Дар

Макс говорит о сложных вещах так просто, будто каждый день сталкивается с подобным зрелищем. Я поеживаюсь. Не могу я относиться ко всему так же, хотя безумно хотелось бы. Даже не знаю — благодарить его за подобное равнодушие и восприятие моего секрета, или разозлиться. Он ведет себя так, будто я показала ему новое родимое пятно, случайно обнаружив его на теле, а не...

На столе поочередно появляются разнообразнейшие продукты — овощи, фрукты, рыба, мясо, соки, йогурты, печенье... Всякий раз как рука Макса ныряет в пакет, выныривает она уже сжимая очередную вкуснятину.

— Ты что, скупил весь магазин? — наблюдая за происходящим с дверного проема, я улыбаюсь и складываю на груди руки.

— Нет, только половину.

— По-моему я превратилась не в слона.

— Почему это ты так решила? — Макс прекращает возиться с пакетами и, повернув ко мне голову, игриво улыбается. — Кто сказал, что у слонов не может быть крыльев?

— Сволочь. — Толкаю его кулаком в плечо. Обидно оттопыриваю губы. — Ты еще издеваешься.

— Кто, если не я? — Все с той же улыбкой, Макс оставляет в покое годовой запас и резко притягивает меня к себе. — Как же я соскучился...

Наши губы смыкаются в глубоком продолжительном поцелуе, таком, будто мы распрощались не утром, а несколько месяцев назад.

Пожар разгорается. Весь организм тут же реагирует. Сердцу становится маловато места в груди. Крыльям под футболкой больше не комфортно, а тесно. Ноги теряют остатки сил.

Макс одним толчком прижимает меня к кухонной стене. Мое тело тут же превращается в сплошной кусок боли.

— Ай! — срывается с губ.

Макс резко отстраняется. В его глазах испуг.

— Прости, прости, прости. Сара, я не хотел.

— Я знаю. Просто...

— Какой же я придурок. Ты ведь рассказывала, как болезненно твое тело реагирует на рост за спиной... — Макс упирается головой в стену, чуть выше моего плеча. Я слышу его тяжелое дыхание. Мои ладони смыкаются вокруг его шеи.

— Но оно реагирует не только на боль. — Мои руки, будто похотливые змеи, поднимаются к его лицу и легонько склоняют к собственному. — Оно в миллион раз сильнее отзывается на твои прикосновения, и ты не должен останавливаться.

Я не лгу. Боль пронзила все тело и притупилась, послушно уступив место желанию.

Макс подхватывает меня на руки и несет в комнату. Дальше за нас все говорят тела, руки, губы... Я чувствую себя маслом, которое никто не торопится снять с огня. Да мне это и не нужно.

Мы расслаблено продолжаем лежать на грудах смятого постельного белья. Моя голова нашла приют на обнаженном плече Макса. Он нежно изучает указательным пальцем свободной руки доступные красоты моего тела.

Я счастлива почти так же, как в последнем сне. Сильнее жмусь к Максу.

— Я так не хочу расставаться с тобой даже на несколько часов, а придется. — Макс легонько касается губами моего плача. — С тобой ведь будет все в порядке? Я могу оставить тебя, правда?

В глазах Макса надежда, я просто не имею права рушить его карьеру. Как бы тоскливо и одиноко мне без него ни было, поставить крест я могу только на собственных амбициях.

Не отрывая голову от плеча Макса, поднимаю глаза ровно на столько, что б видеть его:

— Макс, ты первоклассный фигурист и чтобы не происходило со мной — ты не обязан жертвовать своим будущим. — Опускаю глаза, продолжаю шептать уткнувшись носом в плечо. Лгать глядя в глаза я по-прежнему не умею. — Со мной будет все хорошо. Ты ведь не навсегда уезжаешь.

