| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
И пришла смерть. Не только к тебе — к многим из тех, что стоит рядом в строю. Это потом подойдут вражеские колонны и жахнут залпом в лицо. Это потом будет удар, где штыки в штыки и глаза в глаза....
Но тогда от тебя самого будет хоть что-то зависеть. Хоть что-то...
Не сейчас. Сейчас — стой. И смыкай ряды, когда выкосит твоих соседей по строю. И радуйся, что пока ещё жив...
Однако, пушек у нас побольше. И батареи обустроены получше. И войск, выдвигаемых для атаки, поменьше. Да и артиллеристы, как минимум, не хуже. Так что дебютная ситуация в сражении за нами.
Это понял и Наполеон.
Пошли. Двинулись на наш центр. Смотреть на это было жутковато. Казалось, что ничто не сможет остановить натиск такого количества пехоты.
Хоть и наших-то здесь стояло — страшно взглянуть... Тем не менее. Жутковато. Но сейчас не до эмоций — мне к батареям. Гальваническим.
Всё-таки красиво идут ребята, любо-дорого посмотреть. Под нашим артобстрелом идут, не взирая на ядра и гранаты. Да-да: именно ядра — кроме начинённых порохом гранат использовались и банальные чугунные 'колобки'. Причём эти 'мегапули' были весьма эффективны не только против укреплений (пробивали метровую кирпичную кладку или два с половиной метра земляного вала со ста шагов), но и против плотного пехотного строя. При попадании в первые несколько шеренг человеческая плоть не могла служить сколько-нибудь серьёзной преградой для рвущегося вперёд и только вперёд металла. Ядро пронизало колонну, встретившуюся на пути, практически не потеряв своей бешеной энергии. Потом, зачастую, рикошетило от земли, и обрушивалось на следующие свои жертвы...
Но всё это французами ожидаемо, этим покорителей Европы не удивишь...
Вроде пора... Я замкнул первый контакт, и, метров со ста, практически параллельно земле потянула свой дымный хвост первая ракета, за ней вторая, третья, четвёртая... Представили себе ощущения атакующих гренадёров, или кто там они на самом деле?..
К тебе не прилетает взорваться неизвестно откуда граната, которой ты морально готов проиграть в эту 'рулетку': 'А ля Гер, ком а ля Гер...'.
Ты конкретно видишь след летящего снаряда, экстраполируешь, и понимаешь, что он упрётся в тебя.
В этом случае маршировать вперёд сложнее, не правда ли?
А после того как взорвалась в рядах французов первая серия ракет, то следующие две четвёрки, вылетевшие навстречу атакующим колоннам, встретили уже разбегающиеся в стороны шеренги.
Вот так вот, ребята! Я вас ещё на Немане предупредил: сама русская земля будет нести смерть любому, кто припёрся сюда непрошеным, и с оружием в руках.
А Александр Дмитриевич немедленно продемонстрировал, что в России имеется не только 'земля', но и те, кто на ней проживают: с батарей жахнули и его ракетные установки... Не 'катюши', конечно, но для нынешнего времени вполне себе впечатлило. Подозреваю, что для многих до состояния 'полные штаны'. Пусть и не в буквальном смысле.
Жаль, что наши егеря до них на таком расстоянии не добивали, а то очень даже качественно подвыкосили бы атакующие колонны. Но ничего — время ещё есть, и неприятных сюрпризов для наполеоновских солдат хватит. То есть, я очень надеюсь, что хватит.
Послышалась канонада и с правого фланга. Но это явно демонстрация — не станет Наполеон бросать серьёзные силы на наиболее укреплённую позицию, где у нас более всего войск.
Главный удар состоится здесь. Очень надеюсь, что не ошибся. До жути хочется верить, что наши вчера умирали на передовых позициях в боях с наполеоновским авангардом не зря.
А ведь французские офицеры молодцы, ничего не скажешь — достаточно быстро привели свои колонны в порядок, и двинули их вперёд, выполнять приказ.
