Ганс, быстро сориентировавшись в изменившейся обстановке, тут же скомандовал перенести огонь артиллерии на сотню метров дальше, а пехоте немедленно контратаковать и занять подорванное здание. Через десяток минут Вебер доложил, что остатки русского отряда уничтожены, но часть все же успела уйти до взрыва — погибла только группа прикрытия. Ганс кивнул — всё равно неплохо. Главное, что сами почти без потерь обошлись, а "иванам" так и так конец — не сегодня, так завтра подавят последние очаги сопротивления на этом чертовом тракторном заводе и нескольких узеньких улочках, зажатых между заводской оградой и рекой. А два остальных гигантских завода, расположенных южнее, и вовсе уже зачистили. Здесь, в самой северной части города, последний оплот защитников волжской твердыни, но и ему осталось недолго...
А вечером над городом разразилась гроза. Зигзаги молний раскалывали черноту неба, вонзаясь в темную гладь величественной реки. Низкие плотные тучи, казалось, цеплялись за торчащие остатки стен и обломки заводских труб. Раскаты грома не умолкали ни на минуту, сливаясь в сплошной грохочущий гул, как будто по небу катился огромный железнодорожный состав. Пелена дождя скрыла от глаз наблюдателей истерзанный город. Потоки ливня, пришедшего с морского побережья, хлестали по обгоревшим развалинам, смывая покрывавшие их: пыль и копоть, сажу и кровь. Словно сама природа скорбела о разыгравшейся здесь трагедии, оплакивая тысячи и тысячи потерянных жизней.
Гансу на подавляющее число из этих тысяч погибших было глубоко наплевать. Он вообще не озадачивал себя моральными аспектами боевых действий, ограничиваясь сугубо практической стороной войны. Поэтому при первых признаках надвигающейся грозы он благоразумно отогнал "KiTi" вглубь металлургического цеха, наименее пострадавшего за время боев, и теперь, сидя под натянутым на рубку самоходки брезентом, меланхолично наблюдал, как в трех шагах от него бурлит, разбиваясь об бетонный настил, низвергающийся через провал в крыше водопад. Мыслями он был далеко отсюда. Почему бы и нет? Сталинград — взят, победа в кармане — теперь можно и помечтать.
* * *
Роману же было не до мечтаний — тут бы поспать хоть немного! Часиков хотя бы шесть... Да не за трое суток, а за ночь, и не по полтора часа, а подряд. Ага, щаззз! Аж три раза выспался, как же. Тут дел столько навалилось, что впору не то, что сон отменять, а еще и пару часов к суткам добавлять, чтобы времени хоть на что-нибудь хватало.
А всё из-за Митрича, царство ему небесное. Легко ушёл старшина — пуля прямо в лоб попала. Марченко же так просто не отделался. В том памятном бою за высотку, что стал последним не только для Филатова, но и для всей 19-й гвардейской стрелковой дивизии, Рома не получил ни единой царапины — повезло, что и говорить. Да вот только потом это везение вышло боком.
Дивизию через день после окончания последнего наступления отвели в тыл, правда, далеко увозить не стали — так, во второй эшелон оттянули. Тут измотанных боями гвардейцев, не дав и дня отдыха, сразу же принялись стремительно пополнять как вооружением, так и людьми. С вооружением всё было понятно — новенькие пушки, противотанковые ружья и пулеметы прямо с заводов, еще смазка не высохла. А вот с людьми было сложнее — 19-я гвардейская была обескровлена до последней крайности. Для исправления положения, в дивизию передали остатки очередной стрелковой бригады, но их не хватило даже на то, чтобы пополнить до штата хотя бы один из стрелковых полков. Прибыло несколько сотен выздоровевших раненных — этих тоже быстро раскидали по подразделениям. А вот дальше начался форменный ужас.
Под видом пополнения стали прибывать совсем уж странные люди. Сперва, какие-то недоучившиеся курсанты — не то летчики, не то планеристы, но никого старше двадцати лет. Затем мелкими партиями подтянулась сборная солянка из всевозможных связистов, ездовых, служащих саперно-строительных и железнодорожных частей. Эти наоборот были в основном людьми немолодыми и основательными. Таких "усачей" старались распихать по тыловым подразделениям дивизии, но многие попадали и в пехоту — там некомплект был самым сильным, и перекрывать его надо было хоть кем-нибудь.
Марченко принял во всех этих хлопотах самое деятельное участие, причем не по своей вине. Дошлый комбат рассудил просто: раз ты такой умный и с медалью, то будешь исполнять обязанности старшины первой роты. Пришлось исполнять. Обязанностей у старшины роты, которая за пару неполных недель выросла с тридцати двух, до сотни с лишком человек, оказалось — мама не горюй! Последним аккордом этой кадровой вакханалии стало прибытие крупного пополнения состоявшего сплошь из только что призванных мальчишек двадцать четвертого и даже двадцать пятого (!) года рождения[*]. Что делать с этим детским садом семнадцати-восемнадцати лет от роду Рома решительно не представлял. Тем более, что вся их военная подготовка до прибытия в дивизию ограничивалась двумя неделями!
