Кхм, конечно, к сим тучам прилагалось и всё остальное — симпатичная мордашка, серебряные короткие волосы, накаченная фигура. Но я заметила только глаза — ни у кого таких не видела.
— Пить... хочется... — сипло выдала я и закашлялась.
Как только залпом выпила два стакана родниковой воды, озвучила мысли:
— Жду объяснений.
Сероглазый паренёк переглянулся с кем-то за моей спиной, дождался согласия, по-видимому, и начал объяснять:
— Моё имя — Тарье Айнар Энген, а находишься ты в Ледяных Чертогах.
Точно — секта! Иначе быть не может. И имя у паренька какое-то странное, несколько на норвежское смахивает — этим "Тарье", я знаю, знаменитого биатлониста зовут, Тарье Бё. Кстати, стреляет так себе, а бегает — ух!
— Она не верит, — произнесла женщина и подошла ко мне. Седая, будто невозможно старая, глаза чёрные, как бездонные колодцы. Но на лице ни единой морщинки, а в уголках бледных тонких губ прячется улыбка.
Злорадная улыбка.
— Моё имя — Кирстен, я Главная Прорицательница Ледяных Чертогов, — улыбнулась она и присела на край кровати. Я непроизвольно отодвинулась от неё подальше. — Можешь звать меня Кирой. Я помогу тебе вспомнить.
— Что вспоминать? Я помню, кто я такая, где я живу, учусь — этого предостаточно. Всё остальное — сущая нелепица и ерунда, вы оба выдумываете и пытаетесь затащить меня в свою секту, так ведь?
Сложив руки на груди, перевела злющий взгляд на ржущего Тарье. Что я такого сказала?
— Тяжёлый случай, — вздохнул он, переставая смеяться, аки бешеный конь. — Только не говорите, что при таком потрясении она сможет нормально учиться и соображать.
— Сможет, — кивнула Кира, не отводя от меня пытливого взгляда. — Вот сейчас выпьет чего-нибудь отрезвляющего и сможет. А пока-а...
Она прикоснулась холодной ладонью к моему лбу, уж больно горячему в сих Ледяных Чертогах.
— Так, ментальный щит я восстановила, физический убрала. — Прорицательница встала. — И не советую выходить за границы монастыря, моя дорогая Мгла, не то не поздоровится.
Тарье и Кира ушли, оставив меня наедине с самой собой.
Голова будто медленно наливалась свинцом — такой тяжёлой она становилась. Волосы — седые, длинные, почти что прямые — потеряли блеск. Кстати, а почему они седые? Я же была русой!
Неужели эти двое правы?.. И почему они назвали меня Мглой?..
Я напряглась, попыталась вспомнить хоть что-то, но получила только черноту перед глазами.
Чёрт! Проклятье! Как не вовремя!
И... мне было страшно. Очень. Находится одной в белых палатах — ощущение появляется, будто в морг готовятся отвезти.
Не знаю, сколько я просидела, не двигаясь и стараясь не потревожить память, как прямо в голове раздался мужской голос — незнакомый, но жутко приятный:
"Эль? Эль, ты меня слышишь?"
О боги, кто это?
Я притянула коленки к груди и испуганно сжалась у изголовья кровати.
"Эль?"
Сие имя нравится намного больше данного мне Кирстен, но страха, тем не менее, нисколько не убавилось.
"Лиза, ответь, пожалуйста. Я же знаю, что ты здесь".
Взглянув зачем-то на потолок, тихо ментально ответила:
"Кто... Вы?"
На границе сознания — тяжёлое дыхание. А потом, когда шок у собеседника прошёл, он сипло выдохнул:
"Ты издеваешься?"
Я? Да никогда в своей жизни. Особенно без надобности.
"Если ты сейчас же мне ничего не объяснишь..."
Но его прервала Кирстен, ворвавшаяся в палату смерчем — разгневанным, седовласым, неудержимым смерчем.
Бледную щёку обожгла пощёчина.
Обидно — за что?