Засядько отметился по наступающим ещё двумя сериями, но после огонь прекратил — больно много дыма выплеснули из своих сопл ракеты 'уплывающие вдаль', артиллеристам стало невозможно наводить свои пушки.
Но ничего, противник уже дошагал до места, где вчера весь день исправно трудились как минёры Первого пионерного, так и матросы-гвардейцы. Как будто утроилась плотность огня наших батарей — под ногами вражеской пехоты стали одна за другой рваться гранаты, заложенные в качестве противопехотных мин.
Как только 'поле чудес' оказалось пройденным, тут-то и жахнул выстрелами Второй егерский... Ещё и ещё...
Командующие атакой поняли, что до основных позиций они доведут лишь жалкие ошмётки своих полков, и шанса у атакующих не будет даже выжить, не то что захватить наши батареи.
Отступили достаточно шустренько, под градом гранат, но недалеко...
— Как думаете, Вадим Фёдорович, — ко мне подошёл Горемыкин, попыхивая трубкой, — рискнут ещё в ближайшее время? Или перенаправят удар?
— Я бы на их месте повторил атаку здесь же — наши заграждения уже практически 'разминированы', а на других направлениях нужно опасаться повторения 'концерта'. Скорее всего снова бросят все силы именно сюда.
— Но на левом фланге мин значительно меньше.
— А французы откуда об этом знают? Я так думаю, что теперь они как раз решат, что надавить на корпус Тучкова их просто приглашают... Вряд ли рискнут — почти уверен: снова пойдут сюда, а у нас действительно почти всё закончилось по инженерной части. Слово за пехотой и молодцами графа Кутайсова.
Как выяснилось потом, к отступающим прискакал сам маршал Ней, тоже понявший, что путь к батареям уже расчищен от рвущейся под ногами смерти. Заново построив колонны, французы снова ломанулись на приступ укреплений.
Жуткое зрелище: тысячи и тысячи врагов наплывают на тебя со штыками наперевес. Среди их шеренг рвутся гранаты, выкашивая людей десятками, а они смыкают ряды и продолжают свой путь...
Уже отстрелялись и отошли егеря, уже обеспечили переломами и вывихами десятки наступающих 'заячьи ямки' — идут.
Батареи перешли на картечь — устилают поле сотнями окровавленных тел, но не останавливаются...
Уже пройдены волчьи ямы, где на врытых в землю кольях повисли очередные подданные чванливого корсиканца, и, наконец-то, атакующие вступили в непосредственный бой с солдатами Второй гренадерской, оборонявшей укрепления центра.
Доблести французам не занимать, не зря в моей реальности кричал им: 'Браво!' сам Багратион. Но и гренадёры Киевского, Астраханского, Московского и Фанагорийского полков им ни в чём не уступали. Первая волна была отброшена легко, почти играючи.
Накатила новая и наша пехота чуть подалась назад...
А справа от укреплений началась нешуточная рубка кавалерии — схлестнулись наша Вторая кирасирская дивизия при поддержке киевских и черниговских драгунов с лавиной латников Латур-Мобура и польских улан.
Загрохотало и слева: Понятовский повёл свои войска по новой Смоленской дороге. А ведь там у нас всего один корпус и ополчение. Как бы чего не вышло...
Мин — кот наплакал, в основном 'чеснок'. Да и как дорогу минировать? Вроде пара фугасов у обочин имеется и всё...
А ведь бьются поляки вдохновенно, покруче, чем сами французы, зачастую. Это вам не какие-нибудь португальцы или пруссаки, многие из польских офицеров ещё под знамёнами Костюшко с русскими воевали...
Ой, туго Тучкову с его гренадёрами и егерями сейчас придётся!
Однако у нас тут свои проблемы: прут, гады, натиск бешеный, уже на батареи карабкаются, паразиты...
— Лей!
Бочки опрокинулись, и в канавки, вырытые между флешами потёк мой 'напалм'. На самом деле просто нефть с добавкой селитры и негашёной извести. (Известь на случай дождя, которого на данный момент не имелось).
