Право на поражение. Отрывки романа

— Чего?!

Восклицание Сингара прозвучало на пустынной площади так громко, что глашатай слегка вздрогнул и на мгновение запнулся. Но лишь на мгновение. Похоже, он привык к некоторому неудовольствию населения и к не совсем спокойной реакции на отдельные части провозглашаемых им приказов. Поэтому считал, что его дело — читать бумагу, а другие, например, стражники, сумеют разобраться и учесть все пожелания подданных к государю.

— ...текущая подать живыми установлена в одну душу на сто подданных, по весне и после сбора урожая.

— Да вы представляете, что тут скоро будет? — Сингар говорил уже тише, а слуги понемногу утягивали его внутрь трактира, чтобы не привлекать дополнительного внимания. Сингар повернулся к Моряку, единственному, кто сейчас прислушивался к тому, что говорил дворянин. Остальные были больше озабочены тем, как поскорее уйти с улицы.

— Вы вот представляете? Я два года удерживаю крестьян от бунта, да и то только потому, что сам не шибко верю во всяких там богов, вечный покой для душ на том берегу и подобную чушь. Уважаю, но не верю. Подданных я уговорил, что лучше отдавать тела мертвых, чем расплачиваться множеством новых смертей. А сейчас? Что я им скажу сейчас? Их же не на службу забирают! Двух в год из сотни! Да мне весной понадобится сразу двадцать душ на плаху положить!

В этот момент слуга поднес ему бутылку вина, видимо, самого дорогого, что нашлось в заведении, и бокал. Сингар отпихнул бокал в сторону и схватился за бутылку. В последний момент слуга успел избавить бокал от падения, а высокородный уже пил прямо из бутылки, захлебываясь, глоток за глотком, и не успокоился, пока не осушил ее почти полностью.

— Поесть готово? — уже спокойнее спросил он. — Давай, хозяин, сильно не выдумывай, тащи что есть, с твоей изысканной кухней мы позже разберемся.

Сингар сел, подперев щеки ладонями, и уставился на Моряка. Немного помолчав, спросил:

— Как думаешь, наемник, что мне делать? Бросить все это, пока меня самого через ворота не повели? Или лобызать сапоги мертвых властителей, — Сингар опустил голос до шепота, — лишь бы самому жить припеваючи. Но тут, видишь, это же мои подданные. Я за них перед старым королем клятву давал. А новый никаких клятв и не брал, кстати. Так и не сподобился дворян собрать, чтобы присягнули на верность. Не нужна ему, видать, наша верность.

— А что вы сами думаете, уважаемый? — Мугре не слишком хотелось подталкивать дворянина на тот путь, который для себя самого он считал единственно правильным. Потому что правильный путь в текущей ситуации почти наверняка привел бы Сингара к смерти. — Что сейчас лучше, и для вас, и для ваших подданных?

— Да ничего! Провалиться сквозь землю и не высовываться оттуда лет сто, пока не сдохнет... кто-нибудь. Не знаю я, что делать. Остается только осесть где-нибудь на границе, а подданным негласно разрешить уходить.

— Куда уходить? На запад в болота?

— Ну, или на восток, в степи. Среди кочевников, кажется, им сейчас будет спокойней, чем на собственной земле.

Сингар на глазах хмелел, выпитое вино быстро ударило ему в голову. Опьянение, как ни странно, заставило его замолчать. Весь оставшийся вечер он так и просидел, жуя все, что приносили служанки, и продолжая щедро разбавлять съеденное следующей бутылкой вина. На этот раз он пил уже из бокала. Только в конце вечера, уходя в приготовленную для него постель, Сингар спросил, как будто и не прерывал разговор:

— Да вот только сколько из них дойдет до сабель кочевников? Когда скелеты на каждом перекрестке?

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

С того момента, как Киму поставили печать, он убил семерых. Два отборочных боя. Потом еще два поединка, потом еще. Седьмым был громила, который пытался придушить его ночью в казарме. Сегодня был третий день поединков на арене, пятый бой на публику.

Он видел слишком много смертей за последние недели. Когда отряд распределялся по аренам, судьба в очередной раз сыграла с ним злую шутку. Он попал на арену, где за право стать некрорыцарями сражались преступники, как настоящие, так и брошенные на бойню ни за что. Ему относительно повезло — против него на арену выходили только настоящие убийцы. Этот тип он знал. Знал, что они из себя представляют. Знал, как они дерутся. Знал все их уловки и подлые приемчики. Они были одинаковы в любом королевстве.

Ким начал скучать по друзьям. Бывало они расставались и на более долгий срок — задания зачастую разбрасывали их по разным сторонам Акренора. Но тогда вокруг были, как правило, дружелюбные люди, относительно мирная страна и никакой необходимости в убийствах под свист и аплодисменты зрителей. Это угнетало.

Ким умел убивать в тишине подворотен. В конце концов именно так он и учился убивать. Он умел убивать в поединках, умел идти в середине строя в сражениях, когда навстречу накатывала волна врагов. Но для него оказалось неожиданно тяжело убивать кому-то на потеху. Если бы он не знал, для чего все делает, то не смог бы пройти через это. Тем более что ни одного воина, который мог бы оказать вору достойное сопротивление, до сих пор не попалось.

