— Не горячись, Юрий Ефимович,— генерал-полковник поднял руку и стал ею помахивать.— На тебя бочку никто не катит. В одной лодке сидим. Гребем только вот плохо и вразнобой. Давайте снова вернемся к вагону. Потапов, еще раз опиши.
Около получаса Потапов в подробностях описывал произошедшие на железной дороге события.
— Да. Стреляют хорошо,— констатировал по окончании рассказа Потапова генерал-полковник.
— По хорошей стрельбе, Сергей Сергеевич, есть очень старые данные, еще от начала семидесятых,— генерал-лейтенант из управления разведки полез во внутренний карман кителя. Достал записную книжку.
— Район какой?— полюбопытствовал контрразведчик.
— Вот,— генерал-лейтенант отыскал нужную страницу,— Хабаровский край Охотский район, сентябрь семьдесят первого года,— прочел он.— Была крупная складчина по линии Внешторга и Минторга, от нескольких групп. Полный провал. Потеряли восемьдесят девять человек, в основном, из уголовной среды. Набирали для этого дела по линии ВТК через внутренние войска, шестерых успели вывезти вертолетом.
— А ну, где это на карте?— генерал-полковник расправил края у лежащей на столе пятикилометровки.
— Вот,— генерал-лейтенант ткнул в верховья реки Урак.
— Это от радарной станции на Нюлике около трехсот километров,— Сергей Сергеевич постучал шариковой ручкой по карте.— Василий Павлович, что ты знаешь об этом?— он обратился к генерал-майору контрразведчику.
— Очень мало. Экипаж был военный. Трое разбились под Мурманском — попали в снежный заряд — в семьдесят седьмом, а бортмех утонул в Киеве годом раньше, прямо против Печерской лавры. Был пьян. Это — по экипажу. Восемьдесят девять трупов, как назвал генерал-лейтенант Гунько, никто не искал, сгинули. Из шестерых, что вылезли из этой переделки, пятеро пропали, найти не удалось. Их, видно, свои прибрали. Шестого в восьмидесятом выбросили из высотного дома по Калининскому проспекту со связанными руками. Ему, кстати, при погрузке в вертолет положили две пули в обе половинки задницы, прямо на сходнях. Его потом лечили в нашем закрытом госпитале, потому и имеем информацию из первых рук. Кто были восемьдесят девять покойников, и были ли они вообще? Иди сыщи. Есть подозрения, что брали из ИТК, предварительно сделав их покойниками по документам. Лагерные, конечно, концы спрятали. Выброшенный в окно был "в законе", пять судимостей, большой человек. Никто афишировать не стал это событие, умолчали. Об этом падении нет даже в сводках по МВД. Знаю, что были переговоры. Семь человек, ездивших договариваться годом спустя после бойни, в восемьдесят первом были убиты в разное время и в разных городах, но все — летом, и все — на юге. Судимых среди них не было. Мы проверили круг их знакомых и друзей, женщин. Из близких к ним по совместным делам (а это золото, валюта, драгоценные камни) — труп на трупе, и большинство с сердцем. Нашли любовницу одного из них, она прошла мимо сетки КГБ. Женщина поведала, что с осени семьдесят второго он стал какой-то дерганный, пугливый, прямо до болезни. Такая вот информация. А получили мы её не в Союзе. Имею в виду гибель такого количества людей. Она пришла по линии внешней контрразведки ГРУ, три месяца назад. Из Канады. Там погиб их сотрудник, ехал в рейсовом автобусе, из Торонто в Калгари, который столкнулся с тяжёлым грузовиком. Из семнадцати погибших один — наш. Случай. Так вот у его жены и взяли странный дневник, где он описал события. Его кто-то нанимал сходить туда на переговоры, но после вот тех семи, и он ходил. Впустую. Наниматель его — кто бы вы думали? Никогда не догадаетесь. Тогда — первый заместитель министерства Минвнешторга. Помнишь, Сергей Сергеевич?— генерал-полковник кивнул.— Дубасов. Дубасов Петр Леонидович. И тоже — покойный. Сердце. Вот и всё. И ещё хочу своё мнение вам сказать, чтобы всё сразу. Дело это пахнет дерьмом. И прямо и косвенно в нём принимали участие многие из КГБ, Президиума Верховного Совета и так далее.
— Переговоры с кем были?— спросил Гунько.
— Кто с семерыми вёл — не знаю. По содержанию дневника на переговоры приходил один и тот же человек. А вот описания нет. Никакого. Даже намека на образ нет. Ноль. Этот сотрудник был умён. Очень. И, судя по характеристикам, сам себе на уме.
