Царство медное

— Я не собираюсь доверять ему, — возразил Виктор.

Нанна усмехнулась.

— О, ты будешь!

— Я видел, как он убил людей.

— И убьет еще, — сказала Нанна. Она постепенно переползала ближе к Виктору, ее поглаживания становились все нежнее, ладонь скользнула к его груди.

— Ко мне редко заходят мужчины, — прошептала ведьма. — Только когда хотят чего-то, как ты. И я даю им это. И они дают мне взамен свою ласку...

Теплая женская ладонь скользнула ниже. Виктор вздохнул прерывисто, дернулся.

— Не бойся, — повторила Нанна, прильнула к нему, крепко обвила руками. — Не бойся, я умею любить, хотя и слепая.

Ее губы мягко коснулись его губ, в них было тепло, и нежность, и душистое разнотравье. Кожа — белее белого, бархатистая. Тело — горячее, податливое. Все ночные страхи отступили, попрятались до времени в темные углы.

Сорочка давно упала в ноги, ладони мужчины скользили по телу, поцелуями Виктор покрывал шею Нанны. Но остановился, наткнувшись на порезы, пересекающие ее груди. Ведьма вздрогнула, вздохнула сквозь сжатые зубы.

— Кто тебя так? — Виктор с тревогой заглянул в ее лицо.

Белые глаза ничего не выражали. Но гримасу боли на ее лице сменила печальная улыбка.

— Ян? — догадался Виктор прежде, чем Нанна ответила ему.

— Да, — она стыдливо склонила голову и добавила, будто оправдываясь:

— Осы больно жалят... Не умеют по-другому. Но я не виню его. Я обязана ему жизнью. Знаешь, — она прильнула к нему на грудь, зашептала тихо, — с детства у меня начали проявляться способности. Я могла сделать так, чтобы заболел пастух, который обругал мою мать. Могла сделать, чтобы у соседской сплетницы коровы прекратили давать молоко. Не было никого, кто научил бы меня контролировать это. И потом, — она вздохнула. — Потом мужчины этой деревни вытащили меня из родительского дома, с кровати, ночью, отвезли в лес и избивали до смерти. Били по телу, по голове... — она коснулась дрожащей рукой своего лба. — Поэтому я ослепла. А потом пришли они. Васпы, — Нанна перешла на свистящий шепот. — Ян спас меня. И сжег мою деревню дотла...

Она замолчала, снова потянулась к Виктору губами.

— Я обязана ему, понимаешь? — вдохнула она в самые его губы.

— Он тебя любит?

Нанна улыбнулась горько.

— Осы не умеют любить. А я... я умею.

Она поцеловала Виктора долго, сладко.

— Мой человек с юга, — шепнула она. — Пожалуйста. Подари мне немного своей ласки?

Потом наступило утро, и они снова засобирались в путь.

Нанна стояла на пороге, босая, будто не ощущала холода. Ее длинные волосы трепал ледяной ветер.

— Спасибо, — шепнула она Виктору, когда тот набросил на ее плечи шаль. Он наклонился и мягко поцеловал ее в висок.

— Я буду о тебе помнить, — пообещал он.

Ведьма вздохнула, укутала в шаль руки.

— Будь осторожен, — на прощанье сказала она.

И ухватила за рукав проходившего мимо Яна.

— Ты тоже остерегись, оска.

Он резко отдернул руку.

— Я знаю, ведьма.

Нанна отступила виновато, прислонилась к дверному косяку.

— У меня ощущение, — прошептала она, — что эта встреча может стать последней...

Вездеход набирал скорость, и Виктор видел, как уменьшается тонкая фигурка Нанны. На сердце было тревожно.

— Как же она тут будет одна... — начал Виктор, но Ян резко его оборвал:

— Это неважно. Важно — скоро мы прибудем в город. Оттуда мы сможем уехать на юг.

— Зачем тебе на юг? — наконец оторвавшись от окна, осведомился Виктор. — Я слышал, ты хочешь найти кого-то.

— Да.