Все, абсолютно все считали его щуплым юнцом, которого следует немедленно задавить силой и быстро расправиться. Даже шестой бой, когда последнему идиоту должно было быть ясно, что противник, столь легко вооруженный, не мог просто так выиграть пять поединков без малейших увечий, прошел ровно так же. Видимо, идиоты еще не перевелись, в том числе среди относительно опытных воинов.

Сегодня ему предстоял всего один бой. Их перевезли — похоже, противников на третьем круге (или пятом, если считать по количеству боев на арене) у них оставалось не так уж и много. Выступать предстояло на другой арене. Судя по тому, что он видел из зарешеченной телеги, уже в пределах столицы.

Когда Молния увидел, что въезжает в город, на мгновение он обрадовался, подумав, что может встретить здесь товарищей. Но тут же понял, что лучше будет, если это произойдет как можно позже. Выйти на арену против кого-то из своих ему совершенно не хотелось, хотя и такой случай Виктор вроде бы предусмотрел.

После второго дня на арене ему выдали еще десять золотых и на целые сутки отпустили на волю с тем же условием — не опаздывать. Он слышал, что, несмотря на все угрозы, кто-то не вернулся в казармы, и считал, что это был самый разумный человек из всех сумасшедших, собравшихся вокруг него. Не то чтобы и он был слишком разумен, этот беглец, но, по крайней мере, попытался одуматься, просто слишком поздно.

К подобной увольнительной Молния и его друзья не были готовы и не договаривались о встрече. Ким не знал, куда ему пойти, что делать, и от этого ему становилось еще хуже. Все время на свободе он провел, перемещаясь из таверны в таверну, делая вид, что медленно напивается, но так и не встретил товарищей, на что втайне надеялся. Поэтому в какой-то момент он просто завалился спать, а утром вернулся в казарму, отдав все монеты какой-то нищенке с ребенком на руках.

На новой арене, где ему предстояло сражаться, сегодня должно было пройти только пять боев. Но каждый, кто собирался выйти на эту арену, оставил за собой где-то полсотни убитых. Пускай и не лично, но все равно — либо им, либо побежденными им же соперниками.

Так что к делу стоило начать относиться серьезно. Если до сегодняшнего момента Киму, можно сказать, просто везло, то это не могло продолжаться вечно. Не мог выбранный в смертельных поединках из полусотни воинов быть совсем уж никчемным. Конечно, ему не равняться с тем, кто входил в десятку сильнейших бойцов целого королевства, пусть и чужого. Но Ким не обольщался — его личные качества были ничто без его отряда, без того, что кто-то прикрывает его спину, а чаще — идет впереди, пока вор охраняет тылы.

Он скучал по друзьям.

Всего пять поединков, но трибуны были полны. Даже, можно сказать, переполнены. Люди стояли в проходах, толпились у самой арены, там, где это не мешало наслаждаться зрелищем аристократам. Это было какое-то варварство — наблюдать за убийствами на сцене, но, видимо, за годы правления некроманта устои Сунары окончательно разрушились.

Противник Кима выступил с другого конца арены, медленно и осторожно, так же как и вор, присматриваясь к врагу. То, что воин был опытен, вор мог сказать уже по одной его манере двигаться. Носки сапог как будто щупали поверхность арены, прежде чем вся ступня окончательно вставала на землю. Воин не доверял ничему — даже своему собственному зрению, предпочитая проверять поверхность на ощупь. Такой не запнется и не даст возможности противнику воспользоваться подобной глупой ошибкой.

Такой не будет торопиться, пытаться взять противника напором, чтобы быстро закончить поединок. Этот воин был не из тех, которые способны вложить свою жизнь в один необдуманный удар, успех или провал которого разом решит исход поединка.

Ким и его враг ходили по арене кругами, рассматривая друг друга и постепенно сходясь к центру. Со стороны зрителей это должно было выглядеть красиво. И зрители их не торопили — они выступали вторыми, и первый поединок, судя по всему, завершился крайне быстро. Одно дело — первый круг, когда толпа имела возможность сполна насладиться видом крови, целый день следя за убийствами, уставая от вида и победителей, и побежденных.

Пять поединков, победители которых попадут в финал, — это совсем другое. В какой-то момент жрец упомянул, что король призовет к себе шестнадцать победителей. Это означало, что в королевстве сейчас было шесть десятков или немногим больше воинов, которые считали себя лучшими. Шестая часть из них должна была сойтись на этой арене сегодня, и только половина уйдет с нее самостоятельно.

Формально на трибуны должны были пускать всех, доступ был бесплатный. Но Ким знал законы воров и громил любого крупного города — наверняка места на эти состязания покупались и продавались, причем за немалые деньги. И зрители хотели зрелищ за свои деньги. Максимум удовольствия, максимум крови, максимум красивых сражений между бойцами, равных которым было трудно найти среди живых.

