Лорд Арнгейл из рода Чувствующих

Старик все сильнее и сильнее прижимал мечущегося в беспамятстве мальчишку к себе, продолжая шептать ему что-то безсвязное. Всем своим нутром сейчас он чувствовал, как тяжело его найденышу, какую боль и какой страх он испытывает. Гарот будто наяву видел, как мечется в огне, заживо сгорая его мать. Ее искаженное болью лицо стояло прямо перед ним и смотрело ему в глаза с тяжелым укором, от которого ему становилось все более и более невыносимо. Бившееся с немыслимой скоростью сердце отдавалось молотами в висках. Хотелось разорвать грудь и вырвать его, лишь бы не испытывать этой чудовищной внутренней боли.

— Я тут! Я тут! Рядом с с тобой! — словно мантру повторял жалобным голосом старик, скорчившись рядом с мальчишкой. — Не бойся! Не бойся! Я здесь! Я с тобой!

И, когда, казалось его сердце вот-вот взорвется от этой неимоверной тяжести, эта накрывшая его волна вдруг начала резко спадать. Мучительная боль, сковывавшая железом его грудь, медленно — медленно отступала, а мальчишка уже почти не метался и не стонал.

Тяжело дышавший Гарот не понимал, что только что чудом выжил от очередного приступа самостоятельно инициировавшегося мага, еще не осознававшего силу и опасность своих способностей и не умевшего их сдерживать. Эта была один из так называемых всплесков «сыро» или «дикой» магической силы, о котором с таким пиететом на первых занятиях рассказывали неофитам магии во всех магических академиях. Старшекурсники, посмеиваясь над «перваками», вообще рассказывали настоящие жуткие истории о впавших в безумие магах-огневиках, которые, оказавшись неспособными контролировать эти всплески «сырой» магии, сжигали людей, дома и корабли.

Однако, только несколько магов в этом мире могли догадываться, что положение маленького Тарна гораздо хуже и опасней, чем положение само инициирующего мага любой другой стихии — огня ли, воды, земли или воздуха. Мальчишка происходил из древнего рода Арнгейлов, в котором веками магическая предрасположенностью выступала главным критерием при выборе спутника жизни. С каждым новым поколением Арнгейлы становились все сильнее и сильнее; одновременно, росла и мощь всплеска их «сырой» магии. С каждым наследником с первых же секунд инициации постоянно рядом находились десятки лучших учителей, которые тщательно следили за растущим магом. Его обучали методикам контроля своих способностей, упражнениям по гашению этих всплесков... Естественно, всего этого Тарн не знал и с каждым днем становился все опаснее и опаснее для окружающих.

— Кто тут? — мальчик очнулся и повернул обезображенное шрамами лицо в сторону старика; он совершенно ничего не видел, но ясно чувствовал исходящую от рядом сидевшего человека нежность и граничащую с поклонением любовь. — …

— Я Гарот... Старьевщик. Не нужно меня бояться, — старик слезящимися глазами смотрел на свое сокровище, которое самого того не ведая транслировало вокруг волны обожания. — Я выловил тебя из моря, связанного и в одной рубашонке. Ты был в полном беспамятстве.

Тарн настороженно дергал головой, словно вздрагивал при звуке чужого, незнакомого голоса. Его никак не желавший успокаиваться магический источник, словно чувствуя его страх и беспомощность, вновь начинал сиять. Эти испытываемые носителем чувства подпитывали его. И чем более сильные эмоции переживал маг, тем более сильная пульсация была у источника...

— Я же сразу понял... Вот он! — чувствуя накатывающие на него волны обожания, голос Гарота задрожал, а сам он затрясся. — Смысл моей никчемной жизни... Я понял, для чего должен жить, — бухнувшийся на колени старик, извиваясь всем телом подполз к топчану и осторожно коснулся самыми кончиками пальцев полотняной рубахи мальчика. — Смысл моей жизни — это служение тебе... У меня открылись глаза. Да, да, позволь мне служить тебе... Позволь! Не прогоняй.

