— Ничего не понимаю. И что это еще за новый персонаж, которому так хочется мне ноги переломать? Что-то я совсем запутался. А ты не врешь, голуба?
Величев открыл было рот, но зацепившись взглядом за покоящийся в руке Стрельцова тесак, плотно сжал губы и помотал головой.
— Бред... — свободной ладонью Артём потер лоб и сжал виски. От массирования лба и висков путных мыслей внутри черепной коробки не прибавилось. Никаких не прибавилось, ни путных, ни глупых. Уже почти сложенная мозаика рассыпалась на глазах. Что за 'скользкий тип', откуда взялся, чем ему Артём не угодил, почему на Величева вышел? Вопросов стало еще больше, они рождались, умножались в геометрической прогрессии, громоздились друг на друга и, оставаясь без ответов, мешали пониманию. Даже возникло желание встряхнуть мозги еще одним коктейлем, но Артём одумался. Дополнительные сто — сто пятьдесят грамм могли привести его в... глубокую прострацию.
Если что-то не понимаешь, надо разбираться, искать ответы. К счастью, существуют иные средства получения ответов на вопросы помимо усиленной мыслительной деятельности и стимулирования ее, то бишь мыслительной деятельности, алкоголем. Артём вовремя вспомнил о принципе 'лезвия Оккама', в соответствии с которым множить лишние сущности не обязательно, напротив, их необходимо отсекать. Правда, для проверки эффективности принципа 'лезвия Оккама' в данном конкретном случае придется использовать вполне материальное стальное лезвие, но это свидетельствует лишь об универсальности принципа. Он и для науки пригоден, и для душевного разговора. Проще говоря, ежели бандит и дальше лишние сущности плодить будет, то другие сущности, возможно, и не лишние, Артём отсечет. Тем более что опыт имеется, вон сущности в углу ванной комнаты валяются...
— Давай еще раз и по порядку. Кто, когда, зачем? Тебе этот тип просил ноги мне переломать, правильно? А почему тогда ты его просьбу не выполнил, так сказать, в точном соответствии?
Выслушав сбивчивые пояснения Величева, Стрельцов поскучнел:
— Ага, значит, ты, козел драный, из двух кормушек захотел нажраться. И своему шефу угодить, и заказ оформить. Урод!
В голосе Стрельцова не было ни злости, ни гнева, он словно констатировал очевидный факт, однако у Величева в очередной раз свело живот.
— Твою самодеятельность мы еще обсудим. Меня сейчас другое интересует: кто же меня невзлюбил настолько, что за переломанные ноги готов платить? Заплатил, кстати, много?
— Десятку.
— Долларов? Негусто. И кто же этот таинственный персонаж и почему именно к тебе обратился?
Величев снова пустился в длинные и маловразумительные объяснения, из которых следовало, что 'скользкий тип' пришлепал в кафе незвано, был предельно почтителен, Серегу по имени-отчеству называл, но никому не представлялся, а наоборот, даже пытался сохранить инкогнито. Конечно, в изложении 'падшего бригадира' подобные лексические обороты не применялись, а использовались перлы вроде: '...светиться не хотел...', '...мутный он какой-то...'. Однако почтительность и вежливость лишь насторожила Величева. Серега пригласил незваного гостя в кабинет, где поспрошал пристрастно, откуда он такой красивый явился, не запылился, и вдобавок устроил ему личный досмотр на предмет обнаружения скрытых микрофонов, диктофонов и прочей гадости. Диктофонов, проводов и микрофонов обнаружено не было. И хотя документов у гостя тоже не нашлось, а разглашать информацию о собственной персоне он отказался наотрез, Величев успокоился, и в результате непродолжительных, но интенсивных переговоров стороны ударили по рукам. Бригадир получил деньги и 'заказ', а гость обещание 'сделать все в лучшем виде'. Вместе с тем 'заключение сделки' не помешало Величеву поручить своим орлам разнюхать обстановку и выяснить, что за птица этот гусь. И заодно проверить, не ментовская ли это подстава или иное 'западло'.
