Пособие для начинающей королевы (1 - 6 главы)

— И в чем он происходит? — почесал затылок Лека.

— А в том, что все видят, а не понимают, что это — озеро.

— Как это? — подскочил воруль на подстилке.

— А так... — выдержал Бала паузу. — что маленькое оно и в стороне. У самой Грудастой, прошу прощенья, Лин, этой. Всего ярдов десять на тридцать.

— Так просто?

— Да, мокронос. Оттого и зовется "Ступней великана".

— Да не поверю!

— Х-хех! А вот завтра мы и поглядим!

— А мы на это озеро? — встрепенулась я.

Кай кивнул, прищурив глаза через огонь:

— Туда. С утра.

— А это правда, что оно — целебное?

— Лин, на ослах еще экспериментов не ставили. Вы хотите попробовать?

— Ну... да. Я ведь ослом больным его не... оскверню? Нет?

— Х-хех! — сморщил Бала нос. — А интересно будет глянуть на "ослиную суть".

— В каком это смысле? — скривилась я.

— Ну так, озеро то суть раскры...

— Лин, вам спать не пора? — вдруг, подскочил Кай от костра, глянув на Балу.

Я опешила:

— Спать? Мне?

— Вы больного своего накормили на ночь?

— Да. И перевязки ему сделала, — потерла я свои "благоухающие" руки. — И... только он ничего не ест.

— Ага, — подбоченясь, задумался Кай. — Заодно завтра и вымоете его в целебной озерной воде. А то... — скривил воруль свой "чуткий нос". — Вас до фургона проводить?

— Не надо! Я — сама...

И долго потом под сопенье ослика и вздохи лежала в полной темноте. Прислушивалась к голосам у костра... Долго... Очень долго. А потом уснула...

— Хи-а-а! Хи-а-а! Хи-а-а!

— Мамочка моя... Малыш, тебе так больно? Ты...

— Не-е очень.

— Кто здесь?!

— Лин, угомонитесь. Я вам одеяло еще одно занес. И... кажется, ему наступил на хвост... А он меня лягнул.

— Молодец малыш. Молодец...

________________________________________

1 — Коренными жителями Тинарры, государства на соседнем с Анкримом материке Бетан являются кентавры. Хотя за подобную аналогию там можно и копытом схлопотать (естественно, от коренного жителя).

2 — В Анкриме словом "кьюпи" обозначают лесных эльфов. Да всех эльфов подряд.

ГЛАВА ПЯТАЯ

15. 10. Комплименты стоит принимать с

благодарностью. Однако особо благодарить

за них не стоит.

(пункты из "Пособия для начинающей королевы")

На десятом курсе пансионного образования среди прочей классической литературы мы изучали и роман "Вымученная честь" Ирмы Ивановой-Шульц. Вместе с героиней Оливией два толстых тома тащились по ступеням ее хронических "мук" и постигали высоты "чести" взамен. Колоритная была героиня. Бескомпромиссная, гордая, красивая и немного неуравновешенная (с такой-то судьбой). И к чему я сейчас ее вспомнила?.. Она отстаивала собственные интересы, не смотря ни на что. Фурией защищала свой дом, семью, а в конце и целый город. От кого? От врагов. Исследователи насчитали таковых целых тридцать шесть, плюс пять — до конца не определившихся. И это лишь в двух томах! Как она успевала?.. И к чему я ее вспомнила то?.. Оливия защищала свой дом... А если у "героини" дома нет? И семьи нет? То есть, они имеются, но не ее? А "враги" табличек на груди с надписью "явная сволочь" не носят? И вообще, с литературными классическими схожи едва ль?.. Да зачем я ее вспомнила, эту "непобедимую" Оливию?!.. А! За ее традиционную, подходящую к любому случаю фразу: "Не нравится? Рот закрой и отвернись"...

— Не нравится?.. — Кай у фургонной лесенки и Лека в стороне, изобразили монументальное безразличье. Я поправила косынку на лбу и одернула мятое платье. — Ну так... не смотрите совсем, — и какая из меня "героиня"?

