krestonosci 3

Заглушая все остальные звуки, залились переливчатой трелью боцманские дудки, зашлепали по выбеленным солнцем и морской водой доскам босые пятки. Повинуясь приказу, матросы бросились к снастям, бойко побежали по вантам и реям, захлопала разворачивающаяся парусина, жалобно заскрипев корпусом "Северная звезда" слегка прибавила ход.

Щебенкин грустно усмехнулся, похоже, для каракки это поход последний. Отбегала свое "старушка". Недавние кренингование и тимберовка, тщательная подготовка к плаванью, конечно — же, сделали свое дело и состояние судна еще вполне на уровне, и ход может хороший дать, и корпус достаточно крепкий. Возможно, еще можно будет использовать для патрулирования побережья, но в дальних переходах лучше не рисковать. Шутка ли, приобретенная 14 лет назад посудина и куплена то уже не новой была, а уж после того семь раз Атлантику пересекла, да еще переход от Форта Росс до Новороссийска. В общем, по возвращении придется флаг переносить на другой корабль. На какой только? Выбор то небольшой, но выбирать замучаешься. В южную эскадру списали все старье, которому в Старый Свет ходить уже противопоказано: купленный еще в 1503 году в Европе полакр "Аскольд", каравелла португальской постройки "Надежда", и отбитая у англичан каракка "Фортуна". На атлантических маршрутах сейчас работают пара относительно "свежих", пригнанных из Франции больших полакров, галеон и бриг собственной постройки. Ничего вот обещали корабелы в этом году достроить новый галеон, и сразу же заложить еще один бриг специально под Костины нужды. Вот и будет флагман для Южной эскадры.

— Вахтенный! — Щебенкин бросил очередной озабоченный взгляд на паруса -Накошку ко мне! Быстро!

— Есть! — преданно "пожирая" глазами начальство, рявкнул в ответ матрос и тут — же исчез, чтобы через три минуты "материализоваться" вновь, на этот раз вместе с невысоким индейцем лет двадцати пяти. Одеяние состоявшее из перетянутой цветным поясом длинной, рубахи из белой хлопковой ткани и самое главное своеобразная форма черепа: вытянутая, слегка приплюснутая в висках, выдавали в нем уроженца того — самого Юкатана, к которому вот уже две недели незнакомым до сиих пор маршрутом добирались корабли новоросской эскадры.

— Ты звать моя — невозмутимо с достоинством поинтересовался туземец, глядя снизу вверх на огромную фигуру адмирала.

— Да. Хм — Костя задумался, пытаясь понятнее сформулировать вопрос.

Русский язык этот майя, два года назад пришедший в Новороссийск торговать, да так и осевший в городе, конечно, в какой то степени освоил (собственно говоря, поэтому его с собой и взяли в качестве переводчика) но фразы в разговоре с ним стоило формулировать попроще и покороче.

— Короче — Щебенкин, решивший быть максимально лаконичным, попросту ткнул пальцем в сторону материка, темная полоса которого отчетливо виднелась в зыбком знойном мареве в нескольких милях по правому борту — Тулум где?

— Короче там — невозмутимый индеец в точности повторил его жест.

— Тьфу ты! Какой вопрос, такой и ответ. Это я уже понял. Идти долго еще?

— Моя нет знать.

— Ты же сказал, что знаешь дорогу? — Костя едва сдержал себя, уж очень хотелось выбросить горе — проводника за борт, на радость приличных размеров акуле, уже несколько дней подряд следовавшей за эскадрой в ожидании выбрасываемых с камбузов отбросов.

— Моя знать — столь же невозмутимо возразил, не догадывающийся о сгущающихся над его головой тучах, туземец,

— Твой лодка быстро ходить — наконец, правильно расценив бурю эмоций отразившуюся на загорелой, бородатой физиономии собеседника, счел нужным объясниться он, и снова указал рукой в сторону материка — моя видеть там.