Когда Марченко пришел с этими проблемами к своему ротному, то лейтенант (сам ненамного старше тех сопляков, но хоть повоевать уже успел) только плечами пожал:
— А что ж ты хотел, сержант? Нету у нас других пополнений, и не будет в ближайшее время. Приказ Ставки читал?
— Я их чуть не каждый день читаю.
— Тот, что "ни шагу назад!".
— Читал.
— Ну вот. Раз читал, то понимать должен: нет у нас больше превосходства над врагом. Ни в людях, ни в остальном — нету!
— А воевать нам с такими бойцами как?
— А вот так и воевать. Скажи спасибо, что хоть такое пополнение прислали. Мы ведь гвардия, как-никак. А обычным дивизиям вообще тюбетеечников в полосатых халатах присылают, как я слышал. Те и по-русски то, ни "бэ", ни "мэ", а уж гранату им в руки давать и вовсе страшно. Так что радуйся, сержант, тому, что дают.
После этого разговора Рома крепко задумался, наплевав ради такого важного занятия на все текущие дела. Результат размышлений вышел неутешительный. Ротный у него хоть и не дурак, но больно уж гладко всё объяснил. Наверняка или замполит проинструктировал, причем не ротный, а повыше, или кто из дивизионного начальства беседу разъяснительную для младшего комсостава провел — помнится, вызывали всех ротных не так давно... Как ни крути, а получается, что разъяснения Роминому недоумению пришли с самого верха — вон аж на приказ Ставки сослались! И если сложить то, что в приказах Ставки написано, с тем, что по окопному радио передают (а Рома его слушать умел!), то получается, что дела-то совсем плохи. А если так и дальше пойдет, то только хуже становиться будут. Так что вся надежда на то, что и немцы не железные — глядишь, сломаются раньше нас.
Глава 17 "Маятник качнулся"
В первых числах сентября в ставке верховного командования Вермахта под Винницей царило возбужденное оживление. Объяснялось это довольно просто: впервые с начала летнего наступления сюда были вызваны все командующие группами армий со своими начальниками штабов, а также командующие воздушных флотов (тоже в окружении штабных) и военно-морских группировок. Повод для столь представительного собрания был вполне подходящий — события на всех основных фронтах подошли к своему апогею. Вот только на разных участках фронта этот апогей имел разную направленность...
На юге, к которому еще с весны было приковано самое пристальное внимание, кризис, разразившийся в июле, был успешно преодолен. Упорные бои под Сталинградом закончились полной победой. В тоже время очередное масштабное наступление русских в районе Калинина — главного волнолома группы армий "Центр", завязло в немецкой обороне и непрерывных контратаках армии Моделя. А вот дальше всё пошло наперекосяк!
Юг и дальше продолжал радовать верховное командование известиями о всё новых и новых победах. Начавшееся с некоторой задержкой, наступление на Кавказ развивалось как по маслу — сопротивление советских войск слабело с каждым днем. Видимо июльская попытка перехвата инициативы исчерпала последние резервы Красной армии на этом направлении. Поэтому и настрой представителей групп армий "Северная Украина" и "Южная Украина" был вполне себе бодрый, если не сказать праздничный. Их можно было понять — генералы ведь тоже люди, не смотря на всю свою показную чопорность и невозмутимость.
А вот представители центра смотрелись куда более кисло, и их тоже можно было понять — дела их группы армий в последнее время шли неважно, мягко говоря. Русские, едва только захлебнулось в крови их июньское наступление, перегруппировались и, как ни в чем не бывало, перешли в наступление вновь. Причем, как свидетельствовали данные разведки и показания захваченных пленных, наступали практически те же самые части, которые числились полностью разбитыми, или, по крайней мере, обескровленными до последней крайности, в предыдущих боях. Способность противника к молниеносному восстановлению боеспособности своих потрепанных соединений просто потрясала.
Впрочем, всё было не так уж просто, как могло показаться на первый взгляд. Советское командование не ограничилось механическим пополнением своих разбитых дивизий — новое наступление, начавшееся в последних числах июля, было обеспечено и подготовлено куда лучше, чем все предыдущие операции, да и сил на этот раз было задействовано гораздо больше. Всё та же войсковая разведка сообщала о появлении многочисленных новых дивизий, переброшенных с северного участка Восточного фронта, а также о частях нового формирования из глубинных районов СССР. Эти новые части были неплохо вооружены и укомплектованы, хотя качество личного состава было зачастую просто аховым. Достаточно сказать, что многие новобранцы даже русского языка не знали, что вызывало немалые проблемы с допросом захваченных пленных. Но, не смотря на такие нюансы, советские ударные армии Калининского и Восточного фронтов были укомплектованы, чего нельзя было сказать об истощенных до предела непрекращающимися боями войсках группы армий "Центр". И это обстоятельство стало решающим.