Как только наши отошли за линию потенциального заграждения, перед атакующими встала стена огня. Причём 'продублированная' три раза — зажмурив глаза, не проскочишь.
Вернее, первые шеренги как раз и попытались, но, прорвавшись через первое пламя, немедленно попадали во второе...
Их вопли послужили предостережением остальным, и больше попыток не предпринималось.
А наши ребята стали вслепую палить дружными залпами сквозь огонь. Не видя цели, но зная, что она там имеется.
Да и пушкари щедро посыпали застопорившиеся ряды противника картечью так, что, наверное, сама Смерть умаялась махать своей косой.
Ну вот и всё... Я сделал, что мог. Теперь — только шпага и пистолет... Жутко не хочется умирать, но, видимо, придётся. Нефть скоро догорит, и разъярённые французы ломанутся и на батареи, и в дефиле между ними...
Я потянул из ножен подарок Сергея Васильевича, Горемыкин тоже вытащил свою саблю. Стоящие рядом пионеры и моряки-гвардейцы аналогично ощетинились оружием.
Против ружья со штыком наше вооружение очень даже смешное, но хоть сколько-то вражьих жизней с собой заберём, тем более, что, в отличие от артиллеристов, например, пистолеты у нас имеются, не только тесаки...
— Майор Демидов! — на рыжей кобыле подскакал адъютант командира Восьмого корпуса. — Вам приказано отвести своих людей в тыл, и явиться к генералу Бороздину.
— Вам так же, господин капитан-лейтенант, — это уже к Горемыкину.
— И ещё, — продолжил офицер, — князь Багратион просил передать вам всем 'Спасибо!'. Отводите своих подчинённых возможно скорее, господа. Повторяю: это приказ.
Нельзя сказать, что я был сильно расстроен таким поворотом событий, но, заметил, что некоторые из моих подчинённых, вкладывали свои клинки в ножны с явной неохотой.
А я и не спрятал шпагу.
— Отставить! Оружие к бою!
Умирать не хочется, а придётся. Уж больно жиденько здесь направление атаки прикрыто. Значит, ударить могут именно сюда. И каждый... нет, не штык, но тесак и пистолет тут пригодятся. А, вместе с моряками...
— Мы тоже остаёмся, — кивнул мне Горемыкин.
В дефиле между укреплениями опять накатили волна на волну...
— Господа! Приказ генерала! — продолжал разливаться адъютант.
Вот зануда!
— Капитан! — обернулся я к офицеру, — или присоединяйтесь к нам, или скачите скорее к Бороздину, и доложите ситуацию. Скажите, что здесь уже пионеры и моряки в бой с вражеской пехотой идут.
Кажется дошло до увешанного аксельбантами благородия — кивнул, и стронул своего коня на предмет доставки информации.
А у нас тут события развивались достаточно хреново: ломили французы оборону. Ну откуда же их в этой задрипанной Франции столько нарожали?
Пока наша пехота держит, но явно не выдержит. Нужно быть готовыми заткнуть 'дырку', и дождаться момента, когда командование соизволит послать на поддержку хоть какие-нибудь резервы.
Оглянулся на своих, и увидел, что далеко не все собираются драться тесаками — у многих в руках были лопаты. Не самый плохой выбор, кстати, если провести аналогию с средневековыми битвами — тесак это меч, а лопатка — секира. Так даже рыцари зачастую предпочитали идти в бой именно с секирой. Кстати, наш сапёрный тесак в рукопашной сшибке смотрится предпочтительнее, чем пехотный или артиллерийский — тяжелее в полтора раза, так что отбивать им направленное в тебя ружьё со штыком значительно сподручнее, да и обух у него в виде пилы — и более 'цеплючий', и раны от данного оружия посерьёзнее получаются.
А уж большие лопаты, которых десять на роту имелось, в руках самых дюжих пионеров, каковые и разобрали весь десяток, это вообще 'всесокрушающая смерть' в рукопашном бою...
Линейная пехота страшна своим огнём и строем, тогда действительно она 'королева полей', тогда только артиллеристы могут остановить её победную поступь. Ну, или такие же пехотинцы.