— Ганс, меняем курс — приняв решение, Костя хлопнул ладонью по планширу — все понятно и логично, парень хочет определить местоположение, привязавшись к известным ему ориентирам на суше. Да и штиль лучше переждать лежа в дрейфе в паре кабельтовых от берега. Заодно можно будет пополнить запасы пресной воды, да и командам бы не мешало отдохнуть.

— Гут — кивнул капитан и распорядился — эй на штурвале! Поворот три румба право. Курс крутой бейдевинд. На компас иметь зюйд-вест!

Каракка слегка накренилась, беря круче к ветру. Следом за флагманом стали описывать циркуляцию, меняя курс, другие корабли. За счет более удачного галса скорость хода эскадры слегка "подросла" и уже через несколько часов оценив расстояние до берега в три кабельтовых, Шнитке отдал команду убирать паруса и ложиться в дрейф. Матросы подтянули к борту болтавшиеся аз кормой шлюпки и загрузившись в них, двинулись вперед, замеряя глубины. Затем шлюпки были загружены завозные якоря и экипажи принялись верповать суда в спрятавшуюся за поросшим джунглями мысом, небольшую, довольно удобную бухту.

Первыми на незнакомую землю высадились два взвода стрелков, находившихся на кораблях эскадры в качестве абордажных команд. Когда на белоснежный песок ступила нога адмирала, шесть десятков солдат уже заняли боевые позиции, держа наготове оружие и настороженно вглядываясь в окаймляющую пляж зеленую стену субтропического леса. Впрочем, предосторожности оказались излишними, первобытная тишина нарушалась только плеском волны, криками вьющихся над головами чаек и истошными воплями неведомых и невидимых зверей и птиц, прячущихся в густом переплетении лиан и древесных ветвей. Если туземцы и наблюдали за высадкой чужаков, своего присутствия они ничем не выдавали.

Костя еще раз внимательно осмотрел окрестности в подзорную трубу и задумчиво потер подбородок. По уверениям проводника путь от устья Миссисипи до Тулума, богатого торгового города майя пройден почти на две трети. Бухта, в которую сейчас неторопливо втягивалась эскадра, со слов все того же Накоши-ка-ана, регулярно использовалась маяйскими мореходами для отдыха и пополнения припасов и отсюда, чтобы достигнуть конечной точки маршрута, следовало идти строго на восток вдоль побережья, огибая Юкатан. По-хорошему, конечно, стоило бы здесь закрепиться основательно, на постоянно основе, построить форт, оставить гарнизон. Но сил катастрофически мало. Можно конечно построить какое-никакое укрепление, разместить в нем взвод солдат и пару десятков моряков, но как долго они продержаться, если придут испанцы? Да и местные вполне могут создать серьезные проблемы. У Кортеса помниться в реальной истории было четыре сотни бойцов, и то ему пришлось изрядно попотеть, чтобы закрепиться на континенте. Естественно своего точного местонахождения Костя не знал, карта побережья только им составлялась, но он был уверен, что в оставленной им истории конкистадоры впервые высадились где-то не далеко отсюда.

Здравый, стратегический расчет не оставлял камня на камне от колонизаторских планов Щебенкина, но огромная, зеленая и пупырчатая жаба судорожно сжимала холодными, липкими лапками горло и отчаянно вопила, требуя застолбить за собой и не отдавать никому этот роскошный залив, без всякого сомнения бывший кусочком того-самого, некогда потерянного людьми рая.

Пока наш герой мучимый сомнениями, разглядывал окрестные красоты, взвешивал все "за" и "против" основания новой колонии в здешних благословенных местах, эскадра, наконец, заползла в бухту и застыла на рейде. Гребные суденышки, покончив с верпованием, принялись деловито сновать между темными тушами кораблей и белоснежной полосой пляжа, выгружая на берег партии моряков, приступивших к обустройству лагеря.

Незваные гости, а вернее хозяева, появились, когда первые лучи рассветного солнца разогнали беспросветный мрак южной ночи, и лагерь новороссов начал просыпаться, пугая суетой и шумом человеческих голосов радующуюся наступлению нового дня живность в окружающих пляж джунглях.

Четверо невысоких, неплохо сложенных мужчин средних лет одетых в длинные рубахи, набедренные повязки, сильно смахивающие на средней длинны юбки, в щедро украшенных перьями и вышивкой накидках, шли с южной стороны лагеря, в сопровождении держащих оружие наготове стрелков к неторопливо завтракающему Щебенкину.

— К нам гости — составлявший адмиралу компанию Шнитке, отставил в сторону деревянную миску, из которой только, что с аппетитом поглощал тушеные с солониной бобы, привычно сунул в рот, ставшую уже неизменной, трубку.

— Похоже на то — согласился Костя и убрав в сторону посуду, поднялся на ноги, сделал пару шагов навстречу приближающейся процессии.

— Дьявольщина! Будь я проклят герр адмирал, если шкура одного из этих туземцев ничуть не краснее нашей с вами — выругался за его спиной старый моряк — смотрите вон тот, что идет вторым.

Действительно теперь наш герой и сам отчетливо видел, что один из четырех индейцев, таковым не являлся. Был он намного выше и крупнее своих спутников. Безбородая, смуглая, обрамленная длинными, темными волосами физиономия его по обычаю аборигенов была украшена шрамами-татуировками, а мочки ушей оттягивали массивные, вероятнее всего золотые диски, но это явно был европеец.

— Посмотрим, что за гусь — пробормотал Константин, сделав еще шаг вперед, остановился, положив руку на эфес тяжелого палаша, бросил, не оборачиваясь, через плечо — толмача позовите.

Между тем майя преодолели отделяющее их от нашего героя расстояние и остановились, со сдержанным любопытством разглядывая пришельцев. Над пляжем повисла тишина, нарушаемая лишь шумом ветра, плеском прибоя и криками вьющихся над головами птиц.

— Твой звать моя? — нарушил молчание подошедший Накоши-ка-ан.

— Звал — кивнул Константин — спроси, кто они и чего хотят?

— Люди Чектемаль — неохотно пояснил толмач и категорично заявил — плохой люди. Нет верить, они обмануть, делать твой смерть. Их надо делать смерть. Надо делать жертва Кецалькоатль. Их хорош жертва, Змей будет радость, его помогай твой. Надо быстро делать жертва и идти Тулум. Там хорош.

— Молчать! — рассвирепел Щебенкин, у которого, идея принести совершенно незнакомых туземцев в жертву их собственному змееобразному божеству вызвала вполне закономерное неприятие. И вообще, наивная хитрость переводчика была совершенно очевидна — я твоих советов не спрашивал! Убрать его с глаз моих! Под арест! Ганс! У нас есть люди говорящие на испанском языке?

Двое стрелков подхватили слабо упирающегося горе-толмача под руки и уволокли к шлюпкам.

— Найдем герре — кивнул капитан — я немного знаю. Вы уверены, что он испанец?

— Больше чем уверен.