За 'гусем' проследили, прощупали его и выяснили, что с ментурой он не связан, и не из блатных, а обычный фраер. И даже адрес с фамилией звучали, только... Серега забыл. И фамилию, и адрес.
Провалы в величевской памяти Стрельцова категорически не устраивали, и он приступил к ее оживлению. Уже опробованным и безотказным, как автомат Калашникова, способом, то есть с интенсивным применением грубой физической силы и колюще-режущих предметов. Хотя поначалу Величев 'запирался', лишь напряженно морщил лоб, мучительно закатывал очи и многозначительно мычал, обошлось без лишнего кровопролития. Демонстрация верного тесака, несколько пинков и зуботычин послужили лучшим лекарством от забывчивости. Сразу же появились варианты.
— Пацаны пробили, что он, типа, умник, бытовой техникой занимается, а хата у него где-то на Московской, возле ТЮЗа, точно не знаю,— увидев, что Артём поудобнее перехватил нож, бандит взвизгнул: — Я не спрашивал у них, клянусь!! Не надо!
— А фамилия умника?
— Фамилия какая-то... типа, пьяная, Водкин или Бухаров... не помню. Нет, помню-помню! Сейчас...
— Мне только новых Чеховских страданий на тему лошадиной фамилии не хватало!
— А?.. — Величев непонимающе уставился на своего мучителя.
Уразумев, что рассказ Антона Палыча о том, как мужик вспоминал типично лошадиную фамилию Овсов, бандит наверняка не читал и сарказм оценить не сможет, Стрельцов уточнил:
— Голову мне не морочь, я тут до ночи гадания 'помню — не помню' слушать не собираюсь.
— Сейчас, сейчас... — словно молитву прошептал Величев. — Винин... Бухарин... — и облегченно выдохнул: — Брагин. Точно, Брагин!
— Как?!
— Брагин его фамилия. А зовут, типа, Иван или Роман, — радостно сообщил Величев.
Вот так сюрприз!
Нож едва не вывалился из ослабевшей длани. Артёму захотелось изречь что-нибудь непонятно-глубокомысленное, нечто в духе бессмертного Воробьянинского 'да уж!'. Он набрал в грудь воздуха и произнес иное:
— В самом деле, пьяная фамилия...
ГЛАВА 10
Жизнь полна неожиданностей.
В основном — не очень приятных. И неприятные открытия поджидают человека на каждом шагу. Это не правило даже, а аксиома. В то, что жизнь имеет обыкновение подкидывать и приятные сюрпризы, верят лишь неисправимые оптимисты — как правило, плохо информированные, глупые романтики и юнцы. Кто портянки жизни понюхал, тот не даст соврать. Этого добра Стрельцов нанюхался вволю и не единожды испытывал истинность постулата 'о подстерегающих за углом неприятностях' на собственной шкуре. Убедился он в незыблемости аксиомы и на этот раз.
Развязались узелки, сошлись дорожки, и открыл бандит тайну великую. Назвал фамилию.
Брагин.
И Артёма как будто дубиной по голове огрел. Действительно, не ожидал...
А ведь кого только не прочил в главные злодеи, всех недоброжелателей перебрал, ягодка к ягодке, и явных, и гипотетических, и откровенно мнимых. Даже на несчастного соседа Вадика, чтоб его раскорячило вместе с драндулетом, грешил. Гадал на кофейной гуще. И не угадал.
Злодеем оказался старый школьный приятель. Кто бы мог подумать. Нет, конечно, Туманова злодеем можно назвать, а Величев и все его присные — мерзавцы те еще, но...не возникни на горизонте Рома Брагин со своими непонятными предложениями по организации гадостей некому господину Стрельцову, скорее всего, бандиты нашли бы иных жертв. Они ведь вряд ли подозревали, что существует такой индивидуум — Стрельцов А.В.
