Мастер Ветра-2(общий файл)

— Забавно. Это как телега-матершинница? Вы там... белену в пищу употребляете? Или семена конопли?

— Семена? Нет. Листья курим... некоторые курят. Иногда.

— Ясно, — хмыкнул я. — И много у вас там таких... механизмов разговорчивых?

— Один, — Лонгнаф с кряхтеньем влез на одну из, все чаще появляющихся, высоких, не для людей, ступенек. — Был.

— Утром проснулись, а его нет? — придерживая рукой губу, чтоб не треснула, засмеялся я. — Сбежал?

— Сбежал, — отчего-то зло выдохнул чужеземец. — Вышел в сеть и растворился.

— Не переживай. Куда он из сети-то денется?! В сети-то не забалуешь особо. Скоро найдете.

— Уже нашли. Поймать не могут. Он сразу везде и нигде.

— А, — вскрикнул я, сдерживаясь, чтоб не захохотать во весь голос. — Видно, у вас там много конопли растет...

— Хя-хя, — передразнил меня Лонгнаф. — Много ты понимаешь...

— Куда уж мне. Яж не демон. Из своего тела в чужое пролазать не умею...

— Куда уж тебе, — невесело выдохнул следопыт и замолчал, погрузившись в свои мысли.

Тропа еще сузилась. Теперь, коли нам вздумалось бы сесть спиной к стене, пятки оказались бы в пустоте.

— Я вот не понимаю, — снова заговорил я, когда сырая серая пелена начала давить на нервы. — Зачем ваши воеводы отправили вас внутрь, если Басра прячется снаружи?

— Эдик — социоинженер...

— Экак ты его...

— Это... в общем он мастер по разумным механизмам.

— Друг веселой травы, — буркнул я себе под нос, чтоб не раздражать озлобленного спутника. Лесные целители много для чего молодые листья конопли применяли. Бывало, и на угли бросали, ради веселящего дыма, отвлекающего от грустных мыслей и помогающего дышать старикам. Да только следопыт не выглядел старым, и дышал ровно, без хрипов и свистов. А вдыхать отравленный духом бездумного счастья дым — это... странно и малодушно.

Он продолжил, не расслышав.

— Мы должны были встретиться с Басрой и уговорить его вернуться.

— Уговорили?

— Не встретились... — Лонгнаф неожиданно остановился и развернулся ко мне лицом. — Понимаешь ты, нет?! Эти шаманы чумазые вызывают бога, словно он у них мальчик на побегушках. А мы... А нас он не замечает! Словно мы чужие...

— Вы и есть чужие, — удивился я. — Пришли, не спросясь. Тела хороших людей заняли. Искры в камнях зажгли. Этот, Эковерт твой, мастер по тележкам, вообще такого наворотил, всем миром бы разгрести. Сколько людей замучили, к Предкам отправили... Демоны — одним словом. А Басра, кем бы он ни был — Бог или механизм тенетами опутанный — он свой. Он наш. Он последнее, что у нас осталось от Спящих.

— Не тебе судить!

— Ха! Почему не мне? То что я на Басру спину не гну, так Славу ему, последнему защитнику, не гнушаюсь спеть... Да, я не мудрец. Но Правду от Кривды отличить — не разум пресветлый нужен, а сердце горячее...

Я замолчал, обжегшись о пылающий яростью взгляд чужеземца. Долгую, очень долгую минуту мы молчали, вглядываясь друг другу в глубины души. Потом, как-то вдруг, сверкающие желтые глаза врага потухли. Он дернул подбородком, отводя взгляд, и тихо выговорил:

— Мы не знали. Понимаешь? Не знали!

— Чего?

— Что тут тоже люди! Что тут живут обычные люди. Что... они умирают, что им больно...

— Спящие не рассказали? И почему не ушли, когда поняли?

Лонгнаф криво улыбнулся, вытер лицо ладошкой, поправил веревку на поясе.

— Найдешь выход, скажи, — наконец грустно сказал он. — Мы тут же уйдем.

Разговаривать больше не хотелось. Каждому было о чем поразмыслить, а у меня еще и голова разболелась. Не каждый день приходится слушать каждое слово, подмечать малейшие движения губ, выражение глаз, положение рук, чтоб хоть как-то понимать собеседника. Хотя бы слова понимать...