Немец коротко кивнул и обратился к пришельцам на ломаном языке Сервантеса. И о чудо! Затесавшийся среди туземцев европеец ответил. Между ним и Шнитке завязался было довольно оживленный разговор, который Щебенкин, убедившийся в возможности наладить с местными хоть какое-то подобие дипломатических отношений поспешил ненадолго прервать. Гостей пригласили к костру, и уже под нехитрое угощение и несколько бутылок предусмотрительно прихваченного вина, немало поспособствовавших взаимопониманию, загадочный европеец поведал свою историю. Звали его Гонсало Герерро родом из Палоса. Он был простым матросом на корабле под командой Педро Вальдивия, отправившемся из Дарьена, поселения расположенного как Костя понял из путаных объяснений кастильца, переведенных далеко не блестяще знающим язык немцем, где-то на Панамском перешейке, к острову Санто Доминго. Путешествие это кончилось для испанцев весьма плачевно, разыгравшийся шторм утопил их судно, выбросив на рифы, и спастись удалось всего лишь двум десяткам моряков и пассажиров во главе с самим капитаном. Почти полмесяца шлюпку с потерпевшими кораблекрушение людьми носило по морю, пока, наконец, не выбросило на побережье Юкатана. Однако на этом злоключения мореходов не закончились. На берегу, пятнадцать мужчин и две женщины, ослабевшие от голода и жажды, потерявшие умершими от истощения нескольких спутников, попали в руки индейцев касика Канкуна. Участь Вальдивии и еще пятерых пленников была ужасна. Их принесли в жертву на алтаре какого-то из местных богов, а тела, по уверению Герерро, попросту съели. Не желая становиться ничьим обедом, он с несколькими спутниками умудрился сбежать. Полуголодное скитание по джунглям было недолгим и вскоре храбрый моряк вместе с последним из оставшихся в живых товарищей, священником Херонимо де Агильяром, был снова схвачен и в качестве пленника попал в крупный туземный город Тулун. Впрочем, унылая и беспросветная жизнь раба не устроила Гонсало и он вновь пустился в бега, на сей раз удачно, добравшись до города Чектемаль. Здесь его принял местный правитель — касик На Чан Кан. Впечатленный недюжинной силой и храбростью испанца, вождь женил его на одной из своих родственниц и сделал советником по военным вопросам, в коей должности бывший моряк и был направлен вместе с другими знатными людьми, встречать невесть откуда взявшихся пришельцев.

Между тем, пока Герерро рассказывал о своих похождениях, его туземные спутники воздали должное угощению, и если скудная и неприхотливая закуска особого впечатления на них не произвела, то привезенное из Европы довольно неплохое "рейнское" оставило после себя благотворное впечатление. Не любивший алкоголя Щебенкин пил мало, только в "дипломатических целях", больше делал вид, Шнитке ограничился лишь одним стаканом, а потому четыре литровые бутыли аборигены "приговорили" практически без постороннего вмешательства.

Даже имевший опыт употребления куда более крепких напитков испанец заметно захмелел, что уж говорить о его непривычных к спиртному товарищах? К моменту, когда последняя посудина "показала дно", их изрядно разобрало. Тот, что был постарше, уже принялся клевать носом, а вскоре и вовсе погрузился в глубокий, здоровый сон. Двое других, однако, еще держались. Один затянул какую-то непонятную, периодически прерываемую дикими криками и сопровождаемую неприличными жестами, судя по всему развеселую и разухабистую песню. Второй, схватив опустевшую тару, принялся ею размахивать и настойчиво что-то по-своему лопотать. Сообразив, что ему нужно, Костя сделал знак одному из стоявших в оцеплении стрелков и через несколько минут солдат притащил от шлюпок полуведерный анкерок с кукурузной водкой. Нет, наш герой вовсе не намеревался спаивать индейцев, но гости настаивали на "продолжении банкета" и он как радушный хозяин отказать им в этой малости ну никак не мог.

Вид разлитой по стаканам прозрачной, к тому же сильно шибающей резким, сивушным ароматом самогонки сильно отличался от выпитой ранее кроваво-красной, густой жидкости "рейнского" и вызвал замешательство в рядах пирующих. На помощь пришел Шнитке. Бравый капитан в несколько глотков осушил свою посудину, крякнул, вытирая усы и бороду, и затянулся неизменной трубкой. Через несколько секунд его примеру последовал испанец.

"Певец" с подозрением посмотрел на довольные лица собутыльников и наконец, решившись, выпил. Застыл, выпучив глаза, жадно хватая открытым ртом воздух, и вдруг, не сказав ни слова, рухнул навзничь и безмятежно захрапел. Последний, оставшийся на ногах майя несколько секунд с ужасом взирал то на распростертое тело приятеля, то на водку в своей руке, а потом, издав полный отчаяния вопль, одним махом влил в себя содержимое своего стакана. Некоторое время с ним ничего не происходило, затем на лице появилась счастливая улыбка, он икнул, еще раз блаженно улыбнулся, стянул с себя плащ, старательно расстелил на песке, и улегшись на него, благополучно "убыл в страну Морфея".