Не будь Брагинского 'заказа', Артёма бы не подрезали. И Настю не... Возможно, кто-то другой, какой-нибудь случайный человек, пострадал бы, но что Артёму до незнакомцев. Жил бы Стрельцов сейчас и не тужил, ругался с подрядчиками, спорил с друзьями-компаньонами по поводу продажи бизнеса, смотрел футбол по ТВ, гулял с Настей и Чапой в сквере и строил планы на будущее. О рождении первенца, об отдыхе на побережье, о покупке новой машины и так далее. Нет же, исковеркали ему судьбу, спасибо Ромочке.
Непонятно только, из-за чего Брагин невзлюбил его. Вернее, по настоящему возненавидел, ведь для того, чтобы взяться за финансирование бандитских мероприятий по доставлению неприятностей бывшему однокашнику простой нелюбви явно недостаточно, тут требуется истинная ненависть. Лютая ненависть. А, учитывая тот факт, что они не виделись едва ли не с выпускного вечера, еще и застарелая.
И чем, интересно, Артём заслужил подобную ненависть? Дом не поджигал, родных не убивал, в колодец не плевал, не бил, не оскорблял, честь и достоинство не затрагивал. Они даже и не ссорились, кажется. Разве что еще в школе, и то не в старших классах... Наоборот, когда одноклассники начинали издеваться над извечным аутсайдером Брагиным, Стрельцов за него заступался. Поэтому, если конфликты и имели место, то Артём давным-давно о них забыл. И немудрено, столько лет прошло.
А Рома, получается, не забыл? Детские обиды стали причиной ненависти в зрелом возрасте? Глупо и смешно. Вернее, было бы глупо и смешно, если бы не было так страшно и нелепо.
Снова гадание на кофейной гуще. Чем бы Брагин не руководствовался, именно он, в первую очередь, в ответе за смерть Насти. И что прикажете с ним делать? Забыть и простить? Может, это и по-христиански, но Артём пока еще не мать Тереза, чтобы простить гибель супруги и ребенка.
Отомстить? Тоже не фунт изюма. От мысли о том, что придется мстить старинному приятелю, едва ли не другу детства, Стрельцова корежило. Если Ромочка на поверку оказался упырем, добра не помнящим, то Артёму в упыри записываться, ой, как не хотелось. Тут ведь не получится по сценарию: по мордасам отоварил, кровь пустил, и в расчете. Брагин не морковку с грядки без спроса повыдергал и даже не на бабки кинул, он любимую женщину Артёма убил. И их еще не рожденного ребенка. И самого Стрельцова чуть на тот свет не отправил. Пусть не своими руками, но убил. И что, теперь Рому тоже убивать? Резать на куски, живьем в землю закапывать во славу доселе не истребленного принципа талиона? Око за око...
Муторно и гадко. Превращаться в палача нет желания, но и оставлять безнаказанным убийство тоже нельзя. Куда ни кинь... легче не будет.
Как ни ломал Артём голову, ответ на извечный вопрос, мучавший равно русскую творческую интеллигенцию девятнадцатого века и гражданина Козодоева в кинокомедии 'Бриллиантовая рука', так и не нашелся. Хотя времени на размышления было предостаточно — почти целый день.
Этот день Артём провел в гостеприимном доме Величева. Практически безвылазно, не считая похода за очередной порцией спиртного и закуской. Жевал бутерброды и пельмени, полировал пивом водку, смотрел телевизор, приглядывал за хозяином квартиры. Тот по-прежнему обитал в ванной комнате, с наручниками на руках и кляпом в зубах, однако Артём больше его не мытарил и даже — в соблюдение Женевской и прочих конвенций — кормил, поил, оказывал неотложную медицинскую помощь (обрабатывал раны, перевязывал, обезболивающие таблетки давал) и выводил... для отправления естественных надобностей.
Процесс отправления надобностей, откровенно говоря, обставлялся мерами предосторожности: бандит справлял нужду в наручниках, предварительно защелкнутых на руках впереди, и под приглядом надсмотрщика, вооруженным тесаком. В тех же целях Артём пленника от батареи отковывал поэтапно. Связывал ноги, потом снимал наручники, заставлял Величева нагнуться и вытянуть руки вперед, снова защелкивал браслеты, развязывал ноги и вел бандита в туалет. Затем все повторялось в обратной последовательности.