— И кого?

— Девушку.

Брови Виктора удивленно поднялись, он переспросил:

— А на севере они уже перевелись?

— Она особая, — пояснил Ян.

— И что же в ней особенного, в этой странной южной девушке? Чего нет во всех остальных девушках мира?

На этот раз Ян улыбнулся почти человечной улыбкой.

— О! — с благоговением сказал он. — Это самая сладкая девушка на свете.

7. Институт Нового мира.

В столицу поезд пришел в семь часов утра.

Лиза Гутник сонно поплелась в конец вагона, где ей пришлось дождаться очереди в туалет. Вода текла ржавая, набирать ее в рот было неприятно, и Лиза поспешно сплевывала ее вместе с пастой, краем глаза следя, чтобы кто-нибудь, дергающий дверь снаружи, не сорвал и без того хлипкий засов. Потом она сделала себе инъекцию инсулина, выкинула использованную бумагу и пустую ампулу в унитаз, и отправилась собирать чемоданы.

Кроме необходимых в дороге вещей Лиза взяла научно-популярные журналы, книги, заметки и фотографии, которые она кропотливо собирала во время практики.

— Учиться приехала? — спросил ее черноусый мужик, куривший в тамбуре.

Он выпустил струю вонючего дыма как раз в тот момент, когда поезд остановился и издал свое утробное "пшшшш...."

— Я все уже умею, — невежливо буркнула Лиза, отмахнулась от сигаретного дыма и глянула с укором. — Помогли бы лучше девушке!

Мужик ухмыльнулся, но чемоданы спустить на перрон помог.

Платформа была грязной, заплеванной. Перед зданием вокзала валялись окурки и пустые бутылки, двое бородатых бродяг распивали какую-то мутную жидкость. Их глаза тоже были мутными, масляными — Лиза еще долго чувствовала на себе эти липкие взгляды, словно забирающиеся к ней под кофту.

"Вот тебе и столица, — думала она. — Вот тебе и очаг культуры. Приехала ты, дорогая, в самую настоящую клоаку".

А чего она ожидала, собственно? Чем больше город, тем больше возможностей, но и грязи в нем больше.

Решив не откладывать дела в долгий ящик, Лиза оставила чемоданы в уютном и на удивление чистом гостиничном номере и сразу же заказала по телефону пропуск в Институт Нового Мира. По сравнению с душным вагоном это был почти рай, и она долго нежилась под теплыми струями душа прежде, чем собраться на важное мероприятие, ради которого и проделала весь этот изнуряющий путь.

Дербенд по праву считался жемчужиной Южноуделья. Лиза от корки до корки прочла путеводитель, но еще из новейшей истории знала, что после войны город едва сдерживал наплыв мигрантов. Строительство новых предприятий едва не поставило столицу на грань экологической катастрофы. Пока Сенат не решил перенести промышленные комплексы за черту города. Это потребовало большого вложения капитала, но спасло город. С тех пор в столицу можно было попасть лишь по именным талонам или приглашениям.

"Счастливый билет в новую жизнь", — так сказал отец, вручая Лизе письмо с приглашением, а еще карту с внушительной суммой на счету.

Но теперь глядела на столицу со смешанным чувством разочарования и трепета.

Осень добралась и до здешних широт — природные краски пестрели золотом и медью, воздух полнился ни с чем несравнимым запахом костров и сухой листвы. Словно обломанные зубы, высились над кронами деревьев серые высотки. Еще выше, над иглами антенн, вздымался ярус далеких коричневых скал, чьи острые вершины терялись в ватном одеяле облаков.

А солнца не было.

И это было самым большим разочарованием Лизы.

Она так и спросила об этом у водителя, пока ехала (лучше сказать — тряслась) до Института в обшарпанной, ржавой банке автомобиля. Таксист не удивился вопросу и охотно пояснил:

— Не сезон. Облака у нас летом разгоняют, а потом как у всех. Вы летом приезжайте, летом у нас и фрукты свои, оранжерейные, без химикатов почти.

