Накануне

Откуда ни возьмись нарисовались два подозрительных типа в изрядно поношенных портах, бесцеремонно подсевшие за стол.

— Гуляем, друже? — обдав смрадным луковым запахом, исходящим из беззубого рта, спросил чернявый тип неопределенного возраста, с приплюснутым носом и косым, тянувшимся через весь низкий лоб багрово-синюшного оттенка рубцом шрама.

Его грязные, давно не мытые руки, с обгрызенными ногтями тянулись к кувшину с вином.

Сашка брезгливо скривился. Рука непроизвольно сжалась в кулак, но ударить он не успел. Подельник чернявого, нервно затеребил товарища за рукав, испуганно глядя за Сашкину спину.

— Пошли вон! — властно пробасил голос за спиной.

Парочка, как нашкодившие коты, бросилась удирать, молниеносно выскочив из-за стола и исчезнув в темном углу корчмы.

Обернувшись, Сашка разглядел вполне прилично одетых людей. Уже изрядно захмелевший, он обрадовался возможности поговорить, излить душу, потому он сделал приглашающий жест, крикнув трактирщику:

— Еще стаканов неси.

Налив гостям вина, Сашка поднял чарку и выпил за здоровье новых знакомцев.

Они разительно отличались друг от друга. Высокий и широкоплечий богатырь с голубыми глазами, с копной пшеничного цвета волос на голове назвался Микулой, а другой, небольшого росточка, щуплый, чернявый отзывался на имя Симон. Причем он в отличии от своего друга ни минуты не сидел на месте, постоянно ерзал на лавке, жестикулируя широко размахивал руками, а взгляд у него был какой-то бегающий, но очень цепкий.

— Ты Симон, успокойся, — обратился к чернявому Микула.

— Да как мне быть спокойным, когда такие страсти тут по-рассказывали, — он бросил нервный взгляд на Микулу, но положил руки на стол, крепко вцепившись в стакан.

Они разговорились. Темой для обсуждения стали байки приезжего купца о жестокости татар. Вскоре они увлеченно спорили. Новые приятели убеждали Сашку, что неудача на Калке вполне объяснима. Не стоило доверять половцам, бежавшим от врага поджав хвост. Не подставь они княжеские дружины под удар — быть бы татарам битыми. Вот булгары вломили татарам, когда они возвращались назад, взяв у них богатую добычу. Все брони и оружие русских воинов, взятое татарами на Калке в качестве добычи достались булгарам, и многие пленники поменяли хозяев. Однако Булгар не далече — большинство выкупилось из полона, а кто не сумел — видно не судьба.

Сашка в пылу спора заявил, что скоро татары придут и всех нагнут, обратив в рабство. С ним не соглашались. В Резанском княжестве сильные князья с многочисленными воями, а городской и сельский люд еще многочисленней — ополчение если надо соберется большое.

— Надо предупредить князя! — пришла вдруг в голову шальная мысль.

— Надо, — охотно согласились с ним новые друзья.

Опустошив корчагу, приятели, пьяно шатаясь на ходу, отправилась предупреждать князя о грозящей опасности. Пока они шли по улицам, Сашка на морозе немного протрезвел, и испугался. Вся его уверенность, обретенная от выпитого вина, моментально испарилась. Друзья же, когда он пошел на попятную, отреагировали неожиданно. Один стукнул парня по голове, а Микула подхватил обмякшее тело и легко закинул на плечо. Буквально еще несколько мгновений назад эти двое еле стояли на ногах, а теперь твердым шагом понесли свою добычу, прихватив Сашкину сумку и спавшую с головы шапку. Снег поскрипывал под ногами исчезающих во мраке ночи княжеских слуг.

Кап. Кап. Кап. Голова раскалывалась от боли. Сашка открыл глаза, попытавшись подняться, но смог пошевелить только головой, отчего мозг пронзила резкая боль.

— Надо же было так вчера надраться, — подумал он с тоской, вспомнив попойку.

Мочевой пузырь настоятельно требовал опорожниться, и он вновь сделал попытку подняться. Однако вновь не смог пошевелить ни рукой, ни ногой, причем руки оказались вытянуты над головой и их что-то удерживало. Он испугался. Пахло сыростью и еще эта противная капель давила на мозги со страшной силой. Переполненный мочевой пузырь не выдержал. Сашка обмочился.

