Орбита для Сталинских соколов

— Да, — честно сознался миллионер и с вызовом добавил. — И если это будет необходимым, солгу ещё раз!

Мистер Стимонс проглотил это без комментариев. Другое сейчас интересовало его.

— Так что же все-таки с этой чертовой горой?

— Там все очевидно. Они уже начали там постройку эстакады. У меня есть документы. Их документы.

— Откуда?

— Вы может быть помните недавние события в Харбине? Ну, нападение на Советское консульство?

— Это тоже вы...?

Хозяин кивнул. Госсекретарь привстал в изумлении, чтоб возмутиться и обличить, но сообразив, что он тут гость, а не хозяин, уселся обратно. Понимая это движение, мистер Вандербильт сказал:

— Вы государственный человек, мистер Стимонс и у вас свои стереотипы, а я — частное лицо и могу позволить себе то, что не может позволить ни Госсекретарь, ни президент САСШ. Главное, мы успели, и они поняли, что уязвимы в этом районе. А теперь у них договор с Турцией и это, видимо, в какой-то степени их успокаивает.

Он стряхнул пепел. Столбик, похожий на собачью какашку покатился по богемскому хрусталю теряя кусочки самого себя.

— Возможно, они просто надеются, что мы не сможем действовать в этой полуцивилизованной стране с тем же размахом, что и в Британской колонии.

На стене, в рамке висел фотографический снимок обрубленной Джомолунгмы.

— А они не могли передумать? — задал Госсекретарь главный свой вопрос. Балансируя между выгодой и безопасностью, Правительство не хотело упустить ни того, ни другого.

Мистер Вандербильт улыбнулся — как все это было понятно — но, не сдержавшись, засмеялся.

— С их страстью опролетарить весь мир? С их беспринципностью?

Рука его взлетела вверх в небрежном жесте и опустилась на стол.

— Даже не надейтесь на это, Генри... Вы помните, что изображено у них на гербе? Земной шар! Весь земной шар!

Лоб чиновника покрылся сердитыми морщинами.

— Но почему Арарат! Почему не их собственный Кавказ? Это ведь очевидный выход! Строй у себя и ...

— Я тоже думал над этим, — серьезно сказал миллионер. — И, кажется, нашел объяснение... У них нет иного выхода! Нет!

Наклонившись к высокому гостю, он начал загибать пальцы.

— Во-первых, Арарат выше.... Во-вторых, и это, видимо главное, не смотря на свою техническую отсталость у Турции все-таки больше железных дорог в непосредственной близости от горы. На Кавказе у русских железных дорог нет, а у турок, рядом с Араратом — есть!

— Вы хотите сказать, что вопрос только в этом?

Морщины Госсекретаря шевельнулись и начали расплываться, впитываясь в кожу.

— Я не вижу иного ответа, — серьезно ответил хозяин.— Я ударил их по рукам в Индии, и они протянули их к Арарату. Надеюсь, что у Англичан хватит политической мудрости последовать моему примеру... Хватит?

Госсекретарь не сказал ничего.

Но он кивнул.

Турецкая Республика. Стамбул.

Июнь 1929 года.

... Место для вербовочного пункта они оборудовали в Долма-Бахче.

Старый, даже ветхий двухэтажный дом как нельзя лучше подходил для этой цели: он оказался незаметен, легкомысленен и стоял так, что любого направляющегося к нему по немноголюдной улице тот, кому было положено приглядывать тут за порядком, увидел бы метров за сто.

Для кривых, изломанных временем улочек Стамбула это было небывало удачно!

Сам дом побелили, дворик вокруг почистили, разгребли старый хлам, выставили охрану. Так что если смотреть со стороны выглядел домик как прибежище какой-нибудь не очень солидной организации— то ли некрупного банка, то ли торгового дома с претензиями.

А когда базу подготовили, за дело взялись эмиссары Российского Общевоинского Союза.

Механизм вербовки использовался самый простой.