Надсмотрщику подобные фетишистские забавы удовольствия приносили мало, особенно с учетом того, что пленнику требовалась помощь при снятии и натягивании штанов, но ради соблюдения принципов безопасности Стрельцов их терпел. В остальном Величев проблем не доставлял.
Вместе с тем вопрос о том, что делать с Брагиным, а также с томящимся в ванной комнате пленником и прочими супостатами, висел в воздухе. Артём и сейчас продавливал пятой точкой комфортный величевский диван, прихлебывал чай — от алкоголя уже тошнило — и размышлял о превратностях бытия и дальнейших своих действиях. Как уже было отмечено выше, размышлял безрезультатно. На ум ничего не приходило.
И сон не помог. Говорят, утро вечера мудренее. Опытным путем Стрельцов установил, что далеко не всегда. По крайней мере, после продолжительного сна на том же несчастном диване Артём так и не определился, что ему делать с бывшим однокашником: мстить или простить. То казалось, он готов плюнуть на месть и забыть и о Брагине, и о Туманове, и о прочих подонках. Вернее, постараться забыть. Бог им судья, тем паче кое-кто уже судьбой наказан. То вдруг в груди рождалась дикая ярость, вскипала пенным гребнем и захлестывала разум. И у Артёма тут же возникало желание схватить нож, топор, молоток, дубину, да что угодно и бежать на поиски Брагина. Найти и изуродовать. Схватить его за волосы и молотить мордой о кирпичную стену, пока зубы не искрошатся до последнего, а физиономия не превратится в кровавый блин, покрошить Ромину упитанную тушку на мелкий фарш, испражняться на...
Приступы ярости заканчивались, и вновь Артём был готов, если не простить, то хотя бы не убивать.
В результате многочасовых душевных метаний выкристаллизовалась единственная дельная мысль — для начала попытаться найти Брагина и поговорить. Выяснить побудительные причины его поступков. Потолковать по душам. В той же канве, как и с Величевым. Не обязательно бить Рому по голове и приковывать к батарее, тем более — пальцы отрубать, но побеседовать без свидетелей и помех стоит. В располагающей обстановке. А потом, с учетом итогов 'собеседования', решать.
Где только искать Ромочку? Виделись они ведь за последний десяток лет, как в старой доброй песне поется, один лишь раз, ни адреса, ни телефона. Хотя, стоп, номер телефона-то Брагин ему давал. Рабочего телефона, если память Артёму не изменяла. Память, словно идеальная жена, в данном случае хранила верность, и Стрельцов даже припомнил, что в ту их единственную короткую встречу около газетного киоска Брагин наплел ему что-то неудобоваримое. Мол, домашним телефоном еще не обзавелся, а номер сотового менять собрался.
Чушь какая! Особенно про сотовый. И, что удивительно, Артём эту чушь слопал за здорово живешь и глазом не моргнул. Хотя калач тертый, мог бы и сообразить, что встрече с ним не очень рады.
Номер собрался менять. И что?! Разве это проблема, мог и дать старый номерок другу детства, авось успели бы созвониться до подключения нового. Нет, все очевидно: Рома ему просто номер сотового сообщать не хотел. Не желал общаться, гаденыш. А рабочим телефоном, как пить дать, человек десять пользуются, не меньше — поди, дозвонись. А дозвонишься, попросишь пригласить господина Брагина, но того, естественно, на месте не окажется. И разговаривать с неприятным — в чем нет сомнений, к друзьям бандитов не посылают — тебе человеком не придется, и приличия соблюдены:
— Звонил? Ах, да, говорили, но ты знаешь, закрутился, не успел, поздно сообщили... С сотовым подобная, используя лексику продвинутой молодежи, лажа не прокатила бы, а с рабочим телефоном — запросто.
Интересно, номер рабочего телефона Брагин дал правильный или изменил пару цифр на всякий случай? Жаль, что он не успел Роме позвонить до того, как...