Тон голоса его стал жалобным, умоляющим. Руками он уже вцепился в край рубахи мальчика и притянув к своему лицу, начал покрывать поцелуями. В эти секунды мальчик стал для него не просто самым близким и дорогим существом, а земным Богом. Ради исполнения его воли Гарот сейчас бы ни капли не раздумывая бросился в кипящую воду, в костер, в пышущую жаром кузнечную печь. И это нестерпимое желание быть для своего божества хоть в чем-то полезным его просто сжигало изнутри, заставляя рыдать и сотрясаться от дрожи.

— Позволь, позволь, я умру за тебя? Я с радостью брошусь на нож! Только скажи слово! Одно слово! — из под тряпья Гарот вытащил нож и с горящими безумством глазами приставил его к своей шее. — Вот она моя жизнь... Я живу лишь для тебя! Господин, позволь мне умереть! Твой слуга, твой раб, взывает к тебе!

В какой-то момент, мальчик вздрогнул, словно только что проснулся от долгой и тяжкой спячки, и повернул голову в сторону старика.

— Помоги..., — наконец, заговорил Тарн, решаясь воспользоваться предлагаемой помощью. — Помоги мне найти лорда Арнгейла.

Будто услышавший глас Божий и безумно этому обрадовавшийся, старьевщик задергался словно припадочный.

— Найти... Найти... Найти лорда Арнгейла, — в сильном возбуждении начал бормотать он. — Лорда, благородного, настолько древнего рода, что несколько веков назад его отпрыски даже претендовали на королевский престо... Где он, где он может быть? В своем поместье или нет? Нужно спросить, нужно спросить... У кого? Кто знает? Кто расскажет о благородном? Кто не испугается? Ведь за трепание имени благородного могут лишить этого самого языка... Черт, черт, черт... , — не видя выхода, старик даже начал стучать себя по лбу, словно именно тот виноват во всем этом. — Как же узнать? Как же узнать? А если опять к страже пойти... Нет, снова будут бить. Палками. Больно. Очень больно!

Однако, новая волна обожания вновь накрыла Гарота, с дикой силой зажигая в нем нежность и обожание к объекту своего поклонения и окончательно смывая все его сомнения и страхи.

— А! — вдруг его осенило, что он аж подпрыгнул, насколько это позволял потолок его каморки. — Я знаю! Знаю! Гарот молодец! Гарот придумал, как узнать про лорда Арнгейла! Есть люди, которые знаю все городские новости! Им даже известно, какого цвета сегодня было королевское дерьмо. Да, да, господин, они все знаю. Наверняка, они знают и про лорда Арнгейла. Нужно идти к ним и только к ним..., — завертевшись волчком вокруг себя, старик начал приговаривать. — Гарот поможет господину! Гарот поможет господину! Гарот сведет его с бароном нищих, с повелителем самого дна Нижнего города, ниже которого только лишь сама преисподняя.

От засевшей в его затуманенном мозгу идеи, старик не мог усидеть на месте. Желание услужить буквально физически толкало его к движению.

— Надо идти, господин. Нищие уже давно вышли на улицы, а значит, и мы должны быть там, — непрестанно оглядываясь на мальчика, бормотал он. — Надо идти. Надо спешить.

И вот они уже лезли по ходу, который через десять — двенадцать шагов вывел их на солнце. Гарот тут же словно сторожевой пес с подозрительностью стал оглядываться по сторонам, выискивая хоть какие-то признаки опасности для своего господина. Наконец, убедившись, что вокруг все спокойно, он повел мальчишку в центр Нижнего города — громадную территорию, на которой сотни торговцев с утра и до самого вечера продавали тысячи и тысячи разных товаров. Здесь можно было найти буквально все, что было угодно душе; все, что только можно было достать за деньги... Хочешь, алмазинских жеребцов? Пожалуйста, обращайся к почтенному Назиму со здоровенной рыжей бородой и выщипанными бровями и готовь почти сотни золотых монет. Хочешь индирских пряностей, сводящих с ума только лишь одним своим ароматом? Тогда тебе к торговцу Дариму, что возит их почти с самого края земли. Если желаешь крутобедрую девицу, не знавшую еще мужчину, или может белолицего юношу, то тебе поможет в этом торговец живым товаром Кирим. В его загоне ты найдешь не только их, но и даже что-то совсем необычное — девиц-карликов или юных уродцев, что смогут усладить ваш взор и тело...