Но вот чего я не мог осознать, сколько не силился — зачем он мне рассказывал эти истории? Хранителя мира, Басру, телегой зачем обозвал? Проверял, способен ли Дух Духов причинить ему, демону, вред? Так ведь и Спящие, судя по рассказам стариков, никогда напрямую людьми не правили. Подталкивали, направляли, подсказывали, но за руку не вели и в чужие тела не вселялись.

Не верил я, что Лонгнаф, способный с помощью бредовой идеи, разбередить спящий муравейник Велиграда, двумя словами отправивший в поход орду ойон, просто так изливает мне душу. Коварны демоны и во тьме их сердца — в этом я был определенно уверен. А значит и рассказ тот — хитрая ловушка. Иногда казалось, что он говорил искренне, что среди нагромождения нужных и не нужных слов проблескивает Правда. Но я вновь и вновь одергивал себя, отказывался от соблазна поверить и с головой рухнуть в волчью яму.

Серая непроглядная пелена вспухала более светлыми пятнами. Клубилась и переливалась всеми оттенками серого. Иногда казалось, что в ней проступают очертания оставленной далеко внизу долины. Но секундой спустя, наваждение проходило. Оставались лишь темная полоса тропы, туча и спина шагающего впереди врага. Врага, который совершил бы гораздо меньше зла людям, если бы тогда, при встрече с Басрой, я загадал другое желание. Ведь по силам же Хранителю вернуть демонов домой?!

Становилось все холоднее. Изо рта уже вырывались настоящие клубы пара. И еще почему-то не хватало воздуха. Я развязал завязки рубахи на груди, старался вдыхать как мог много, и все равно задыхался, как рыба выброшенная на берег. В ушах звенели удары собственного сердца.

— Четыре или пять? — прохрипел Лангнаф, продолжая методично переставлять ноги.

— Чего? — треск в ушах едва не заглушил слова бредущего впереди демона.

— Четыре или пять поворотов прошли?

— Два или три. А что?

— Светлеет.

Он оказался прав. Туча над головой оказалась существенно светлее темнеющей бездны под ногами. Больше того! Иногда, среди ошметков небесного одеяла просматривался белый круг солнца.

— Похоже, сейчас мы узнаем, куда шли. К перевалу или в пасть дракону, — чужак натянул веревку, принуждая переставлять ноги быстрее. Впрочем, связка тут же вновь провисла — я торопился не меньше его.

Туча вздрогнула от нашего рывка, закрутилась призрачными смерчами, поплыла клочками мимо — из ниоткуда в никуда. Замелькала, запестрела пятнами лишайников, ставшая совсем узкой тропа. И наконец, разорвав пелену, мы словно из воды, вынырнули в открытый всем ветрам мир.

Последняя поворотная площадка едва-едва возвышалась над бесконечным — от горизонта до горизонта — сверкающим в солнечных лучах полем облаков. И казалось, словно пронзительно-бирюзовое, куполом выгнутое небо начиналось и заканчивалось прямо там, у наших ног. Словно черно-серый, истерзанный дикими ветрами обломок скалы — это и есть весь мир. Крошечный островок в безбрежном океане Небесного Царства, где обитают лишь духи, Боги и орлы. И над всем этим — Солнце. Единственный, всепоглощающий и всевластный царь Неба.

Тоненькая ниточка тропы, связывающая наш островок и небольшое, окруженное отвесными скалами плато, как живая, как играющая с ветрами лента, ныряла в солнечное одеяло, только чтоб тут же вновь связать бездну и крушение моей надежды. Ибо там дорога и кончалась. Пути вниз, к Великой реке там не было.

Прямо напротив тропы на плато высилось несколько угольно-черных, неожиданно черных для серых гор, вертикальных столбов. Чуть дальше, в дальней стене ограждающих плато скал виднелось нечто... зубасто-рогатое, здорово похожее на голову огромного чудовища, высунувшегося из самого камня.

— Ну что, товарищ Белый, — отчего-то весело воскликнул Лонгнаф. — Похоже, план со спуском к реке накрылся медным тазом?