Во рту пересохло, мучила страшная жажда, а вода была так близко, что только обостряло пытку.

— Пить. Пить. Пить, — шептал он пересохшими губами до тех пор, пока не провалился в полуобморочное состояние.

Сколько прошло времени, он не знал. В помещении, где его держали, царила абсолютная темнота. Вдруг, резко скрипнула отворившаяся дверь, и он успел разглядеть в тусклом свете факела человека очень мрачного вида, в кожаном фартуке покрытым бурыми пятнами. Человек неспеша прошел мимо, останавливаясь на мгновение, чтобы зажечь светильники.

В помещении сразу стало светлее. Сашка осмотрелся. Он лежал на лавке, а рядом на железной цепи, крепившейся крюком за кольцо, вмурованное в каменный сводчатый потолок, высоко висел человек подвешенный за ребра. Бедняга не подавал признаков жизни. Под ногами на грубо сколоченном табурете лежало нечто похожее на щипцы.

Заплечных дел мастер из стоявшей у стены бочки зачерпнул ведром воды и плеснул на Сашку. Ни слова не говоря, он продел железный крюк под веревку, стягивающую Сашкины запястья.

Противный и от того пугающий, скрип деревянного блока и на тянувшаяся веревка, приподнявшая Сашку с лежака, заставили парня запаниковать. Пыточный мастер ловким движением освободил ему ноги, и тело взлетело ввысь, повиснув под потолочной балкой.

— Ты что козел делаешь? — закричал он в ужасе. — Отпусти меня!

Мужик довольно хрюкнул и, также молча, взял кнут и несколько раз, с оттягом, полоснул кожаной плетью по Сашкиной спине. Вспышка боли раскаленной стрелой пронзила мозг, растекаясь по всему телу. Огненные языки обожгли нежную кожу. Бушующее пламя, все сильней разгораясь после каждого удара, исторгало нечеловеческие вопли из Сашкиной глотки.

Мучитель оставался равнодушен к крикам, иногда останавливаясь, чтобы плеснуть холодной водой на жертву и, вновь принимался за дело. Сашка уже не мог кричать, а только хрипел, конвульсивно вздрагивая после каждого удара. Потом просто повис, уже не реагируя на плеть.

Наконец, пытка закончилась. Ледяная, вода, выплеснутая в лицо, привела парня в чувство. Он мутным взглядом смотрел на лужу крови под ногами, страстно желая вновь провалиться в спасительное небытие, но с каждым новым ушатом воды жизнь возвращалась к нему, а вместе с ней острая, пронзительная боль терзавшая тело.

Резанский епископ Ефросин, сухопарый грек с орлиным носом, черной окладистой бородой и мягкими, лучившимися добротой глазами, терпеливо ждал, когда пленник откроет глаза, надеясь, что у того сохранилась способность мыслить. Михалко, верный пес епископа, иногда перебарщивал. Жертвы, бывало, теряли разум.

— Как твое имя? — спросил епископ мягким, убаюкивающим голосом.

— А..н..р, — едва внятно прошептал Сашка.

— Не слышу!

Резкий окрик мучителя заставил парня содрогнуться всем телом.

— Пить... — еле слышно прошептали потрескавшиеся губы.

— Напои его, — велел епископ.

Михалко поднес деревянную чашу к Сашкиным губам и тут же одернул.

— Пусть пьет вдоволь, — разрешил епископ.

Сашка напился, чувствуя безмерную благодарность к обладателю этого чудного голоса.

— Как тебя зовут, и чьих ты будешь? — все так же мягко вопрошал Ефросин.

— Александр, — ответил парень, которому нечего было скрывать, а доброта и милосердие, сквозившие в этом спасительном для него голосе, вселяла надежду.

— Откуда ты? — по-отечески мягко спросил епископ.

Сашка пытался сфокусировать взгляд, продираясь сквозь кровавую пелену, застилавшую глаза. Он хотел посмотреть на этого доброго человека. Хотел сказать ему, что ни в чем не виноват.

Плеть вновь обожгла спину. Сашка от неожиданности протяжно закричал.