Лиза грустно вздохнула. Одно из ее заветных желаний так и оставалось мечтой. Посмотрим, что будет со вторым.

Вскоре за домами плеснуло антрацитовой гладью. Такси повернуло на перекрестке вправо, затем еще — и однотипные коробки домов расступились, открывая изумленному взору Лизы исполинский каменный лотос, распустившийся прямо посреди городского квартала.

Он был выстроен (как прочла Лиза в путеводителе) из блоков черного мрамора и отполирован до ослепительной зеркальной гладкости. Восемь лепестков вздымались к небу благородной короной, и пандусы, будто струи водопада, ниспадали к подножию. Расположенные по периметру фонтаны рассыпались крошевом брызг, и казалось, что каменный цветок пульсирует и дышит.

— Наша гордость, — сказал таксист, довольный эффектом, произведенным на пассажирку. — Черный лотос, Институт Нового Мира. А вечером здесь еще и подсветка включается, так что советую вам дождаться.

Лиза расплатилась с водителем и еще долго стояла в молчании, не решаясь сделать шаг навстречу чуду. Наконец, она стряхнула благоговейное оцепенение и, не без удовольствия отметив, что не она одна такая, двинулась к лотосу.

Зеркальные двери, затемненные и оттого сливающиеся с гладкостью стен, бесшумно раскрылись, пропуская Лизу внутрь здания. Интерактивная карта быстро подсказала, где найти кафедру биологии. По широким коридорам гуськом шли туристы в сопровождении уставших гидов, прозрачные бочкообразные лифты мягко скользили между этажами. Выше третьего начиналась закрытая территория, и Лизе пришлось предъявить свое удостоверение личности, чтобы получить от вахтера запаянный в пластик пропуск.

"Билет в новую жизнь".

Будто крылья, лифт вознес Лизу на восьмой этаж.

В отличие от нижних этажей, посещаемых туристами, коридоры здесь были пустынны, а помещения разделены на секции. Лизе пришлось немало поплутать прежде, чем она наткнулась на нужные двери. Секция биологии и антропологии напоминала музей.

В демонстрационных ящиках лежали образцы — минералы, окаменелые растения, кости животных и человека. По стенам были развешаны большие портреты ученых, фотографии конференций и экспедиций. Виктора Тория она узнала сразу — его портрет был таким же, что и на обороте книги "Сумеречная эпоха: эволюция мифов". Лиза подумала, что и в жизни сразу бы узнала этого симпатичного брюнета с умными серыми глазами и мягкой улыбкой. Ее ладони вспотели, когда она поняла, как скоро встретится с ним.

Перевесив сумку на другое плечо, она пошла вдоль стен, рассматривая экспонаты и фотографии. Здесь были и те, которые она уже видела — смазанные любительские фото Ертского червя, зеленой лысухи и прочих представителей легенд с разных концов света. Были и другие снимки, которые Лиза видела впервые. На одной что-то светящееся и бесформенное на фоне развалин крепости. На другой — похожее на гориллу существо, присевшее за буреломом. Третья картинка — не фото, а рисунок — изображала веретенообразный силуэт на горизонте, перед которым на переднем плане стояло несколько существ, напоминающих вставших на задние лапы насекомых. Под картинкой в застекленном ящичке лежало что-то тонкое, заостренное, но изъеденное коррозией, так что Лиза затруднялась сказать, чем это было ранее.

— Жало васпы, — сказал кто-то прямо над ее ухом.

Лиза круто повернулась от неожиданности, сумка углом ударилась в стекло, но к счастью не разбила.

— Тише, тише! Я и не думал вас пугать!

Тощий высокий парень в белом халате предупредительно подхватил Лизу под локти. Она пискнула, вырвалась и с гневом поглядела на юношу.

— Вы всегда так подкрадываетесь к девушкам? — гневно осведомилась она.

Парень виновато улыбнулся, поправил на переносице очки.

— Простите, если бы вы разбили этот стенд, клянусь, я бы заплатил из собственного кармана. Просто вы были так увлечены разглядыванием рисунков с этими муравьями.