Тарн шел, вцепившись ладонью в край халата старика, и с жадностью впитывал в себя окружающую атмосферу. Многочисленные и самые разные звуки огромного базара, его будоражащие желудок запаха, обжигающее прикосновение полуденного солнца и, конечно, эмоции сотен и сотен людей, все это жужжащими пчелами кружилось вокруг него, заставляя юного мага щуриться от удовольствия. Он будто рыхлая морская губка впитывал в себя и журчащий ручейком смех юной девы; и преданное скуление блохастого пса; и сытое довольство обожравшегося стражника; и отчаяние загнанного в угол уличного воришки.

Эти многоликие накатывавшиеся на него впечатления одновременно и радовали и пугали его.

Погруженный в самый настоящий океан живых и ярких эмоций молодой маг чувствовал себя лодкой, которая покачивая, ныряла то в одну волну, то в другую. И он, идя по сначала по улице, а потом и по базарной площади, с головой окунался то в чистую, незамутненную радость пса при виде вернувшегося хозяина, то в садистское наслаждение бичующего пленника работорговца, то в неимоверную похоть мужчины или женщины. Каждая из этих эмоций тут же отзывалась в нем точно такой же волной, потому что Чувствующий маг не мог иначе. Вся сила Чувствующих и была в том, что они были способны улавливать чужие эмоции и впитывать их в себя.

Однако, с этим легкостью справлялся опытный маг, но никак не юнец, не знавший даже основ магического контроля. Не умеющего еще ни закрываться от этого внешнего и постоянно давящего потока чувств и эмоций, ни контролировать его, Тарна периодически охватывало беспокойство, практически сразу же переходящего в панику. Магический источник тут же начинал защищать своего хозяина, окружая его мощнейшей аурой любви и поклонения. У неофита эта паническая атака была довольно слабой, у опытного мага, наоборот. Сила же магического источника Тарна, превысив силу мастера, и почти сравнялась с силой магистра...

— Ай! Стража! Стража! — за спинами старика и мальчика, уже прошедших ряды тканей, раздался дикий женский визг; визжала почтенная матрона, на которую хрюкая от сладострастия пытался взобраться ее же седобородый слуга. — Пошел прочь! Пошел.... А-а-а-! — с треском многочисленных юбок и верхнего платья, слугу пытались оттащить от женщины, но тот словно потерял от похоти голову. — А-а-а-а! Стража!

На этот вопль уже бежал патруль из четверки городских стражников, что потея и задыхаясь гремели напяленным на них железом. Позади них, фырча от напряжения, катился и их сержант, шарообразное существо в трещавшем на нем парчовом кафтане и ярко блестевшей серебряной бляхой на груди. Однако, они не успели пробежать и десяток шагов, как прямо на их пути случилось новое происшествие. Шедший в плотном потоке немолодой дворянин, судя по гордому облику и висевшей на его боку спате, вдруг резко остановился и начал с жаждущим видом озираться по сторонам. Напоминая своей скалящей пастью и капающей из него слюной даже не человека, а дикого зверя, он шумно втягивал в ноздри воздух.

— Р-р-р-р, — издавая тихое рычание, мужчина неожиданно повернулся в сторону одного из прилавков, где были разложены благоухающие куски мяса. — Клац.... Клац, — его челюсти стучали друг о друга, словно он испытывал дикий голод. — Р-р-р-р...

Наконец, расталкивая в разные стороны ничего не понимающих людей, дворянин бросился прямо на прилавок и, вцепившись руками и зубами в мясо, начал с урчанием пожирать его.