По своим каналам РОВС собрал тридцать человек, которым разъяснили задачи и условия. Те в свою очередь довели информацию до проверенных людей в низовых звеньях организации. В идеале, информация о наборе волонтеров должна бы разбрестись только между своими, но иллюзий по этому поводу никто не питал...

Скрыть такое дело ни от большевиков, ни от турецких властей никто и не надеялся, однако турецкие власти, похоже, предпочли не замечать того, что творилось в Стамбуле, а что касается большевиков....

Эти наверняка что-то уже пронюхали.

Да и странно надеяться на всеобще молчание, когда через двор старого дома только за первую неделю прошло более трех тысяч офицеров Белой армии, но что Советы могли сделать? Хоть и рисовали они на своем гербе земной шар анфас, но дотянуться до Африки ручки у них были еще коротковаты.

Ход с Африкой придумал сам Кутепов.

Чтоб совесть турецких властей продолжала оставаться незапятнанной, офицеров вербовали, предлагая участие в военных действиях в Северной Африке. Желающих понюхать пороху среди бедствующих эмигрантов хватало. Предпочтение при этом отдавалось тем, за кем тянулся кровавый след с Гражданской войны.

Как правило, человек приходил в дом с фонтаном во дворе с уже готовым решением. Там ему сообщали, что по другую сторону от мушки будут не негры, а большевики. Останавливало это не многих. Тем, кто хотел подумать, в свете изменившихся обстоятельств, предлагалось, под присмотром британских морских пехотинцев конечно, погулять по чистому дворику, подумать.

До чего бы он там не додумался, гость возвращался в дом и... исчезал.

Имевшимся в доме подземным ходом волонтеры выводились на другую улицу и в закрытых машинах вывозились из Перы — европейской части Стамбула — в порт. Там каботажными пароходиками они доставлялись на один из островов в Мраморном море, где их ждали представители Британского Флота и .... Кто желал свести счеты с красными получал винтовку в руки, кто же держал зуб на негров и не хотел связываться с бывшими соотечественниками, задерживался на островке на пару недель на полном пансионе Её Величества Королевы Англии, Шотландии... и так далее.

Турецкая республика. Окрестности Большого Арарата.

Июнь 1929 года.

...От лагеря в разные стороны уходили четыре дороги— два хорошо накатанных тракта к Каракесе и Эрзуруму и еще пара поплоше — в сторону турецко-советской границы.

До ближайшего селения было километров пять, и это вполне устраивало комбрига. Место специально выбиралось так, чтоб лагерь не бросался в глаза и тоже время, случись такая необходимость, мог легко оседлать все дороги.

Холмистая равнина уходила вперед до самого горизонта, сливаясь там с горами. Казалось, что вокруг нет ни души, но комбриг товарищ Родимичев знал, что, подумав так — ошибется. Люди вокруг имелись. Причем свои люди, хоть и переодетые в турецкую военную форму — синие шаровары и френчи, красные фески.

У него на голове имелась точно такая же. Он снял её с наголо бритой головы, вытер вспотевший лоб. Карнавал какой-то... Комбриг сплюнул, но не сказал ничего. Приказ есть приказ. Хорошо, что хоть турецкий язык учить не заставляют.

Бригаду перебросили сюда неделю назад из-под Ростова. Ночью, по тревоге подняв личный состав, погрузили в теплушки и довезли до Армавира, а там пешим манером перевели через границу. Сделали это так быстро, что кое-кто из бойцов так и не сообразил, что находится на территории сопредельного государства, где в ходу не рубли и копейки, а лиры и куруши.

За спиной, отрогами поднимаясь вверх, простиралось Армянское нагорье, над которым хорошо виднелась громада Арарата. Не так далеко, всего в сотне шагов, стояли палатки рабочих, что тянули сюда железнодорожную ветку. Отношения у СССР с Турецкой республикой складывались отличные, не то что с западными соседями, так почему не помочь соседу с постройкой, раз просит? Это ведь и называется интернационализм!

— Самолет! Самолет!