— Васпами, — машинально поправила Лиза, покосилась на стенд.

Стекло не разбилось и нечто, названное жалом, все так же спокойно лежало на подставке.

Жало?

Величиной оно было почти с ладонь. Если это часть живого существа, каких же размеров было само существо? И не зеленью ли яда отсвечивает острие там, где его покрывает толстый слой ржавчины?

— Они не муравьи, — машинально продолжила она. — Это осы. Привычное нам название — всего лишь калька с латинского "wasp". Что и значит — оса.

Парень добродушно улыбнулся и пожал плечами.

— Муравьи. Осы... какая разница? Этот миф тоже может быть развенчан, как и многие другие. Если, конечно, профессор Торий не привезет доказательство.

— Как раз за этим я сюда и пришла, — Лиза показала свой пропуск. — Поговорить с профессором, для меня это очень важно. Вы здесь работаете, не так ли?

— Э.. Ну, в общем, да, — парень вздохнул. — Но, боюсь, поговорить с профессором вы сегодня никак не сможете.

— Почему? — возмутилась Лиза. — Пропуск...

— Не сможете, — перебил парень, — так как профессор Торий сейчас находится далеко на севере, в Дарских землях, в экспедиции. Возвращение планируется никак не раньше, чем через две недели, — он сочувственно глянул на разом сникшую Лизу и добавил:

— Простите...

Она этого уже не услышала. Голову наполнил какой-то тошнотворный звон, колени стали ватными, подогнулись.

Этого она не могла предусмотреть. После всех унижений, долгой дороги, всех надежд судьба подложила ей свинью.

Лиза опустилась на корточки и безутешно заплакала.

8. Выгжел.

Они достигли городских ворот к полудню, когда Виктор уже успел основательно вымотаться и почти перестал верить в то, что город Выгжел существует.

Но город и в самом деле существовал, и что-то подобное Виктор видел разве только в учебниках истории — Выгжел окружала высокая стена частокола с каменными стрелами башен, деревянные ворота были обиты железом.

— На юге считают, земли Дара почти необитаемы, — пробормотал Виктор. — А здесь — будто к войне готовятся.

— К осаде, — как всегда кратко уточнил Ян.

Он остановился в стороне, под развесистым кедром. Здесь вездеход не был виден ни со стороны городских стен, ни с воздуха, что обеспечивало защиту и пути отступления на случай, если вдруг что-то пойдет не так.

— Ты пойдешь первым, — сказал он Виктору.

— Боишься? — ехидно поинтересовался ученый.

— Это расчет, — спокойно ответил Ян. По всей видимости, ирония его не задевала, или же он просто не понимал, что это такое. — Меня убьют прежде, чем я приближусь на десять футов.

— Это можно проверить.

— Тогда к вечеру ты умрешь тоже. И они все умрут, — равнодушно отозвался Ян, ткнул пальцем в сторону городских стен. — Запоминай. Это Выгжел, последний форт севера. Здесь заканчиваются дарские территории. Отсюда отправишься в Южноуделье. В твоих интересах попасть в Выгжел как можно скорее.

— Вместе с тобой, разумеется.

— Разумеется. У меня ценная информация.

В этом Виктор не сомневался. Какие бы мотивы ни были у Яна, действовал он расчетливо и планомерно.

— Хорошо, — сказал Виктор. — Что я должен сделать?

Как и сказал Ян, приблизиться ему не дали и на десять футов. В срубах стен открылись бойницы, а потом раздался усиленный громкоговорителем окрик:

— Стой!

Виктор послушно остановился и, как учил Ян, поднял ладони.

Ему было немного страшно. Сзади, скрытый тенями кедров, стоял убийца его товарищей, который, возможно, даже не был человеком. Впереди же ощетинились дулами автоматы, и один Бог знает, что на уме у этих перепуганных северян, отгородившихся от враждебного леса крепостными стенами.

— Кто ты такой? Что тебе нужно? — меж тем последовал вопрос.