Впрочем, меня и "леди" назвать теперь можно лишь в виде большого одолженья. А кто ж виноват, если три моих платья в двух чемоданах на подобный образ жизни не рассчитаны и волосы давно просят мыла и хорошего гребня? А что просит мое тело? М-м-м... много-много горячей воды.

— Сейчас придется проехаться верхом по горной тропе около трех миль, — протянул Кай ко мне руку.

Я в ответ поддернула обеими свой подол:

— А как быть с... о-ой... я бы и сама спустилась.

— С вашим больным? — поставил меня воруль в траву и задумчиво скривил нос. — Через седло перекинем его... Макс, остаешься здесь, на стоянке. Бала, подводи к фургону его Вертихвоста. А мы с Лекой — за клиентом, — и махнул мимо лестницы вовнутрь фургона.

Я снаружи навострила сквозь шелк уши, но прежних ослиных "приветствий" в адрес Кая так и не дождалась. Лишь пыхтенье и скрип досок за откинутой в сумрак завесой... А живой ли он там?

— Ма-лыш?

— Хи-а-а! Хи-а-а!.. Хи-а-а!

— Да что ж ты орешь мне прямо в ухо?

— Кай, это он тебя опознал... Оп-па... Лин?

— Аккуратнее, пожалуйста... Что, Лека?

— А как нам величать то осла? Мы ведь кличку его вчера забыли спросить.

— Кличку? — воззрилась я на ослиную морду, приподнявшуюся с лошадиного седла. Печальные темно-синие глаза. Под ними — бурые дорожки от слез, а нос сухой и опухший. — Я не знаю... А пусть "Малышом" будет. Да, Малыш?

Малыш лишь вздохнул мне в ответ, окончательно смирившись со своей многострадальной судьбой. Хотя его потом к этому седлу еще и примотали...

Озвученная ранее тропа лично мне за все три мили не внушила никакого доверия. Потому что советы Балы "не смотреть за обрыв вниз" выполнила с точностью до наоборот. И в итоге сползла с седла, двинув самостоятельно вдоль нависающей каменной стенки... Да толку то? Ведь "что там — внизу за обрывом" я уже знала: одинокие лошадиные скелеты в сбруе среди высокой травы, остовы разбитых о дно телег, а в одном месте даже холмик из камней с крестом из двух связанных меж собой веток ирги.

— Лин, не трусьте, — Кай, едущий по тропе первым, обернулся назад.

— Я и не трушу, — выдохнула я. — С чего вы такое взяли?

— Это — Анкрим. Он любит сильных, а слабых наказывает.

— Все жители Анкрима "героями" быть не могут. И что, их теперь за это наказывать?

Глава отряда лишь плечами в ответ повел:

— У каждого — своя судьба. Для кого-то и холмы — горы, а реки — океан. Но, он живет и приносит пользу в своем мирке из холмов и рек.

— Роет там свою землю? — уточнила я. — А в чем судьба воруля?

— Быть всегда на гребне. И без разницы, какой он высоты, — вскинул Кай к небу голову. — А вы, кстати, добрались... до своей.

— Что?

Кай снова развернулся:

— Не трусьте, Лин, и посмотрите налево.

А что я там не разглядела еще?.. О-ой... Какая же красота.

— Долина семи озер, — с чувством произнес Бала, встав в стременах. Лека сзади восторженно присвистнул в седле.

И это ведь тоже — Анкрим. Наверное, тот, что открывает себя лишь "героям". А я, значит, "героиня". Все ж, "героиня"...

Страшный обрыв слева незаметно стесался широким каменным выступом, откуда вели теперь вниз, в душистые цветы и травы, две тропы. А прямо впереди, ровно в центре зелено-голубой долины и самого большого здесь озера упиралась в небо серая каменная стела, сильно схожая с дубиной, расширенной кверху. На "дубине" четко темнели выгравированные письмена и схематичный рисунок. И если первое непосвященному прочесть было сложно, то со вторым все оказалось гораздо проще:

— Асгард? Символ Асгарда? — и для достоверности протерла глаза: три тесно соединенных меж собой треугольника остались на месте и прежними.

Бала сбоку от меня хмыкнул:

— Он самый. Святое пристанище для ворулей на Анкриме. Когда то прямо тут все общие сборы и проходили, пока Седой страж, вон он, восточнее, не дал изрядную землевстряску. От нее и перевалы все завалило, и вода из-под земли залила местные впадины.