— Вот видишь, тебе лучше все нам рассказать, — продолжал увещать голос.

— Я все скажу, — сквозь рыдания сказал Сашка и взмолился. — Только не бейте!

— Слабоват оказался — впервые за все время сказал разочарованный заплечных дел мастер.

— Я спасу тебя, — пообещал голос. — Но, чтобы ты раз и навсегда запомнил, что тебя ожидало — взгляни сюда.

Грубым толчком парня повернули. Недалеко от него, подвешенный за потолочную балку, висел еще один несчастный. Вернее, то, что от него осталось. Сашка полными ужаса глазами смотрел на вывернутые ребра, на рваную кожу клочьями свисавшую с ног и груди, на отрезанный нос и лишенные плоти костяшки пальцев.

— Достаточно, — велел голос, и Сашку вновь повернули.

Он сразу стал отвечать на вопросы, даже не думая запираться. Единственное, о чем он умолчал — что он чужой в этом времени. Его считали лазутчиком татар — ну и пусть считают. Жалко только, что пришлось втянуть в это дело Людмилу. Местная спецслужба оказалась в курсе появления в далеком селище непонятных незнакомцев. Как пить дать местный поп настучал. Приезжал он как-то раз, все выспрашивал, да вынюхивал. Сашке он тогда сразу не понравился, мало того, что гречанин, так еще и скользкий такой, мирских удовольствий не чуравшийся.

Разобравшись с личностью подозреваемого, резанский епископ, плавно перешел к другому вопросу. Его интересовало, знает ли Александр человека, висевшего на цепи. Для лучшего узнавания тому плеснули водой в лицо и приподняли голову. Сашка понял, что несчастный еще жив.

— Первый раз вижу, — хорошо рассмотрев незнакомца, сказал он.

— А вот это тебе знакомо? — служка, старательно записывающий ответы, по сигналу священнослужителя положил на стол пистолет Макарова и сотовый телефон, той же модели, какой пользовался Сашка в прежней жизни.

— Я не знаю, что это такое, — соврал Сашка, лихорадочно думая, как выкрутиться из этой передряги.

— А это тебе знакомо? — из сумы на стол выложили пистоли и другие его вещи.

— Да, — не стал он отпираться.

Допрос продолжился. Один из служек тщательно записывал вопросы и ответы. Парень врал и изворачивался. Запутался в показаниях и был снова нещадно бит. Наконец, его оставили в покое, выбив признание в колдовстве и работе на татар.

— Я полагаю, — веско сказал резанский епископ Ефросин, — приспешника дьявола надо сжечь, очистив огнем его заблудшую душу. Это все, что мы можем сделать для спасения его грешной души.

— А может он прав, и татары действительно придут к нам? — озабочено спросил резанский князь, молча присутствовавший на допросе.

— Это дело не наше, — ответствовал епископ. — Если придут, то за грехи князей земли русской.

— Истинно. Грешны мы, — согласился Юрий Игоревич. — Но все же я велю подновить тарасы и углубить ров.

После их ухода, заплечных дел мастер снял парня с блока. Затащил обмякшее тело в клетку, швырнув на земляной пол. От продирающего, до самых костей, холода Сашка пришел в сознание. Он осмотрелся. Его закрыли внутри деревянной клетки, с наваленной в углу соломой. Стуча зубами, он еле добрался до нее, зарывшись, как мог. Теплее не стало. Его мучитель ушел, погасив факелы в бочке с водой, оставив только один небольшой светильник.

Через какое-то время дверь вновь скрипнула, мерцающий огонек свечи на мгновение высветил бородатое лицо. Сашка испуганно забился в угол, а человек зажег факел на стене и стал осматриваться. Вначале он подошел к подвешенному на цепь бедняге, приподняв ему голову за волосы, посветив себе снятым со стены факелом. Потом, направился к клетке, спросив:

— Александр, ты живой?

Сашка узнал голос Степана.

— Живой еще, — стуча зубами, ответил он.

— Погодь немного, — Степан отошел в сторону, уступая место своему товарищу, стоявшему за его спиной.

Человек стал возиться с замком и быстро открыл его. Степан вытащил парня из клетки, шепнув подельнику:

— Про одежу-то мы забыли.