— Никаких ментальных разговоров, маленькая Мгла! — взвизгнула Кира, потирая покрасневшую ладонь. — И не смей мне лгать, я всё равно всё узнаю! Ещё раз свяжешься с внешним миром — пойдёшь кормить мантикор!
Кажется, я поняла, с каким смыслом произнесла она эту фразу. "Кормить мантикор" означало только одно — "Им понравится человеческое мясо на завтрак/обед/полдник/ужин (нужное подчеркнуть)".
Прорицательница — или как они себя называли? — снова ушла, а ощущение чужого присутствия пропало. Наверное, она как-нибудь сумела обрезать ту призрачную связь, воцарившуюся между мной и неизвестным мне мужчиной.
Или всё-таки известным? Ведь он знает меня.
Вдруг воздух вокруг меня как будто загустел, превратился в кисель.
Очень странно, очень
"Нет ничего странного, хозяйка, — молвило... пространство? — Да, это я, Лихостенье. Неужели и меня не узнаёшь?"
Я сейчас и в Господа-бога уверую, не то, что в тебя, Лихостенье.
На миг мне показалось, что пространство будто воровато оглянулось на входную дверь, а потом укутало меня ещё больше.
"Я могу минут на пять-семь отправить тебя к Ро...хм, дракону, — зашептало оно. — Задержать Кирстен я попробую, она не узнает о твоей пропаже. Но вернуться тебе придётся — это раз, и больше ты отсюда даже мысленно (а сейчас ты именно сознанием уйдёшь) пропасть не сможешь — это два. Всё поняла?"
"Ага".
Лихостенье довольно муркнуло, и в следующую секунду я с негромким писком упала прямо на красноволосого дракона.
— Уй!
Кто из нас это сказал — так и не поняла, но тот факт, что меня держат за предплечья и буквально заставляют смотреть себе в жёлтые, почти что янтарные глаза — пугал.
— Давай по порядку! — рыкнул красноволосый.
Красив чёрт! Слишком красив! Интересно, а он мне друг или так... молодой человек?
— Я тебя не помню, — радостно сообщила я. — Я ничего не помню. Ну, кроме как моей жизни на Земле. Всего остального, чисто магического — не помню, амнезия у меня, капитальная. Ещё Главная Прорицательница Ледяных Чертогов сказала, что у меня полное выгорание. Что это такое?
Дракон застыл. Замер, как ледяная статуя, не шевелился ни йоты. А когда отмер...
— Лихостенье, отвлекись, пожалуйста, — приказал он и склонился к моим губам.
По телу будто разряд тока пробежался, я аж вздрогнула от неожиданности. Спина мурашками покрылась, а он всё продолжал сминать губы в поцелуе. Дразнил, успокаивал, приказывал остаться... Я не знаю, что ещё можно передать через поцелуй, но в данный момент я чувствовала все эмоции дракона. Все.
И я просто перестала существовать — мне было абсолютно, откровенно наплевать на Кирстен, на моё заточение, на моё проклятие. Главное, что сейчас рядом был он — и всё.
Я уверилась в мысли, что и тогда, до потери памяти, он мне нравился. Сильно. Но я отчего-то не подпускала его ближе. Боялась? Наверное.
Дракон оторвался от меня и спрятал лицо в ладонях. Надолго.
— Постарайся вспомнить, — наконец сказал он и взглянул на меня, сцепляя пальцы в замок. — Через три дюжины дней я попробую прийти в Чертоги.
Через три дюжины?
— Какое сегодня число?
— Седьмое эта... то есть, февраля. — В этот на мой непонимающий взгляд чуть усмехнулся: — В календаре магического мира тридцать, а не двадцать восемь дней.
Я посчитала в уме и изумлённо пробормотала:
— 13 марта. Мой день рождения. Ты знаешь?
— Конечно, я ведь тебя два года поздравить не мог. Сейчас представится прекрасная возможность. Не так ли?
"Дети, время!"
Дракон осклабился.
— Само ты ещё дитё, Лихо! — задорно улыбнулся он и ещё раз привлёк меня к себе. Не, я так привыкну и уходить не захочу!