— Что-то не слышу уверенности в голосе? Сара, одно твое слово и я никуда не поеду. — Пальцы Макса аккуратно касаются моего подбородка и приподнимают, его пытливые глаза окунаются в мои. — Тренерская карьера не такой уж и плохой вариант. Подрастающее поколение кто-то же должен натаскивать. Я вполне могу отказаться от любых соревнований и осесть на одном месте. В конце концов, рано или поздно все равно придется это сделать.

Его глаза прекрасны — в них я вижу решимость. Мне, безусловно, без них будет крайне не просто, тем более совсем недавно я имела 'счастье' проверить это. Его губы произносят бесценные слова, и я уже начинаю по ним скучать. Но что бы он ни говорил, я не позволю себе наслаждаться ИМ в одиночку, забрав у миллионов восхищенных его талантом поклонников. Я украла у него целый месяц жизни, а это и без того много.

Приподнимаюсь на локте, не забыв прикрыть грудь простынкой, будто он может увидеть там что-то новое. Тыльной стороной ладони с нежностью провожу по его щеке, затем, одним указательным пальцем, по точеной переносице, плавно скольжу по губам. Пальцы едва уловимо поглаживают щеку, хочу запомнить это ощущение легкой небритости.

— 'Рано или поздно' это не сейчас. Тренерство от тебя никуда не денется. Я — тем более. Но пока у тебя есть возможность покорять этот мир, ты будешь это делать. Ты должен выступить так, как никогда. За нас двоих. Вспомни, о чем мы мечтали месяц назад...

— Я этого никогда не забывал. — Слова Макса врываются в мои. — Но покорить мир мы должны были вместе. Мне одному это ни к чему.

— Не говори глупостей! — Я легонько ударяю Макса по груди покрытой редкой растительностью. — Это нужно всем нормальным амбициозным людям, а ты и я всегда были именно такими. Порви их всех! Я в тебя верю и обещаю быть хорошей девочкой. Ну, или кем уж являюсь.

— А теперь ты говоришь глупости. Ты девочка. Моя девочка. — Макс быстро целует меня в губы. — Проблема в том, что мне не так-то просто будет осуществить НАШУ мечту с Амалией. Она вытворяет на льду бог знает что. Ей до твоего профессионализма еще сто тысяч лет развиваться нужно. Для меня же будет лучше оставаться на том месте, где я сейчас, нежели взявшись не за те руки, шагнуть на несколько десятков ступеней вниз.

Слова Макса заставляют меня рассмеяться.

— Скажешь тоже. Да, у Амалии амбиции немного другого плана, но они присутствуют. — Я тут же вспомнила яркую шатенку с хищным блеском зеленых глаз. — Да она из кожи вон выпрыгнет, только бы обратить на себя внимание сильных мира сего. Тебе только нужно направить ее энергию в нужном направлении и она по круче моего выступит.

— Может ты и права, но, во-первых — одного желания зацепить максимально богатого покровителя для успеха маловато; во-вторых — ее техника и пластика откровенно хромают. А тебе ли не знать какими строгими и придирчивыми могут быть судьи.

— Но у нее будешь ты со своим маниакально ответственным подходом к тренировкам и идеальной техникой. Этого более чем достаточно.

— Ты в самом деле так сильно веришь в меня?

— Да. — И это была чистая правда. — Ты достоин первого места. Я верю, что так же легко как меня ты сможешь покорить всех. Не каждому дано скользить по льду так, будто это самое обычное и легкое занятие. Не каждый может приручить лед. Не каждому под силу стать со льдом одним целым. Но это все о тебе.

— И о тебе.

Я медленно склоняюсь над Максом. Я пристально рассматриваю его радужки, они так напоминают ту самую 'прирученную' им застывшую воду. В его глазах я вижу любовь, надеясь на то, что в моих он видит то же.

— Возможно месяц назад так и было, но сейчас я уже не имею власти над ледяной глыбой. Меня лишили... — чувствую, как к горлу подкрадывается ком, нелегко до конца осознать реальность, отказаться от планов на будущее. — В общем, сам понимаешь.