— А мы данный факт проходили, — воззрилась я на Балу. — Я помню. Вот, значит, почему вы теперь собираетесь у горы Сомсувер(1). Там еще легенда была...

— ... с великанами, — встрял в тему Лека. — Они, смердюги, сперли отсюда скалу — каменный молот бога Тора(2). Мне дед рассказывал. Сперли, разгневав наших богов и явив все последствия, но и сами наследили.

— Именно седьмым озером? — открыла я рот. — "Ступней великана"?

— Ага, — подтвердили оба воруля разом.

— И далеко они его "сперли"?

— А к себе на Темные острова.

— Погоди, Бала. Дед мне рассказывал, что кусок от молота Тора они по дороге обломили невзначай и забросили его на Равитру. Вот с тех пор она и стала святой, потому как кусок этот попал в ее огненную глотку и вылился оттуда по склонам.

— Красивая сказка, — подытожила я.

— Это — не сказка, Лин, — оскорбился юный воруль.

Кай прищурился, держа за повод свою вороную:

— Вы спускаться собираетесь? Лин, давайте обратно в седло. Времени — в обрез.

И дальше все двинули уже гораздо быстрей. Лишь рои желтых бабочек вспархивали из-под лошадиных копыт и местные ленивые пчелы гудением сопровождали нас до нужного места. Оказалось оно, действительно, словно специально спрятанным и нарочно маленьким по сравнению с другими полноводными долинными "сестрами".

"Ступня великана", узкая, продолговато-изогнутой формы. Как будто великан, оставивший след, еще и пальцы поджал, выдавив наружу по береговым кромкам камни. А между этими камнями тянулись к свету высокие пышные ракиты. Тоже здесь странные, не желающие традиционно-депрессивно полоскать серебристые ветви в воде. Возможно, поэтому почти весь прибрежный водный обод "застилали" густые ковры из белых лилий такой небывалой величины, что вместо шляпы каждую и достаточно. Именно они сейчас благоухали приторно-сладко, приглушая собой запахи чистой воды, сочных трав и мокрого серо-розового песка.

Бала и Лека, отвязав осла от седла Вертихвоста, подтащили его к самой кромке. Малыш, будто обалдев от такого поворота, застыл, вздернув вверх уши. И лишь покачивался на дрожащих ногах. Сами же ворули, скинув с себя всю одежду (я лишь зажмуриться успела), рванули в вожделенное озеро.

— Лин, что дальше? — Кай с сумкой в руке выжидающе застыл рядом с ослом.

Я сначала растерялась. Потом шумно выдохнула, поправила косынку на лбу и... сняла свои туфли:

— Буду Малыша мыть. А-а...

— Лошадиное мыло и мочало я взял, — кивнул воруль. — Только сначала бы...

— Угу. Повязки размотать, — и бухнулась перед ослом на колени. Тот тоже вздохнул, повернув ко мне морду. — Ничего-ничего, Малыш. Всегда нужно надеяться на лучшее и тогда оно обязательно придет. И ты обязательно поправишься, — подмигнула я ослу. — И будешь бегать по... нет, не по манежу, по травке будешь бегать. Угу. И кушать начнешь. У меня такое вкусное яблоко есть, м-м-м. Специально для тебя приберегла. Правда, их сначала три было. Но, это — самое вкусное... И жить будешь не в вонючей клетке, а в просторном загоне, как и положено уважаемому ослу. Там всегда будет свежее сено в подстилке и чистая вода в ведре. И что там еще положено всем уважаемым ослам?.. Почему ты молчишь?.. А я уже закончила, — и отбросила в сторону последнюю вонючую повязку с колена. — Теперь пошли лечиться и мыться... Малыш?

Осел даже с места не сдвинулся. Я взглянула на Кая. Тот дернул плечами:

— Эти животные боятся воды.

— А что же делать?.. Малыш? — легонько потянула я за шею осла. — Малыш, ну пойдем. Ну, пожалуйста.

— Хи-а-а! — уперся тот с риском завалиться на песок.

— Малыш?