Момент перехода оказался... незаметным. Я просто исчезла в одном месте, согреваемая горячими ладонями дракона и почему-то целующаяся с неким отчаянием, и появилась в другом, возмущено разглядывая пустые палаты.
А губы горели.
Глава шестнадцатая. Ледышки.
Любой час в жизни может быть последним.
Стивен Кинг.
В следующий раз Кирстен заявилась в палаты с каким-то большим и пугающим шприцом. В нём плескалась светло-голубая жидкость со льдом. Ну и то, что "прививку" собираются делать мне — м-да, это совершенно не обнадёживает.
С самой-самой приветливой улыбочкой Кира без слов перевернула меня на живот, задрала ночную рубашку и вколола полурастаявший лёд под лопатку. По телу немедля прокатилась волна леденящего холода и дрожи, по коже поползли мурашки.
— З-зачем эт-то? — самозабвенно стуча зубами, поинтересовалась я. — По-друг-гому поизд-деваться н-нельзя?
Прорицательница хмыкнула.
— Переодевайся, — приказала она, любовно поглаживая пустой шприц. — Начнём твоё обучение, молодая Мгла.
Да почему Мгла-то? Я самый светлый человек на свете, вон, даже волосы светлые!
Никогда блондинок не любила.
Встала, переоделась в брюки и рубашку, невесть откуда взявшиеся на подушке, и поспешила за Ледяной... эм... Выдрой. На добрячку она явно не тянет.
Спрятав меня в каменной келье под озером (я сумела его выглядеть из единственного на всю женскую половину монастыря окна), Кира сунула мне в руки три талмуда и велела прочесть всё до конца за два дня. Я было открыла рот — мол, вы издеваетесь, госпожа Главная Прорицательница, но меня смело заткнули.
С этого момента потекла моя адская жизнь под слоганом: "Хочешь жести — покорми малышек-мантикор!"
Все мои прегрешения — включая невымытую за собой посуду после завтрака и невыглаженное платье для госпожи Выдры — заканчивались только одним испытанием-наказанием. Надо было свежим, с кровью, плохо прожаренным бифштексом накормить монастырский зверинец, то есть мантикор. Эти, с позволения сказать, малышки, каждая размером с хорошего телёнка, жрали-и-и... дайте и мне, боги, возможность столько жрать и не толстеть!
Но были в обучении и хорошие моменты.
Например, мне помогли разорвать контракт с какой-то Бешеной охотой. Я, честно говоря, проделала ритуал с удовольствием — всё равно не помню, кто такие, но интуиция доверчиво подсказывала: правильно, Лизка, делаешь. Прочертив над моей головой пентаграмму, Кира и две её помощницы (не помню их имён) буркнули под носы слова заклинания и с довольным видом проследили, как меня скрючило от боли. Ну да ладно, кто старое помянет — тому глаз вон, а я не хочу держать на сих умственно отсталых зла и лишаться органа зрения.
Каждый день мне кололи то самое светло-голубое зелье. По словам Кирстен, это снадобье возвращало память. Тарье на все мои расспросы только загадочно ухмылялся и сваливал на мужскую половину монастыря. Однако амнезия не излечивалась, и я потихоньку стала тешить себя мыслью о повторной потере памяти и полном возврате домой, на Землю. Что-то больно надоели мне все со своими заморочками.
Однажды мне приказали обернуться. Я по инерции и вопросила: "Во что?", а они мне в ответ: "В ирбиса или в дракона, смотря кого ты больше любишь". — "А в других нельзя?" — "Нет. У тебя больше тотемных сущностей нет". — "А почему?" — "А это у тебя спросить надо". — "Спрашивайте". В общем, в тот день моя шея вновь пострадала от тяжёлой руки Прорицательницы.
Что самое интересное, так это абсолютное нежелание учить меня прорицанию. Абсолютное. Непоколебимое. На любые вопросы о гаданиях меня посылали куда подальше. Мне жутко не нравился такой поворот событий: одно дело, давать читать всякие разные книжки на околопрорицательную тему и заставлять учить теорию, другое — обучать на практике. Сие было похоже на их же "лечение амнезии" — чего-то дають, заставляють, а ничего не получають.