Чувствую за спиной движение, мысленно проклиная его. Опять эти отростки уловили мое волнение. Но Макс не должен видеть моих истинных переживаний, он должен быть спокоен за меня, только тогда сможет полностью отдаться работе. Я дарю ему самую уверенную из всех своих улыбок.

— Но, прости, если скажу глупость, мне кажется крылья — не приговор. Когда ты в одежде ничего не заметно. Ты вполне можешь...

— Макс, если я что-то и могу, то это ходить на общественные катки в торговых центрах, развлекательных комплексах, но никак не заниматься этим профессионально. — Стараюсь говорить спокойно, хотя внутри все успело триста тридцать три раза перевернуться, сжаться, разжаться и затянуться в сотни болезненных узлов. — Но совсем скоро у меня и этого не станет. Они все время растут, я чувствую это. Если верить моему сну, они должны вырасти еще в два три раза. А подобную 'красоту' точно под майкой не утаишь.

— Какому еще сну?

— Не важно. Скажем так — я откатала свое, а ты — нет.

— Но ведь лед — вся твоя жизнь.

— Что ж, радуйся, теперь вся моя жизнь это только ты. У меня больше ничего и никого не осталось. — Собираю всю себя в кулак, чтобы казаться максимально уверенной и даже счастливой. — Твои победы — мои победы. Твой успех — мой. Мне этого будет достаточно.

С легкой улыбкой на лице и доводящим до безумия сиянием глаз, он осторожно укладывает меня на спину. Он прижимается своими губами к моим. Дальше за нас говорят тела. Они говорят об одном — мы нашли в этом мире друг друга и я согласна отказаться в этой жизни от всего, кроме возможности разделить ее именно с этим человеком. Пусть меня лишат льда, солнца и ветра, только бы со мной рядом оставался Макс, в силах которого заменить мне прежний мир.

Глава 9

Солнце в зените. Впереди, на тысячи километров, нереальная голубизна неба отражающегося в самой чистой и прозрачной воде на свете, будто в огромном зеркале. Водная гладь бесконечна. Сотни километров вправо и лево усыпаны золотом высшей пробы именуемым — песок. За спиной гектары девственной зелени, среди которой прячутся редкие, но очаровательные хижины. В небе ни облака, ни единой птицы, даже насекомого. Умиротворенность момента завораживает. Мне раньше никогда не доводилось видеть ничего подобного.

На сказочном побережье замечен один-единственный человек — темнокожая девочка лет шести увлеченно строящая песочный замок. Весь берег принадлежит маленькому архитектору. Одна за другой на этот свет появляются башни, лестницы и даже овраги вокруг. Маленькие ручонки ловко справляются с золотым строительным материалом. Кажется, еще немного и творение станет соразмерным своему автору.

Среди зелени, у хижин, тоже невозможно разглядеть ни единого живого существа, и только время от времени доносившиеся обрывки чьих-то голосов нарушают совершенный покой. Малышка однозначно не попала сюда по мановению волшебной палочки — в одном из домов точно находится ее мать.

Угольные волосы девочки заплетены в сотню косичек и почти на макушке перевязаны янтарной ленточкой. Она босая, а из одежды на ней, скорее всего, мамина пестрая юбка, выполняющая роль сарафана без бретелек. Ребенок хоть и одинок, но заметно счастлив. Девочка увлечена так сильно, что не замечает, как кончик ее языка блуждает по слегка поджатым губам, слизывая случайно попавшие на них песчинки. Время от времени на ее пухлых щечках появляются обворожительные ямочки, но это лишь в те моменты, когда она довольно оценивает результат. А в основном, дитя чрезвычайно сосредоточено и серьезно.

Девочка что-то тихонько напевает себе под нос, и я легко смогла бы разобрать слова, если бы мне был знаком язык, на котором звучит эта песня.

Практически закончив строительство, ребенок начинает петь громче. Мелодия ускоряется. Малышка весело прыгает вокруг замка, придирчиво рассматривая его. Изредка она устраняет только ей понятные изъяны и, исправив их, звонко хлопает в ладоши.