Но в грядущей сшибке ожидалось, что французы уже выпалят свои заряды по нашим, что строй в свалке рукопашки будет нарушен... Вот тогда и посмотрим кто кого...
Зараза! Что у них там за корректировщик выискался?
Прямо перед строем моряков шлёпнулась и завертелась шипя граната. Взрыв. Осколки резанули по строю гвардейцев, выкосив около десятка матросов.
Вторая. Уже по наши души, по пионерские. Зазубренные куски чугуна посеяли смерть и в моей роте. Ещё взрыв... Ещё...
Выяснять, что за батарея пристрелялась и почему некогда!
Но я вам не 'князь Андрей' — это Болконский, чтоб икнулось Льву Николаевичу, держал под огнём свой резервный полк, и потерял при этом половину штыков...
— Вперёд! Подойти к гренадёрам! — заорал я во всю силу лёгких.
Горемыкин сначала взглянул с удивлением, но потом улыбнулся, и одобрительно кивнул.
Двинулись к тылу нашей пехоты. Ускоренным шагом двинулись. Причём категорически вовремя — прямо на наших глазах строй последних шеренг стал разрываться, и на оперативный простор завыскакивали 'вражьи морды', одна за другой...
— Бегом!
И пионеры с гвардейскими моряками дружно припустили к прорванному участку. Ревущей толпой припустили, совсем не строем. Да и глупо было бы наступать на врага, выставив вперёд тесаки и лопатки.
У кого-то хватило ума разрядить свои пистолеты в противника, но многие вошли в кураж, и просто позабыли о том, что могут вычеркнуть из списка живущих ещё одного врага, не подвергая себя опасности.
Схлестнулись.
Прорвавшихся французов 'вырезали на раз', но не остановились и врубились в общую свалку...
'Командир должен быть позади...' — это ещё Чапаев Петьку учил в знаменитом фильме. Может в начале двадцатого века это и будет правильным, но сейчас...
Подчинённые должны видеть своего офицера впереди.
Хоть и не линейная атака, но всё-таки атака...
Первого устремившегося на меня французского солдата я просто пристрелил из пистолета — благо, что осечки не случилось. Второму швырнул эту стрелялку в физиономию, (причём попал), и приколол оглоушенного шпагой.
А вот с третьим случился конфуз, что и ожидаемо: штык-то я шестой защитой отвёл, уже приноровился пырнуть после этого супротивника...
Грамотно обучали пехотинцев корсиканца — мгновенно сообразив, что его штык ушёл мимо цели, француз лупанул меня прикладом в левое плечо.
А я в атаке был. То есть 'без надёжного сцепления с матушкой-Землёй'.
Кувыркнулся ваш покорный слуга только так. Ещё и перевернулся пару раз.
Прямо под ноги очередному супостату.
Зря он стал сомневаться на предмет, куда бы меня штыком тыкнуть. Ой, зря!
Я уже видел ухмылку на лице данного француза, я уже физически ощущал, как мне в грудь или живот вонзится штык...
Говорят, что перед смертью перед мысленным взором человека мгновенно проносится вся его жизнь. Враньё. Во всяком случае в моём случае. (Опять каламбур).
В моём сознании, когда увидел направленный в своё туловище штык блеснуло только: 'Настя!'...
Передать этот звук невозможно: 'Хлюп! Хрясть! Бздыньш!..'.
Это нужно слышать. (А лучше не слышать, и, тем более не видеть.) С данным звуком снесло половину черепа у того самого француза, что только что выбирал, в какую точку моего организма воткнуть штык.
Специально так не попасть, но чудеса встречаются на войне чаще, чем где-либо: Лёшка Кречетов метнулся спасать командира, и махнул своим двухкилограммовым тесаком так, что сталь вошла в аккурат в рот французу. А там уже и препятствий практически не оставалось — прорезать щёки, и перерубить сочленение черепа с позвоночником. На шее осталась только нижняя челюсть вражеского пехотинца.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