На двадцать третий день моего пребывания в Ледяных Чертогах мне приснился странный сон. Он был похож на видение, но... сомневаюсь я. Если б помнила, сказала б точнее... А так...
Я стою у входа в огромное здание — серокаменное, грозное, у первого этажа оплетённое розами и плющом. У главных ворот стоит черноволосый мужчина и улыбается. Кому? Мне? Почему мне? Ведь я его не знаю... Или знаю?
Внезапно за его плечом проявляется, аки deux ex machine, дух синеглазой, темноволосой женщины, как две капли похожей на него. Вернее, он похож на неё — она старше мужчины раза в три-четыре.
Понимание приходит неожиданно.
Эта женщина — моя бабушка, умершая, но отчего-то вернувшаяся в подлунный мир.
Чувствую, как падает от удивления челюсть.
Бабушка смеётся, запрокидывая голову. Так знакомо...
— Вспоминай, внуча, вспоминай, — щёлкает она меня по носу. — Не бери грех на душу.
Видение меняется.
Дежа вю. Это уже было.
Я сижу на трибуне футбольного стадиона в Химках, поле полностью устлано землёй и газоном, не видно ни разметок, ни ворот — ничего. Ровно на середине поля двигаются размытые тени. Я спускаюсь на поле и пытаюсь пробиться сквозь внезапно появившуюся стену из молний. Она не пускает меня, и я ударяю о неё ладонями. Ледяная магия вырывается из них, и стена разлетается, а я застываю от увиденного перед собой.
Совсем рядом со мной стоят два человека в чёрных масках, полностью закрывающих их лица. У них в руках длинные, с полтора-два метра, плети, они размахиваются и с силой опускают их на спину человека. Я опускаю взгляд чуть ниже и вскрикиваю — на коленях, склонив голову к земле, но не падая и не горбясь, стоит дракон. Его спина уже не похожа на спину — какое-то кровавое месиво, кожа висит клочьями, кровь струится не ручьём — рекой.
Меня охватывают разные чувства: обида, злость, раздражение, жалость, желание отомстить, бросить, оставить человека в беде — я действительно разрываюсь на тысячи кусков и едва ли не кричу, когда очередная плеть опускается на спину знакомого. Я не знаю, что делать. Мой разум полностью отключается, оставляя место только зрительному и слуховому восприятиям.
"Я помогу", — шепчет Ирма, а я чувствую, как моё сознание затопляют чужие холодные мысли. Я отключаюсь на несколько секунд — не вижу, не слышу, не чувствую. И только в самый последний момент, когда плеть неожиданно опускается на левую лапу и обвивает её, сжигая болью дотла, я просыпаюсь. С ужасом смотрю на плеть на бело-чёрной шерсти, но не пытаюсь возразить. Наоборот, вторую плеть я ловлю теперь уже второй лапой. Крик помимо воли срывается с моих губ.
Я проснулась, задыхаясь и крича в подушку. Угол оной был оторван, перья грустно свисали вниз. Меня ощутимо затрясло — знакомый панический страх, эти жестокие панические атаки... Опять не уснуть, пока перед глазами перестанет темнеть, цветные мушки пропадут, а дыхание выровняется...
Села на кровати, зажала голову между коленей. Бабушка любила повторять эту фразу — "не бери грех на душу". Но почему она приснилась мне? И кто этот мужчина?
Попыталась вспомнить — не получается, только головная боль усиливается, и плакать хочется от вдруг нахлынувшего чувства одиночества.
Почему мне кажется, что вторую часть сна я уже видела?
Встаю...
Брожу по келье...
Порываюсь снять решётку с окна...
Внезапно торможу...
Меня останавливает нелепое шевеление на голове. Что за...?
Кидаюсь к зеркалу и...
— Мам-мочки! — С бешеным визгом прослеживаю, как часть волос, от секущихся кончиков до корней радостно приобретает рыжий цвет.
А вместе с ними приходят воспоминания. Малая часть, конечно...
— ...но снадобье действует, чёрта с два, действует!
