и обезболивающими. Скоро проснется.

— Пилюли ей дай. Что с Тресселем?

— Ваше величество, с вашего позволения я подожду, пока Азиэль очнется, думаю она имеет право знать, чем закончилась та заварушка. В порядке хорошего урока. Насчет пилюль... Вы уверены?

— Эрг, делай, что сказал. Значит, все-таки горная ирдархарка.

— Только наполовину, но этого достаточно, чтобы быть устойчивой к влиянию камней. Азиэль, хватит притворяться, открывай глаза.

Послушно открыла глаза и сжалась. Мы были в пустыни Вьетар, в той самой спальне. Я лежала на кровати и судя по ощущениям, на мне лишь белье и длинная рубашка, явно мужская. Плечо почти не болело, на лбу рука императора, сам он сидел рядом на кровати. Эрг Дюэль развалился в кресле напротив, держа в руках чашку.

— С возвращением, Аззи, — отсалютовал он мне, — как себя чувствуешь?

— Лучше, Ваше величество, — склониться в реверансе лежа не получилось, поэтому лишь качнула головой, судорожно вцепляясь в одеяло.

— Ого, вы ее запугали, — хмыкнул премьер-министр, — вроде вчера Ее величество смилостивилась.

— Перед официальном визитом из Керитана? Смешно.

— Плохо, — покачал головой Дюэль, — но я настаиваю на том, чтобы на неделю Азиэль получила амнистию. Иначе ты ее убьешь раньше времени. Ваше величество, мне жаль, но придется справляться самому. Либо я накладываю блок.

— Ты мне тоже нужен живой. Решим проблему. Азиэль, ты должна поесть.

— Я не голодна.

— Ты будешь много тратить сил. Это приказ.

Премьер-министр покачал головой, затем достал из внутреннего кармана пиджака небольшую шкатулку, передавая ее императору.

— Это яд. Каждое утро принимай по одной горошинке натощак. Ты в состоянии встать? В шкафу одежда, одевайся и выходи в гостиную.

— Там не моя одежда, — тихо шепнула я, сжимая яд.

— Я дважды не повторяю и не заставляй себя ждать, — император встал и не оглядываясь вышел из спальни.

Премьер— министр проводил его взглядом и повернулся ко мне.

— В шкафу твоя одежда, я перенес пару сменных комплектов. Ты затянула с шоком. Не проверяй его на прочность, рискуешь. Азиэль, на тебя открыли охоту. И поверь, смерть в этом случае — лучший выход. Ты наполовину ирдархарка, то есть можешь быть геммологом. Ценная добыча в условиях нежелания последних сотрудничать. Поторопись.

Он тоже вышел, и из-за двери донеслись мужские голоса, спорившие о чем-то. Я нашла платье рубашку, которое надеялась надеть сама. Увы, у меня не получилось. Раненая рука не поднималась, поэтому я никак не могла натянуть его на себя.

— Азиэль, поторопись.

Меня разобрала злость. На платье, которое не хотело одеваться, на них, для кого я лишь игрушка, предмет мебели, на себя, что трусливо выбрала жизнь. Резко дернула лиф, и ткань затрещала. Идеально! Звук разрывающейся одежды словно ножом вскрыла гнойник. Любовница? Игрушка? Получайте! Та мужская сорочка, которая была на мне, вновь вернулась, я лишь натянула найденные чулки и расчесала волосы.

Мое появление стало триумфом, ядом боли обливая сердце.

— Азиэль? — оба мужчины опешили.

— Привыкаю в к новой роли. Вам не нравится? — хотелось сказать насмешливо, однако под конец прорвались истеричные нотки.

Премьер-министр вздохнул и протянул мне со стола тарелку:

— Канст, отойди в сторонку. Барышня переживать изволит, слабачка.

Я застыла, готовая его убить. Он насильно сунул тарелку в руки:

— Разбей.

Я швырнула тарелку с размаху на пол, однако она упала плашмя и не разбилась.

— — Да на что ты годна? Даже тарелку разбить не можешь. Думаешь, почему твои предшественницы мертвы? Потому что были такими же квашнями, как и ты. Куклы безмозглые, — откровенно издевался премьер-министр.

Я подхватила тарелку с пола и швырнула в нагло ухмыляющегося премьер-министра. Он даже не дернулся, лишь лениво отмахнулся, и посудина отлетела в сторону, осыпавшись осколками около стены.

-Раз-маз-ня, — выдохнул он мне в лицо.

Я впала в бешенство. Вся злость выплескивалось на премьер-министра, сидевшего в кресле напротив. Я швыряла в него тарелки, бокалы, вилки и ножи, что лежали на столе. Визжа и изрыгая проклятья, а он лишь посмеивался, отбиваясь. Когда я швырнула последний нож, он лишь кивнул, и сзади император скрутил мне руки, вынуждая опуститься на колени, рыдая в голос. Свернувшись клубком, я лежала и рыдала, а мужчины с безразличным видом сидели и ждали. Потихоньку я успокоилась, но вставать не стала.

— В чем возникла проблема? — холодно спросил премьер-министр.

В том, что я родилась на свет. Что вся жизнь череда роковых стечений обстоятельств, которые привели к одному — к плахе.

— Азиэль. Я. Задал. Вопрос. И почему ты вышла в таком виде?

— Я не могу одеться сама, — буркнула, вытирая слезы.

— Почему? Руки отвалились?

— Плечо не работает. Я не могу самостоятельно одеться.