Удивленные и испуганные люди бросились в рассыпную, поднимая панику. Растерявшаяся стража тоже не горела желанием подходить к этому безумцу, с головы до ног испачкавшемуся в кусочках мяса и крови.

А Тарн, магический источник которого, резко вспыхнув, вновь на какое-то время стал приходить в равновесие, по-прежнему не догадывался, что это именно он стал причиной всего этого. Мальчик, с разинутым ртом смотря в разные стороны, продолжал идти за стариком. Того же, за десятилетия жизни в Нижнем городе уже давно привыкшего и к поножовщине, и к дракам, похоже ничуть не волновали эти странные крики за его спиной. В эти мгновения Гарота занимало лишь одно — желание найти лорда Арнгейла и этим услужить своему господину. Это стало его идей фикс, его целью, отгородившей от него все остальное...

— Вот здесь, вот здесь..., — старьевщик вдруг остановился около какого-то здания с несколькими каменными идолами и наклонился к Тарну. — Здесь барон нищих. Господин подождите меня здесь. Вот на этом самом месте. Он меня знает и я его знаю. Только не уходите. Никому не верьте, — старик с беспокойством посматривал по сторонам. — …

С этими словами Гарот исчез в здании, а юный маг уселся на одну из ступенек и продолжил мотать обезображенной головой, впитывая в себя все новые и новые эмоции и чувства проходивших мимо людей и животных.

В какой-то момент он с беспокойством повернул голову вправо и, втянув голову в плечи, постарался вжаться в каменные ступеньки. С той стороны на него потянуло чем-то страшным...

— Что? Что? Беги, дурак! — раздался чьи-то испуганные голоса и звук шагов бежавших людей. — Беги! Загребут на...

И вот уже эта часть базара словно накрыло бушующей морской волной их сотен и сотен встревоженных, непонимающих, проклинающих криков. С хрустом ломающихся прилавков кто-то несся через ряды. Где-то совсем рядом кого-то били, отчего чавкающие звуки доносились даже до сюда. Слышался угрожающий звук стучащих о щиты мечей, громко трубил горн.

6

Кастор — столица Каргосского королевства

Нижний город, городской рынок

Королевский маг Леон дель Каро, вышагивая по брусчатой мостовой, пребывал в крайне скверном настроении. Действительно, и почему бы ему быть отличным? Все его товарищи, что учились с ним в академии на одном курсе, уже давно получили повышения. Одни стали старшими магами, другие заработали титулы, а кое-кто, о ком ему вообще не хотелось вспоминать, служили самому его величеству. Он же, урожденные дель Като из рода потомственных магов, довольно сильный огневик, остался не удел и служил простым магом под началом какого-то выскочки, которые не хватал мозгом что запомнить десяток простейших заклинаний.

Тьфу! Сплюнул он себе под ноги. «И вот опять! Только объявили о начале войны, а его вновь забросили, как безродного пса, возиться с ополчением. Все благородные уже выдвинулись к границе, где смогут отличиться перед командующим, а я возись с этим отребьем! Что же мне не везет-то как?!». Молодой человек от избытка переполнявших его злобы аж зашипел. «Ну и где справедливость в этом мире? Одним теперь поместью и ордена, а другим вонь и грязь. Фергильду же сразу пинка дадут и все, кто успел попасть на войну, будут осыпаны королевскими милостями».

Такое прескверное настроение не покидало его с самого утра, когда в его съемный домик ворвался вестовой из штаба и с выпученными глазами сообщил о начале войны с Фергильдом. Чуть позже от своего командира, что благодаря родственным связям с командующим чины и должности менял как перчатки, Леон узнал о своем назначении на должность командира ополченской сотни. Сотня эта, в добавок, была лишь на бумаге у командующего и ее еще предстояло собрать, а точнее наловить среди «черного» люда. Собственно, этим он совместно с городской стражей сейчас и занимался...