Кузнец кивнул и принялся шерстить по углам. Вскоре он нашел то, что искал.

Вдвоем они быстро одели парня.

— Позови Козьму, — почти закончив одевать парня, велел Степан кузнецу.

Тот ушел и вернулся с широкоплечим мужиком в нагольном тулупе.

— Давай прощаться, что ли? — сказал мужик.

— Может с нами? — предложил Степан.

— Куда мне... — Козьма протянул левую руку. — Длань сохнет. Да и кашель замучил. Потому и приставили меня сторожить пленников. Скоро князь, как тебе выдаст гривну и выставит со двора.

— Ну как знаешь, — вздохнул Степан.

— Куда поедешь-то? — участливо спросил Козьма.

— В Чернигов сначала, а там куда бог велит, — ответил Степан.

— Не довезешь, — тяжело вздохнув, стражник кивнул в сторону Александра. — Ишь как горит.

— Может и не довезу, — согласился Степан.

— Зачем он тебе? Токмо рисковал зря. Не жилец он. — осуждающе заметил товарищ.

— Он мне ногу новую подарил, — фыркнул Степан, не желая говорить правду.

— Ну, с богом, — старый друг Степана нервничал. — Токмо свяжите меня крепче, и синяк под глазом поставьте.

— Это можно, — улыбнулся Степан.

Лавр размахнулся и от души вдарил сторожу. Козьма отлетел к стенке, свалившись на пол. Кузнец связал стражника его же поясом, но меч забирать не стал. Просто откинул подальше.

— Вещи мои заберите, — слабым голосом попросил Сашка, указывая на стол.

Лавр сложил все в сумку, лежавшую тут же. Бросив мимолетный взгляд на истерзанного мужика, покачал головой. Достал нож и милосердно всадил его в самое сердце. Несчастный дернулся и затих.

Крадучись вдоль стены, Степан с кузнецом волокли Сашку, стараясь не шуметь. У ворот их ждали. Еще один товарищ Степана выпустил беглецов со двора через узкую калитку, дав себя связать. Выбравшись наружу, они пошли проулками, не решаясь выходить на главную улицу. Большой не отштукатуренный Успенский собор оставался по левую руку. Церковь Бориса и Глеба хорошо видная при свете луны была отличным ориентиром. Сразу за храмом, приятели свернули к старому кладбищу, и дальше пробирались, бредя среди укрытых снегом могильных плит и покосившихся крестов.

Так, соблюдая осторожность, они вышли к воротам на южной стороне города, где Степан остановился, напряженно вслушиваясь в ночные звуки. Воротная башня охранялась двумя лениво переговаривавшимися стражами, гревшимися у костра. Степан терпеливо дождался, когда один из них юркнул в башню, чтобы позвать сменщиков, а второй отвернулся, отойдя от костра, чтобы справить малую нужду. Шел шестой час ночи.

Беглецы осторожно перешли улицу, свернув в ближайший проулок. Собаки во дворе всполошились, загавкали. Степан, опасаясь, что шум привлечет внимание сторожи, перешел на бег. Лавр тяжело дышал, но тащил Сашку на плече и чуть-чуть приотстал.

— Давай шустрее, — обернувшись к нему, прошипел Степан.

Кузнец остановился, чтобы перекинуть Сашку на другое плечо и, тяжело ступая, поспешил за Лавром.

Не доходя до Борисоглебских ворот, Степан, шедший первым, остановился, прижавшись к забору. Долго осматривался по сторонам. Собачий лай поутих, оставшись вдалеке. Как назло, ярко светила луна. Впереди лежал пустырь, отделявший крепостную стену от усадеб и, хорошо просматривавшийся со стороны ворот. Убедившись, что ворота никем не охраняются, Степан, утопая по колено в снегу, побрел к стене. Лавр, тяжело дыша, согнувшись под тяжестью ноши, поспешил за ним. По ведомым только ему приметам Степан нашел тайный лаз в стене. Был он очень узок, и человек, даже скинув тулуп, с трудом мог протиснуться сквозь него. Первым полез Степан. Затем, кузнец протолкнул Сашку, а Степан с другой стороны помог вытащить парня.