Среди живых, потому что жрецы кричали во весь голос, что сильнее воинов, выступающих на этой арене сегодня, могут быть только мертвые. Те, кто уже вкусил дар бессмертия, стояли на другой ступени, с ними не мог сравниться никто.

Ким прикинул, что бои должны были пройти еще на пяти аренах, а может, и на этой же, но в другой день. Но ему в очередной раз повезло — никого из своих он так и не увидел. Хотя Виктор считал, что все предусмотрел, Киму не хотелось театрально умирать на сцене. А ему пришлось бы это сделать почти в любом случае, разве что встреча с Мугрой исключена.

Такой был их список, первым в нем стоял Волк (тянули соломинку), следующим не посчастливилось быть Киму, и лишь потом располагались все остальные. Это значило, что при встрече с Брентоном, или Ремом, или Аль'Шауром Киму пришлось бы умереть.

Противник сделал несколько маленьких шажков к центру арены, мгновенно сокращая расстояние. Это была первая проверка и не более. Воин даже не пытался атаковать, невзирая на то, что Ким довольно равнодушно отнесся к действиям соперника.

Ким уже видел недостатки врага. Несмотря на осторожность, что можно было причислить к плюсам, тот был слишком медлителен и не особо внимателен. Если бы Киму можно было пользоваться метательными ножами, то противник был бы уже мертв. Но ни луки, ни арбалеты, ни пращи, в общем, ничего такого использовать на арене не разрешалось. Вор мог кинуть и тот кинжал, что покороче, который держал в левой руке, с тем же успехом, но ему пока не хотелось проверять строгость судей. Тем более что он все равно собирался их слегка нарушить, только совсем в другом.

Противник слегка приподнял свой меч, обычный, классический длинный меч, что, по мнению Кима, опять же говорило в его пользу. Это движение стало для Кима сигналом. Соперник готовился атаковать, а Ким с длинным кинжалом — почти коротким мечом — в правой руке и спиногрызом в левой никак не мог пропускать такие моменты. Его единственным стилем обороны могло быть уклонение. Все остальное было бы недопустимым безумием либо явно показало окружающим, насколько его подготовка превосходит все, что они видели до этого. Даже левым кинжалом он мог выдернуть меч из рук медлительного врага, но совершенно не собирался демонстрировать свои способности на публике.

Внимательность противника Молния проверил несколько раз, делая незатейливые маленькие перемещения по арене, которые, будь его противник поопытней, однозначно должны были спровоцировать ответную реакцию. Ничего особенного — легкий отвод кончика кинжала чуть внутрь, что у действительно опытного мечника вызвало бы моментальную защитную стойку от возможного удара обратным ходом. Разворот ступни чуть больше, чем следовало, что выводило Кима в условно неустойчивое положение. И внимательный мечник этим мог бы воспользоваться и атаковать. А очень опытный — не стал бы, потому что это могло быть ловушкой, чем на самом деле движение Кима и являлось. Сам Ким в этом случае все же атаковал бы, но с совершенно другой линии и другим способом, нежели мог рассчитывать ловец на живца, тем самым хитря еще больше, чем противник.

Здесь же все было проще — кружащийся с ним в танце воин даже не замечал его псевдоошибок. Противник видел лишь внешнюю сторону боя, наиболее очевидные движения и не пытался разглядеть в этой дымке что-то действительно важное. Скорее всего, неплохой боец от природы, но которому не хватало опыта, да и реакции тоже.

Ким легко ушел от пары выпадов, тем более что противник не старался быстро вывести бой на обострение. Каждый раз Молния оказывался чуть левее, со стороны щита, заставляя противника разворачиваться вслед за ним, а заодно и опускать щит пониже, чтобы видеть движения вора. Это было как раз то, что нужно. В третий раз Ким вновь уклонился, после чего резким броском змеи сократил дистанцию, придерживая меч противника кинжалом в правой руке и воткнув спиногрыз в левый глаз врага.

Он понял, что острие немного не дошло до места, на которое нацеливался, — оно чуть расширялось и в какой-то момент становилось шире, чем глазница. Поэтому раньше, чем его противник начал падать, Ким чуть отклонился назад и навалился на спиногрыз всем своим весом. Что-то хрустнуло, и кончик лезвия достиг нужной вору точки где-то у затылка жертвы. Ким выпустил оружие из рук, позволяя противнику упасть.

Трибуны с запозданием взревели. Только тогда, когда труп его врага уже валялся на земле. Люди просто не могли воспринять ту скорость, с которой все произошло, и кричали и аплодировали скорее воспоминаниям, отпечатку боя, который запечатлелся у них в голове.

Ким, стараясь оставаться спокойным, сделал то, что сделал бы любой другой воин на его месте — начал вытаскивать свое оружие из тела врага. А так как оружие слегка застряло, ему пришлось немного пошатать кинжал, прежде чем его вытащить. Кинжал поддался и выскользнул из глазницы. А труп, валяющийся на арене, в тот же момент стал неподвластным чарам некроманта — верхний позвонок был разрушен.