Он вскинул бинокль. Точно. Летающая лодка. Как и предупреждали из ОГПУ, опознавательных знаков нет. Ты смотри, что мировая буржуазия делает! Совсем стыд потеряли! Над чужой страной, среди белого дня!

Аэроплан сделал круг над лагерем и снизился, чтоб рассмотреть все получше. Гостя ждали, и каждый знал, что следует делать.

— Не стрелять! — пронеслось между палаток. Красные командиры помнили позавчерашний приказ. — Боевыми не стрелять!

Инструкцию позавчера все получили самую строгую! Только не всех она касалась.

Товарищ комбриг бросился к палатке, где как раз в ожидании этой минуты с утра гоняли чаи три лучших бригадных пулеметчика, что не просто в мишень попадут, а в случае нужды серп и молот на ней двумя очередями нарисуют.

— Готовы?

Все трое вскочили из-за стола, на котором стоял парующий самовар, и вытянувшись, разноголосо отрапортовали.

— Так точно!

Стрекот авиационного мотора влетел в палатку. Ручные пулеметы — два "льюиса"и "гочкис" лежали тут же.

— Тогда, давайте, товарищи бойцы, давайте...

Он тряхнул кулаками. Красноармейцы похватав пулеметы выскочили наружу. Родимичев выскочил следом, ощущая знакомый азарт удачной атаки. В бело-голубом небе кружила железная птица. Навстречу ей в небо уперлись стволы.

— Давай, давай, ребята. Патронов не жалеть! Только не сбейте его ненароком...

... Окопы бойцы вырыли правильные — в полный профиль.

Товарищ Родимичев с адъютантом шли по брустверу, обходя воронки и любуясь.

При его приближении бойцы вытягивались, и по их глазам видно, что если кто из них и жалел втайне о затраченном напрасно труде и кровавых мозолях, то только до вчерашнего дня. После того, как позиции обстреляли тяжелой артиллерией, стало ясно, что воевать придется всерьез, а на такой войне пот дешевле крови обходится.

Сперва, как началось, комбриг, прямо скажем, озадачился — вроде бы дружеская страна и на тебе. Промеж бойцов шум прошел. Комиссар прошел по ротам, объяснил все это происками империализма, а когда тем же вечером разведчики притащили языка, то все прояснилось.

Оказалось действительно происки!

Выяснилось, что никакие это не дружественные турки, а, всего-навсего уже раз битые белые офицеры, нанятые на деньги английского империализма.

Комиссар собрал коммунистов, объяснил политический момент, и к утру пропала из глаз бойцов растерянность. Враг-то оказался старый, уже не раз битый!

А кого раз побили— того и второй побьем!

Да и позиция — загляденье! Не обойти!

С обеих сторон дороги холмы да горки — сам черт ногу сломит. Там где хоть какое-то движение возможно — колючая проволока в три кола и мины.... Так что белякам деваться некуда — только в лоб.

"А лбы у нас крепкие!" — подумал комбриг.

Перейдя линию окопов, он спустился по склону к палатке, на ходу размышляя о том, как сюда занесло беляков и что они готовят.

А они должны были что-то готовить.

Не имелось времени у них на позиционную, такую как в 16-м, на Империалистической, войну. Как не спокойны турки, не потерпят они у себя такого безобразия. Танки? Откуда они тут у них... Газы? Комбриг отрицательно покачал головой. Это вот вряд ли... Это не по-русски как-то, нарушение традиций какое-то... Аэропланы? Это в горах-то, где ровного места нет? А что тогда? Что? Эх, война, война... Это рядовому бойцу в удовольствие пострелять, а командиру голову ломать приходится.

Впереди взревел двигатель. Он отвлекся, приложил ладонь козырьком ко лбу.

Прямо за палаткой разворачивался грузовик. Рядом с другим грузовиком стояло несколько человек, причем, по крайней мере, четверо — штатские...

Да что ж тут такое происходит? Не действующая армия, а цыганский табор какой-то!