Обескровленные дивизии центра, в полках которых оставалось по два неполных батальона, растянутые вдоль более чем тысячекилометрового фронта, огибающего Москву по широкой дуге, не выдержали концентрированного удара русских. Фронт обороны армий фон Бока был прорван! И это грозило перечеркнуть все успехи, достигнутые на юге. И когда — накануне решающего успеха! Именно для разрешения, создавшегося на ровном месте, кризиса и было созвано это чрезвычайно представительное совещание, на котором Лист и Манштейн — свежеиспеченные фельдмаршалы, командовавшие ударными группировками, смотрели волками на фон Бока и его генералов, не сумевших удержать оборону и поставивших под вопрос, успехи, достигнутые ими на берегах Дона и Волги.
Между этими полюсами стоял спокойный как питон Гальдер, с абсолютной невозмутимостью описывавший возникшую непростую ситуацию привычными казенными фразами:
— 11-я армия силами четырех горнострелковых, пяти легкопехотных и трех пехотных дивизий, а также румынского горнострелкового корпуса, в соответствии с планом, развивает наступление на черноморское побережье. К настоящему моменту, войска армии успешно форсировали Главный Кавказский хребет и овладели большинством перевалов в западной части хребта. Правофланговая группировка армии занята в настоящий момент ликвидацией советских очагов сопротивления на побережье, оказавшихся отрезанными после захвата нашими войсками Туапсе. XVIII-й и XLIX-й горнострелковые корпуса, действующие на левом фланге, продолжают развивать наступление на Сухуми и Кутаиси. После окончательной очистки побережья севернее Туапсе от остатков советских войск, предполагается вывести LIV-й армейский корпус в резерв группы армий. XXX-й армейский и оба горнострелковых корпуса продолжат наступление на юг, к Риони.
Главной целью 17-й полевой армии, не смотря на неудачу первого наступления, остается форсирование Крестового перевала и захват Тбилиси. 5-я танковая армия продолжает развивать наступление LVII-м танковым корпусом Кюнцена по северному берегу Терека на Кизляр и LVIII-м танковым корпусом Роммеля по южному берегу Терека от Гудермеса на Махачкалу. 16-я моторизованная дивизия выдвигает сильные разведывательные отряды от Элисты на Астрахань, с целью оказания давления на силы русских в этом районе и наблюдения за открытым флангом группы армий. XL-й танковый корпус барона фон Швеппенбурга пока остается в резерве в районе Грозного.
Таким образом, группа армий Листа, не смотря на трехнедельную задержку с началом наступления, — тут Гальдер кинул язвительный взгляд на Манштейна, чья заминка с штурмом Сталинграда и послужила причиной этой задержки — к настоящему моменту практически полностью выполнила задачи первого этапа операции, а на участке 11-й армии уже приступила к выполнению задач второго этапа, связанных с прорывом через Главный Кавказский хребет.
Что же касается положения на фронте группы армий "Центр", то ситуацию здесь ОКХ склонно характеризовать как кризисную...
Гитлера, беспокойно ерзавшего на своем месте во время всего этого доклада, буквально прорвало:
— Кризисную?! Фон Бок докладывал о полном крушении фронта 9-й армии и требовал свободы действий, вплоть до разрешения на оставление Москвы без дополнительного согласования со штабом ОКВ! Это вы называете "кризисом"? Это полный провал, Гальдер!
Пока Гальдер шелестел бумажками, давая фюреру возможность выпустить пар, вмешался Манштейн, не желавший прощать начальнику штаба ОКХ даже мелкие шпильки.
— Я полагаю, мой фюрер, что наступление русских на Москву следует рассматривать как жест отчаяния, не способный радикально повлиять на общую обстановку.
Гитлер резко повернулся к оратору, собираясь высказать всё, что он думает по этому поводу, но сдержался. Манштейн же продолжил, как ни в чем не бывало:
— Основной целью кампании был и остается юг России, с его людскими и природными ресурсами, а также транспортными артериями, связывающими глубинные районы СССР с Персидским заливом и западными союзниками. Москва же в настоящий момент не имеет практически никакого военного значения. Ее значение, как транспортного узла и ремонтной базы может быть сравнительно легко нивелировано грамотными действиями наших войск при оставлении данного объекта. Главное же, с точки зрения стратегии, заключается в том, что пока русские штурмуют эти развалины, бывшие некогда их столицей, и расходуют там свои последние резервы, они ничем не могут помешать осуществлению наших планов на остальных направлениях, где в действительности и решается сейчас исход войны...
Гитлер, слегка успокоившийся под воздействием этих невозмутимых рассуждений, тем не менее, энергично возразил:
— Вы забываете о еще одном важном факторе, Манштейн! Москва имеет большое политическое значение!
Эрих фон только небрежно пожал плечами:
— Вряд ли это значение выросло с тех пор, как наши войска овладели ей прошлой осенью. Если уж тогда это не привело к значимым политическим последствиям, то теперь и подавно. К тому же никто не помешает нам, после решения всех поставленных перед нами задач на юге, перегруппировать свои силы и вновь овладеть большевистской столицей. Если русские не захотят вторично потерять этот город, что вполне вероятно, то тем самым лишат себя свободы маневра и у нас появится шанс вторично окружить их там — это намного проще, чем гоняться за отступающими отрядами по лесам и степям.