— Р-р-р-р!

— Ма-мочка моя! — и шлепнулась сама попой в воду.

Кай громко хмыкнул. Осел тормознул лишь по грудь в озере.

— Может, еще раз, для закрепления? — поставили меня на ноги.

Я скосилась вниз на потяжелевшее обтекающее платье:

— Не надо. Ну, где ваше мочало и мыло?

И работа закипела. Точнее запенилась вокруг Малыша грязно-серыми мыльными пузырями. Осел же вновь решил принять судьбу с надлежащим достоинством, всего пару раз оглянувшись на развалившегося в кучерявой береговой травке Кая.

Работа — кипела, я — пыхтела и даже не заметила, как на берег вернулись довольные Бала и Лека. А когда вода вокруг осла перестала мутиться, впервые распрямила свою спину:

— Уф-ф... Кажется, всё, — и с пристрастием обозрела саму себя, — Н-да... Ой!

Осел, подхваченный голыми ворулями, вознесся высоко над водой.

— Лин, а сами теперь?

Пришлось глаза разлеплять:

— Я бы с удовольствием, — и скосилась на уже стоящего Кая. Тот одобрительно кивнул:

— Хорошо. В сумке и ваше мыло с расческой. Те, что Бала купил. Еще — полотенце и... моя чистая рубаха. Можете в нее, пока платье просохнет.

— Угу. А где вы в это время будете?

— Я? — оскалился мне воруль. — Неподалеку. Если надо, зовите.

— Спасибо. Я как-нибудь, сама, — и погребла ногами к берегу в направлении брошенной сумки...

Кое-как стащив с себя мокрое платье и оставшись в одной короткой сорочке, я на несколько минут замерла. Стояла на теплом песке, медленно расплетая свою потрепанную косу, и всё прислушивалась к далеким мужским голосам за спиной по другую сторону береговых камней. Потом на цыпочках подошла к лежащему в траве ослику — спит. Постояла над ним, силясь найти "чудодейственные изменения", и только потом так же медленно направилась назад к озеру. Оно встретило меня тишиной и покоем. Лишь ветер шумел в ракитах и лилии качались на водной ряби, будто я сейчас одна в этом мире, совсем-совсем в нем одна... И, вдруг, впервые в своей короткой и полной ограничений жизни, ощутила свободу. Ни одиночество, ни страх перед туманным будущем, а именно свободу. Это состояние накрыло меня, как проливной дождь — с головой и с такой силой, что я хватила воздух ртом и распахнула глаза. Ничем не объяснимое и не логичное, оно заполнило собою все мое существо, да так, что я, не раздумывая ни секунды, понеслась в воду и с разбега нырнула в нее, вмиг исчезнув с поверхности земли.

По еще детской привычке сразу же открыла глаза. И, отталкиваясь руками, поплыла в глубине над самым песочным дном. Кое-где попадались и камни с плоскими зелеными водорослями. Мелкие золотистые рыбки скользили мимо, не обращая на меня никакого внимания, а вода была прозрачной до невидимости и теплой. Однако ярда через три меня ощутимо обволок холодок и, напоследок оттолкнувшись, я неожиданно зависла над сумрачным донным обрывом. Попыталась вглядеться в открывшуюся подо мной глубину и разглядела чернеющий скальный осколок, местами заросший и от этого плохо видимый. И от этого камня вверх волной шло тепло. Оно обволокло меня целиком, затуманило сознание и ударило по глазам яркой вспышкой, схожей с молнией. А еще через миг я услышала женскую тихую песню. Она зазвучала у меня в голове и показалась знакомой. Я надула щеки, собирая остатки воздуха в легких, еще раз попыталась прислушаться... тщетно — слов мне не разобрать... и, уже на грани, рванула прямиком на поверхность, долгожданно вдохнув над водой... Середина озера... И поплыла к мутно-знакомым камням. С пеленой на глазах едва выбралась на песочный берег и упала на колени, пытаясь отдышаться, прийти в себя после донных странных "картин", а когда вновь открыла глаза...

— Ма-ма... Мамочка моя! — и во весь свой голос завыла.

Не знаю, сколько времени прошло, но опомнилась я от звука своего же собственного имени: