Пусть будет иначе

А оно и в самом деле, началось. Земля содрогнулась у него под ногами. Раздался оглушительный взрыв, и сверху на него посыпались комья земли. В течение нескольких минут, которые показались Виктору вечностью, вокруг него был настоящий ад. Взрывы гремели беспрестанно, грозя разорвать его на куски, а может быть и на молекулы. Все это время он лежал на дне своего окопа, уткнувшись лицом в землю и только молился, чтобы, на этот раз, пронесло. Наконец, бомбежка прекратилась, и в воздухе разлилась тишина, которая после этого адского грома казалась непереносимой. Отряхнувшись от земли, забросавшей его толстым слоем на дне окопа, Романов пришел в себя и, ощупывая свое тело, с удивлением обнаружил, что он жив и даже не ранен. Тогда приподнявшись, он осторожно выглянул из окопа и посмотрел на реку. То, что он там увидел, не доставило ему никакой радости. С того берега в реку спускались, один за другим, немецкие танки. Их было не два и не три. Десятки тяжелых машин шли в атаку. И на всю эту железную армаду, с их стороны было только шесть 45-мм пушек и четыре 76-мм . Да и то, если они не пострадали при авианалете. Никаких ручных переносных противотанковых орудий у наших не имелось, кроме противотанковых гранат. Виктор с тоской посмотрел на свою гранату. Вот так, умри, но не дай пройти противнику. Умереть он сможет — это точно, но даже при самом удачном раскладе, он сможет забрать с собой только один танк.

Тем временем, танки уже стали вылезать на наш берег, медленно, эти неуклюжие, но страшные машины выезжали из воды и направлялись в сторону наших окопов. И только теперь, наконец-то, наша артиллерия открыла огонь. К сожалению, судя по звукам выстрелов, в строю у нас осталось всего несколько пушек. Первые снаряды легли с недолетом, но потом наводчики смогли подогнать прицел, и один вражеский танк закрутился на месте. Еще через мгновение черный дым повалил из его башни, затем башенный люк открылся, и из него на землю выскочили два немецких танкиста. Тут же, слева от Виктора, из наших окопов, ударил пулемет. Один из танкистов упал на землю, скошенный очередью, а второй, как показалось Виктору, просто залег, прячась от огня. Наши орудия продолжали вести обстрел, но, к сожалению, остановить танковую дивизию противника, они были не в силах. Со страхом, гневом и горечью смотрел Романов, как реку форсируют все новые и новые танки, и вся эта стальная армада неотвратимо движется на его окоп. Краем глаза он видел, как некоторые из красноармейцев, в панике бросают свои винтовки и бегут к лесу. В следующую минуту из-за деревьев ударили автоматные очереди и срезали бегущих бойцов.

"Так", — зло подумал Виктор, — "Вот он, НКВД, в действии. Вам немцев мало! Вы, сволочи, в окопах не лежите, под танковые гусеницы не прыгаете, а нас "пушечным мясом" сделали"? — и лютая, нечеловеческая злоба наполнила все его существо.

А на него, между тем, накатывал "Т-4". Вылезти из своего окопа и броситься наутек Романов не мог, а стрелять в эту махину из винтовки не имело ни малейшего смысла. Оставалось только вжаться в окоп, зажмуриться от страха и ждать. Земля дрожала вокруг от тяжести этой машины, когда она закрыла все небо своим железным днищем. Виктор молил бога только об одном, чтобы не обрушился его окоп и не похоронил его здесь заживо. Время, казалось, остановилось. Все происходящее шло как в замедленной пленке. Казалось, что танк ползет над ним целую вечность. Наконец, когда показался над ним просвет неба, Романов, все так же, медленно, как во сне, схватил противотанковую гранату, сорвал с нее кольцо, размахнулся и бросил гранату в башню, проехавшего танка. Сам он упал лицом вниз в свой окоп, но, одновременно, словно видел, как его граната врезается в башню танка. Дальше Виктор почувствовал страшный удар и провалился в темноту.

Когда он пришел в себя, то вокруг было темно. Отплевывая землю, забившую ему рот, он попытался подняться, но сильная боль в ноге заставила его застонать и снова опуститься на землю. Пришлось ему снять левый сапог и осмотреть свою ногу. К счастью для него, кости были в порядке. Осколком вражьего снаряда его лишь слегка зацепило. Правда он потерял довольно много крови, но могло быть и хуже, а так, нога скоро выздоровеет. На этот раз Виктор осторожно выглянул из своего окопа и посмотрел по сторонам. В нескольких метрах от него чернел остов подбитого им танка. Еще три машины неподвижно застыли на равнине и все. Никого из людей: ни немцев, ни наших, он не увидел. Очевидно, прорвав оборону их батареи, немцы продолжили свой бросок на восток, стремясь пройти за день, как можно дальше вглубь нашей территории. Именно так они и воевали в первые месяцы войны. Вклинивались танковыми дивизиями вглубь нашей обороны, замыкали кольцо и двигались дальше. Окруженные силы противника добивали потом моторизованные пехотные части и авиация. Значит, он снова очутился в тылу у врага, на оккупированной территории. Куда же ему идти теперь, когда он остался один, без Татьяны? С одной стороны, он довел ее до своих и имел право возвращаться назад, тем более что движение вглубь захваченной немцами территории, как это ни странно, представлялось ему более безопасным. Ведь ему не придется снова переходить линию фронта и становиться перед наступающим противником, подставляя себя под атакующий удар. С другой стороны, он не мог покинуть Татьяну, не будучи уверенным, что она находится в безопасности. Минуту подумав, он пришел к одному выводу: в любом случае ему необходимо как можно быстрее покинуть открытую местность и укрыться в лесу. Поэтому он пополз в сторону деревьев, находившихся в каких-нибудь ста метрах у него за спиной. Время от времени, он останавливался, чтобы передохнуть и прислушаться к тому, что происходило вокруг. Но вокруг стояла патриархальная тишина. Слышны были только крики какой-то птицы с реки, да, изредка, всплеск рыбы. Даже не верилось, что идет война. Ему даже пришло в голову, что все, что случилось в последнее время, ему просто приснилось, но стоило оглянуться, и он увидел темный силуэт подбитого танка, да и поле, по которому он полз, было все изрыто воронками от снарядов и авиабомб. Так что, к сожалению, все это был не сон. В лесу, среди деревьев, Виктор позволил себе выпрямиться во весь рост. Предстояло решить, куда теперь двигаться? Несколько секунд он колебался, но потом все-таки повернулся и пошел на восток, шепотом ругая себя последними словами. Еще не поздно было повернуть и уходить на запад, к той пещере, которая одна только и давала ему шанс, вернуться домой в тихий и спокойный 2008-й год. Но одна только мысль о том, что он может оставить здесь Таню одну, заставляла его забывать всякое благоразумие. Ему даже не пришел в голову простой довод о том, что он доставил ее по назначению и, тем самым, получается, выполнил свою задачу, так что, вроде бы, здесь он лишний и может спокойно вернуться домой. Нет, вместо этого, он упрямо двигался к линии фронта, где его снова будет поджидать опасность, как от немцев, так и от своих.

Глава 4.

Последние дни горстка красноармейцев-артиллеристов с одной 45-мм пушкой (все, что осталось от артиллерийского дивизиона), почти не спала. Люди были измотаны до последней крайности непрерывными боями с наступавшими силами противника. Единственная лошадь, тащившая эту пушку, пала сегодня после полудня. Все что у них оставалось из боеприпасов, это два артиллерийских снаряда, семь гранат и несколько десятков патронов на всех, но, не смотря на это, они не бросали орудия. С одной стороны, им мешала это сделать непонятная гордость, а с другой стороны, боязнь быть сочтенными за дезертиров. А уж кому доложить о таком нарушении приказа, как оставление врагу своего орудия, всегда найдется. Шли они на восток, шатаясь от усталости, не зная, где враг, а где свои? Очень может быть, что немец уже обошел их с флангов и закрыл в котел. После полудня, когда группа сделала небольшой привал, чтобы, хоть как-то собраться с силами, сзади, недалеко от них раздвинулись кусты, и на поляну вышел человек в форме лейтенанта советской армии. Все нервно схватились за винтовки, но тот поспешил подать голос,

Не стреляйте, я свой.

Не веря своим глазам, майор смотрел на подходившего к ним бойца. Это был тот самый лейтенант, который уже один раз догнал их у переправы. Но ведь он сам, своими глазами видел, как тот взорвался в окопе вместе с немецким танком.

Не стрелять! — отдал приказ майор и поманил капитана к себе, — А ну, герой, иди сюда, садись.

Тот подошел, присел рядом, вынул из кармана кисет с табаком, предложил его остальным,

А ну, друзья, кто табачку хочет? Угощаю.

Услышав эти слова, замученные солдаты стали подниматься с земли и собираться вокруг вновь прибывшего лейтенанта.

Откуда табачок? — спросил у угощавшего один из молодых солдат, сержант Дробышев, затянувшись наскоро скрученной самокруткой и блаженно закрывая глаза.

В самом деле, откуда табак? — насторожился майор, — Прошлый раз, когда тебя обыскивали, вроде, у тебя его не было. А здесь, в лесу, магазинов я что-то не видал.

Трофейный табачок, — пожал плечами лейтенант, а впрочем, по документам он был капитаном, как вспомнил Ефимыч.

Не пойму я тебя, брат, — покачал головой майор, — Уж больно ты ловок. То у тебя пистолет трофейный, то табак. Если бы сам не видел, как ты танк немецкий взорвал, то честное слово, подумал бы, что ты шпион, к нам засланный.

Скажешь тоже, шпион, — усмехнулся капитан. — Это у вас просто шпиономания какая-то. Ладно бы это говорил тот придурок — политрук, а от тебя, товарищ майор, я такого не ожидал. Ну, сам подумай, на кой ляд немцам своего человека забрасывать в окруженную батарею, у которой шансов добраться до своих, один на тысячу? Думаешь, им свои агенты мертвыми нужны?

Так-то, оно так, — подумав, согласился майор, — Только, все же ты странный, какой-то, капитан, не такой, как все.

Это, может быть, — легко согласился тот, — Уж таким меня мать родила.

Он блаженно растянулся на земле, закинув руки за голову и, щурясь, разглядывал облака, плывущие на голубом небе. Спустя пару минут этого блаженства, Виктор, а это, как вы уже догадались, был именно он, вдруг напрягся и прислушался к каким-то звукам, слышимым только ему одному из всех, бывших на поляне военнослужащих.

Быстро, все под деревья, — скомандовал он, вскочил и бросился в кусты.

Следом за ним, машинально, бросились и остальные солдаты. Только они успели скрыться, как в воздухе над ними пронеслись несколько немецких самолетов, летящих на небольшой высоте, и, видимо, прочесывающих местность на предмет обнаружения отступающих сил противника.

А ты молодец, чуткий парень, — уважительно посмотрел на новичка майор.

Потому еще и живой, — серьезно ответил Виктор.

Уставшие люди снова пустились в путь, таща с собой через чащу по большому счету никому уже не нужное орудие.

— Послушай, майор, — наконец сказал Романов, которому надоело смотреть на напрасные мучения артиллеристов, — Сколько у вас снарядов?

Два, — угрюмо ответил майор.

Так какого же черта вы тащите на себе эту дуру?

Ты что, приказа по армии не знаешь? — вскинулся Ефимыч, — Не оставлять врагу оружия?

Приказ — это дело хорошее, покачал головой Виктор, — Только еще Петр I учил, что не надо держаться устава, аки слепой за стенку. С этим орудием мы и сами к своим не пробьемся и его не спасем. Потому, предлагаю его бросить, а не хочешь просто бросать, так давай вывезем ее ночью на дорогу, да прямой наводкой по врагу. Два выстрела дать успеем, а дальше уже, как бог даст.

Прыткий ты больно, — осадил его майор, но сам задумался над его словами.

Между тем, судя по звукам канонады, которые раздавались уже далеко впереди их, было понятно, что немцы обошли их и все дальше продвигаются на восток, оставляя недобитые группировки Красной Армии у себя в тылу, в окружении. Весь день пробирались артиллеристы по лесу, еле живые от усталости. К вечеру, когда уже начало темнеть, перед ними открылась грунтовая дорога, идущая с северо-запада на юго-восток.

Привал, красноармейцы! — скомандовал майор, и измученные солдаты стали падать на землю, даже не выбирая места для отдыха.

Дробышев, осмотри дорогу, Да осторожнее там.

Минут через десять, сержант вернулся и рассказал, что на дороге все тихо, судя по следам, недавно по ней прошли немецкие танки.

Значит здесь и будет наш последний бой, — как-то спокойно произнес Ефимыч.

Когда, через полчаса, с северо-востока послышался шум моторов, артиллеристы вывезли на дорогу свою пушку и прямой наводкой дали два выстрела по колонне немецких грузовиков, перевозящих солдат. Не ожидавшие такого нападения вдалеке от линии фронта, немцы в панике спрыгивали с грузовиков в придорожные кусты.

Все в лес, — в последний раз скомандовал майор, и красноармейцы из последних сил бросились под защиту деревьев.

Оторвавшись на сотню метров от немцев, Виктор начал забирать вправо и по дуге уходить дальше на запад. Обернувшись на шум шагов у себя за спиной, он увидел Дробышева.

Решил со мной? — подождав, когда тот подойдет поближе, шепотом спросил Романов.

Я решил, что ты парень везучий, может и мне повезет?

Может и повезет, — ответил Виктор, прислушиваясь к звукам выстрелов, которые постепенно уходили на восток. — Ну, пошли, соратник.

Глава 5.

Когда в землянку комсостава часовой ввел двух человек, покрытых грязью и шатающихся от усталости, политрук Гнилин не смог удержаться от удивленного возгласа. В одном из них он узнал того самого капитана, который уже появился в их подразделении при схожих обстоятельствах.

Вот это номер! — воскликнул он, поднимаясь со стула и подходя поближе к задержанным. — Явление Христа народу! И что же, ты опять будешь утверждать, что вышел из окружения?

А откуда же еще? — пожав плечами, ответил ему Виктор.

Как-то ловко у тебя получается, — недобро усмехнулся политрук, — Опять все твои товарищи убиты, а ты снова цел и невредим. Так что ли?

Почему же, все? — возразил ему Романов, — Вот, сержант Дробышев, вышел со мной, на этот раз. Вы его должны бы помнить. Когда в прошлый раз, ты со своими молодцами дал деру от брода, он вместе со своей батареей до последнего сдерживал танки противника, а потом отступил вместе с остатками батареи и на своих плечах тащил это орудие пятьдесят верст.

Ну и где это орудие? — перебил его политрук.

Когда осталось всего два снаряда, мы вывели орудие на проезжую дорогу и выстрелили в немецкую колонну.

Ну, сержанта мы отдельно допросим, — сказал политрук и бросил на того взгляд, не обещавший ему ничего хорошего, — Эй, Потапенко, где тебя черти носят?

В ту же секунду полог палатки отодвинулся и внутрь зашел сержант с мрачной физиономией.

Посади этих голубчиков в разные камеры, да не спускай с них глаз. Этого в штрафную команду, — кивнул на Виктора особист, — А этого я заберу к себе на допрос.

Внезапно на Виктора нахлынула такая злость, что кулаки его невольно сжались, и он хотел, было, уже дать этому политруку в зубы, но тут же почувствовал, как штык уперся между его лопатками.