— Что это значит? — пытаясь выровнять дыхание, выговорил я. На необычный титул решил внимания не обращать.

— Блин, ты чего? Человеческий язык забывать стал? Ты со степняками-то по меньше водись. А то они тебя по-своему чирикать научат...

Чужестранец отчего-то вновь развеселился. Сердце сжалось в предчувствии чего-то не хорошего. Руки сами потянулись к рукояти никчемного меча.

— По тебе не скажешь, будто ты слишком расстроен, — тщательно подбирая слова, сказал я. — Забавно... Но либо ты бывал здесь раньше, либо что-то слышал об этом месте.

Следопыт разулыбался, а потом и засмеялся, позабыв о своей боязни высоты. И выглядел он таким довольным, словно привел я его не на засыпанное осколками льда плато в безжизненных горах, а в чертоги волшебника, исполняющего любые желания.

— Пошли, Догада. Здесь-то я точно не бывал, но точно знаю — что это такое.

8

Из-за приоткрытых крепостных ворот на входе в пещеру пахло весенним погребом. Бывало, скинешь подтаявший снег с крышки самого дальнего погреба, выбросишь шуршащие мышами мешки с соломой, вынешь нижнюю крышку. А оттуда вдруг пахнет на тебя неожиданным теплом. И таким вот запахом: напитанной водой глины, подгнивших досок, залежавшихся овощей и еще чем-то — пряным, как привкус осенних костров...

Выходило, зря я боялся поворачиваться к темной щели в отвесной скале. Бродил следом за Лонгнафом между гигантскими камнями, грубо обработанными в попытке придать им форму столбов. Что-то невпопад отвечал разглагольствующему чужеземцу, косился на горящие разноцветными огнями нанесенные на столбы знаки. И все это время, выворачивался, исхитрялся не поворачиваться к пещере спиной.

Нет, что бы побольше внимания уделить потрясающему Кругу Силы! Семь здоровенных каменюк в круге с начертанными на них рунами. Все семь черт. Первый, главный круг рунического алфавита на краю обитаемого мира. В безжизненных, вымороженных, вычищенных дикими ветрами Низамийских горах. За сотни верст от ближайшей опушки Великого леса. Живые, переливающиеся переполнявшей неглубокие канавки мощью, знаки.

— Круг Призыва, — кивнул тогда сам себе следопыт. — Рабочий. Арч? Вызывай!

— А? Чего?

— Ты спишь, что ли на ходу? Вызывай, говорю!

— Чего вызывать?

— Чего... Впрочем, ты прав. Басру зови. Я знаю, ты можешь.

Лонгнаф смотрел на меня так, словно вот-вот у меня изо рта должна была вылететь птичка, а он ни в коем случае не хотел пропустить ее появление.

— Зачем? — птичка превратилась в блеклое облачко пара.

— Ты у мамы дурачек? Неужели не понятно? Домой хочу! Вызови этого, мать его, всеблагого козла и пусть меня выпустит из этого... Блин...

— Козла? Всеблагого? — приоткрытые семисаженные ворота все больше меня нервировали. Слова чужака нудящим насекомым раздражали уши.

— Издеваешься? Хочешь, я на колени встану?!

— Забавно... А зачем?

— Арч. Перестань!

Наконец, я привалился спиной к блестевшему изумрудом камню со знаком дерева — он оказался точно напротив ворот, и смог больше внимания уделять разговору.

— Почему ты решил, что Дух меня послушает?

Глаза следопыта сверкали яростью.

— Потому что ты — единственный в этих проклятых горах маг. Потому что все, кому я предлагал колдовать с помощью собственного воображения, так и не смогли ничего сделать. А ты — смог. Потому что ты мечтаешь избавить свой мир от таких как я, а я мечтаю убраться отсюда! Тебе этого мало?

Камень оказался теплым и шершавым, как кора золотых сосен на берегу Крушинки. И так же, как от родных деревьев, от монолита тек ровный поток умиротворения, спокойствия. Казалось, если очень захотеть, глыба примет меня, укроет, спрячет. Точно так же, как любое дерево дома...