Я могла бы смотреть на эту картину бесконечно.

Довольная итогом своих стараний девчушка падает на песок. Лежа на спине, она пытается изобразить ангела, водя руками и ногами в разные стороны. Так делают многие дети, вот только со снегом. Но кто запретит этой шоколадке подобные эксперименты?

Вдруг на горизонте появляется еще одно темное пятно несущее в себе жизнь. Его замечаю я. Его тут же обнаруживают любознательные глаза ребенка. Оно приближается к девочке грациозно и неторопливо. Детская рука тянется навстречу... бабочке. Существом пожелавшим составить компанию малышке была очень красивая бабочка.

Прекрасное насекомое недоверчиво кружит над любезно предложенной для посадки ладошкой. Пухлые губы девочки обнажают в улыбке белоснежные зубы, и только теперь я замечаю — у нее их на два меньше, от чего детская улыбка выглядит еще прелестнее.

Девочка что-то говорит. Я не понимаю ни слова, но знаю — малышка упрашивает мотылька воспользоваться ее предложением. Еще бы ей не умолять насекомое, оно ведь божественно прекрасно, я бы и сама не отказалась приютить на собственной ладони подобную красоту.

Размер бабочки больше обычного. Только когда она решается и, широко расправив крылья, опускается на детскую ладошку, я имею возможность хорошо рассмотреть ее. Оказывается, имеющиеся на крыльях узоры не хаотичны и бессмысленны.

Пара верхних конечностей своей огненной яркостью влекут и отталкивают одновременно. Они огромны и создают иллюзию пожара. Если бы подобную красоту я встретила уже в неподвижном состоянии, непременно решила бы, что насекомое пылает. От всевозможных оттенков красного невозможно оторвать взгляд. Они прекрасны. Природа умеет создавать красоту.

На нижних крыльях я вижу перламутровую зелень хищных глаз и они, как будто бы пылая в огне, плачут. Вытянутые на кончиках крыльев 'хвостики' очень напоминают чернильные слезы.

На прекрасное существо завороженно смотрит девочка. По-моему, она даже затаила дыхание. От красоты крыльев не могу оторвать свой взгляд я. Но... Что это? В сотую долю секунды все меняется.

Бабочка больше не желает отдыхать, она стремительно исчезает в зелени деревьев. Ее движения уже не грациозные и неторопливые, а беспорядочно поспешные. Глаза девочки в сотни раз увеличиваются в размере, и сначала мне кажется, что это от неожиданности, но подобный обман длится не долго.

Глаза цвета самого темного кофе практически вздуваются. Круглое от природы лицо вырастает в размере в несколько раз, превращаясь в воздушный шар неправильной формы. Руки малышки отчаянно трут шею, которая очень быстро превращается в колоду, сравнявшись в размере с головой. На теле один за другим появляются некие островки, очень напоминающие ожоги. Кожа волдырится. С мокрым блеском в глазах ребенок максимально быстро вскакивает с песка и разворачивается в сторону хижин. Малышка отчаянно пытается что-то прокричать, но у нее ничего не выходит. Она трет шею еще сильнее. Она сжимает пальцами рот пытаясь помочь ему правильно изогнуться для произношения нужных слов, но это нисколько не помогает. Девочка, ноги которой будто кто-то безжалостно ошпарил кипятком, делает всего несколько шагов в направлении зелени и крова, но спотыкается о взведенные собственноручно башни. Малышка падает. Замок рушится. Из небольшой щели между губами на золотой песок просачивается густая пена. Детские руки бессмысленно хватаются за крошечные песчинки. Тело страшно содрогается. Глаза больше не сверкают, в них больше нет жизни. Она утекла сквозь пальцы. Как песок, свободно струящийся по разжатым ладошкам.

— Сара! Сара! — мое имя звучит совсем рядом и истеричными потоками просачивается в уши. — Сара, что с тобой? Что случилось? Проснись.

Я сначала слышу его, а потом себя — я снова кричу, нечеловечески кричу.