Брезентовый бок палатки загородил их, и тут же что-то там грохнуло и посыпалось металлом.

Настолько невоенным оказался этот дребезг, что комбриг ускорил шаг.

— Та-а-а-к,— нехорошо дрогнул его голос. — Это еще что?

За палаткой разгружались три грузовика. Один из ящиков упал и теперь жестяные рупоры, и медные штыри, выпавшие из него, грудой лежали под ногами у гостей.

Раздражение, что целый день копилось в нем, плеснуло наружу. Он оглянулся и грозно повторил.

— Что это?

Краском со шпалами в петлицах вытянулся перед ним, при этом умудряясь глазом косить в сторону и присматривать, как штатские в синих халатах сгружают на землю ящики.

— Товарищ комбриг! Прибыл для проведения боевых испытаний новой техники.

— Какой... — он сдержал ругательство. Адъютант за спиной вытянулся и беззвучно губами проговорил за комбрига то, что и так висело в воздухе. — Какой такой техники? Вы что не видите, что тут твориться? Быстро собирайтесь и езжайте отсюда, чтоб я вас больше не видел!

Он повернулся на каблуках и, рубя рукой воздух, отправился к палатке.

— Послушайте, товарищ. Эй, я вам говорю... Куда вы пошли? Стойте. Вы в феске...

Адъютант сбился с шага и до комбрига, наконец, дошло, что обращаются к нему. От удивления он обернулся. Худой человек в штатском плаще махал рукой и не спеша направился в его сторону. Вот это было самым настоящим беспорядком. Краском вздохнул, загоняя злобу внутрь, и спросил.

— А вы кто? Каким образом очутились в расположении части? Часовой!

Штатский переждал всплеск начальственных эмоций, приподнял шляпу.

— Позвольте представиться. Бернард Кажинский. Изобретатель. Направлен к вам распоряжением...

Он поморщился, вспоминая, кем именно направлен, потом бросил тужиться и просто протянул военному несколько листов бумаги.

— Вот тут все. Прочтите на досуге и узнаете... А мне некогда...

Он повернулся и словно забыл о комбриге. Синехалатные техники с машины смотрели, чем закончится разговор. Гражданский повернулся к ним.

— Что ж вы милые мои, хорошие... Сгружайте, сгружайте... Быстрее!

Они смотрели за спину инженеру, где комбриг растерянно читал документы. Он читал и качал головой — не верил собственным глазам.

Атака началась с рассветом.

Сперва двадцать четыре залпа тяжелой артиллерии, разметали большевистские заграждения из колючей проволоки, а затем в прорыв пошли офицерские цепи.

Их одежда была той же, что и у красноармейцев — турецкое обмундирование. Со стороны могло показаться, что тут проходят учения — и нападавшие и защищающиеся одеты одинаково, но уже через пару минут все изменилось.

Кто-то из нападавших на волне нервного подъема сбросил позорные турецкие фески и достали из-за пазухи фуражки Российской Императорской армии.

— Не стрелять! — пронеслось вдоль позиции красных. — Не стрелять без команды!

Офицеры впереди двигались грамотно — перебежками. Верно народ говорит — "за одного битого двух небитых дают". Научились воевать.

Фигурки, не смотря на то, что красные не стреляли, то появлялись, то исчезали, припадая к земле.

Комбриг считал шаги. Кустик, который он мысленно отметил, как предельную дистанцию остался уже позади первой цепи перебегающих фигурок в синем.

— Ну что, хватит вам?

— Товарищ военный! Вы их метров на пятьдесят подпустите!

Комбриг скрипнул зубами, зло ответил, не отрываясь от стереоскопической трубы.

— Да что вы, товарищ изобретатель, смеётесь что ли? Они ж нас гранатами закидают.

— Ну пожалуйста... Я вас очень прошу!

"Какое там "пожалуйста", — подумал комбриг, — с твоими бумагами ты меня, если не послушаюсь, перед строем расстрелять сможешь. Видали мы таких изобретателей!". Телефонная трубка стала вдруг тяжелой.