— Как-то это все... мерзко, — наконец, подобрал я подходящее слово. — И просить — мерзко. И уйдешь ты — мерзко. Бросишь ведь здесь своего друга? Бросишь. И уйдешь. И, если во всей чащобе, что тут нагородил про думающие телеги, есть хоть капля правды, ты не просто уйдешь. Ты путь им откроешь. И тогда сюда хлынут орды демонов...

— Я клянусь...

— Ты лжешь! Ты много лжешь, чужестранец. Ты выворачиваешь правду наизнанку, так чтоб казать самому себе всегда правым. Но ты все равно лжешь. Я думаю, ты и про бунт Басры солгал. И если и есть смысл в том, чтоб призвать сюда Духа Духов, так лишь за тем, чтоб узнать правду...

— Я не... Вызывай и спроси... — вскричал он. И тут же потух. — Только пообещай прежде, что попросишь отправить меня домой.

— Нет, — спокойно качнул я головой.

— Нет?

— Нет. Ты останешься здесь. За все зло, что ты причинил людям, ты останешься с нами навсегда.

— Ты... Ты... Это ты — зло! Это ты, со своей правдой! Мир — серый, мальчик! Серый! Не белый, не черный! Серый. У каждого своя правда, и каждый прав по своему. А ты... А такие как ты, делящие мир пополам... это вы убиваете тысячи людей! Ха! Да ладно бы — людей! Вы все тут нарисованные картинки в глубинах сделанного людьми разума. Вы все тут — просто тени в бреду безумной машины!

— Поэтому нас можно убивать?

— Да! — рявкнул Лонгнаф, не заметив сарказма. — Конечно.

— Ты сейчас тоже нарисованный? — я уже жалел, что отказался воззвать к Духу. В голове не укладывалось то, о чем с такой легкостью рассуждал враг. Я, все люди, все животные и птицы, вся трава и деревья, реки, озера, ручьи и моря, камни и ветер — все это лишь мысль в голове безумного полубога, созданного богами? Сумасшедшего существа, бросившего вызов Создателям и сбежавшего из-под их опеки? Зачем? Ну, зачем демон говорил мне все это? Зачем мне было это знать? Мы есть! Мы живем. Ничего не просим у Богов и ничего им не даем. Обладаем честью и исполняем долг. Чего еще надо?

— Как ты догадался!? — скривился чужак. — Конечно тоже, раз я здесь.

Слов не хватало. Мысли отставали от рук. Я догадался о том, что хотел сделать, уже вытащив нож из-за голенища сапога. Да-а на совесть его наточил. Серо-голубая полоска стали взрезала кожу на тыльной стороне ладони чужеземца, почти не встретив сопротивления.

— Блин! — дернулся следопыт. — Ты чего?

— Больно? — притворно удивился я. — Нарисованная рука болит?

— Ты больной? Я сам знаю, что могу чувствовать боль. И ты можешь, и все остальные. Этого не должно быть. Не может быть! Но это есть, и это ужасно!

— Да ты просто трус, — кивнул, догадавшись, я. — Ты боишься?

— Я?! — покраснел Лонгнаф. — Я?! Пошли! Сейчас сам увидишь, каким должен быть твой мир. И сам станешь бояться! Пошли! Чего расселся...

Было страшно. До дрожи в коленях страшно приближаться, не то чтобы войти в пещеру. Но только именно тогда, именно в тот момент, я не мог себе позволить выказывать слабость.

За воротами спала тьма. Языки тьмы тенями лежали на грязном льде, и даже на них было боязно вставать. Даже надежная рукоять тяжелого меча уверенности отчего-то не прибавляла.

— Заходи, — дернул головой чужестранец.

— Ты первый.

— Боишься? — криво улыбнулся он.

— Боюсь оставлять тебя за спиной.

Враг громко фыркнул и встал на самой границе тени.

— Нужен факел, — выговорил я.

— Наколдуй, — он пожал плечами и оглянулся. — Всего-то делов — маленький светящийся шарик...

— Конечно... пустяк. Покажи, как он делается? Ты же знаешь руны... Кстати, откуда?

— В Шварцвальде научили... Только мало толку. Меня они не слушаются. Так что, из нас двоих — колдун только ты.

— А я не умею. Какие и как нужно знаки связать, знаешь?

— Сейчас придумаю.