— Думаешь, перекупили?— предположил Гунько.
— Варианты крутить — толку нет,— генерал-майор махнул рукой.
— Василий Павлович, а число погибших тогда, в семьдесят первом, в дневнике проводилось?— задал вопрос Потапов.
— Данные эти именно оттуда. Пришедший на переговоры якобы сказал, что если надо будет, мы здесь не то что восемьдесят девять человек, восемьдесят девять тысяч положим, места хватит,— Василий Павлович Евстефеев прикурил сигарету и продолжил.— В Комитете об этом не знали. Или знали, но сделали вид, что не знают.
— К вам как попало из ГРУ?— спросил Сергей Сергеевич.
— Мы их сейчас держим в своей цепи, по внутренним связям. У них люди стали вдруг пачками не возвращаться из всех стран подряд, так вот и извлекли. Они нам "по дружбе" сбросили данные, которые в главной машине, но по которым не велось расследований. Записки их сотрудника сразу и выпали. Я лично сам ходил на машину, пустили, правда, не сразу,— Евстефеев сложил пальцы фигой и поднёс к носу.— Но делиться пришлось.
— А по линии Комитета этой информации точно не было?— генерал-полковник был мужик дотошный.
— Ты же в курсе, Сергей, что мы у них смогли извлечь. Адское нагромождение. Шли уже по оставленным фактам. И все. Такое ощущение, что специально не копали. Я же сказал — дерьмо,— Евстефеев сплюнул на пол.
— Если предположить, что дело это затеял Андропов, и это его детище, то концы почти сходятся,— сделал набросок Гунько.
— Все, кто в Комитете на этом деле сидел, выбыли. Скоблев — это оперативная разведка по борьбе с бандитизмом — с сердцем слёг, еле откачали. Я сам был у него, лично, совсем плохой. Врачи говорят — обширный инфаркт. Так он меньше года занимался этим делом. Почитал, говорит, и решил — муть это все, вымысел. Да и вы все ознакомились, знаете — чепуха чепухой. Реальные факты есть, и в то же время ничего нет. Скоблев, кстати, работник цепкий, с опытом. Кириллов, это ответственный за ведение дела, после отставки своего негласного шефа или до отставки шефа из Политбюро — исчез. Поиск ничего не дал. Кириллов связным быть не мог — мелкий порученец. Сергеев Алексей Иванович, знаете, руки на себя наложил, а он с Давыдовым вместе втихаря копал. Остальные все там в КГБ косвенно причастны. Полная информация была у троих, изначальная — у двоих. Сергеева нет, а Давыдова поймать надо,— Евстефеев затушил сигарету в спичечный коробок.
— Его, хоть и стар, ловить тяжело. Он ведь сыскарь от Бога,— Гунько ударил себя по ноге.— Того, кто сам умеет ловить, нелегко подцепить. Василий,— обратился он к Евстефееву,— я вот что думаю. Там в деле у них привязан был некий Крестовский. Я Сергеева знал ещё по работе в Министерстве обороны, ему должное надо отдать, умница был.
— Ещё какой умница. В ряде дел он меня спас, хоть мы и были во вражде,— Евстефеев вздохнул.
— Вот мне и кажется, что Сергеев не случайно к делу Крестовского этого примазал, как думаешь?
— Рядить не хочу, Ефимович, уж очень всё как-то повисло. Либо этот Крестовский был из-за кордона, и покойный Алексей его к делу привязал для того, чтобы скрыть явного врага в своей конторе, что вероятнее всего. Либо тот действительно свой, и бестия еще та. Либо Алексей был сам в игре, а тот — действительно чужак. Но не простой. С интересом,— Евстефеев понурил голову.
— Смотри, Василий, что выходит. Крестовский был амурец. И, как говорят бумаги, недалече отсюда его могила. Что это — случайность?— на лице Гунько застыл вопрос.
— Что с того?— Евстефеев поднял глаза.— Случайности ты в систему не увязывай. Охотск-то вон где. И то, что Давыдов здесь слез, ничего не говорит. К тому же охотская бойня была, когда Крестовский этот под стол ходил.
— Это ты правильно говоришь,— согласился Гунько.— Только Давыдов тут не случайно спрыгнул с поезда. Кланы эти есть. Это без сомнений. И либо он был с ними, либо он вышел на них. А вот к границе пошли, отвлекая от него. Путь его был к ним сразу, изначально. Эти лесные оттого, может, и потянули его к себе, что нас вокруг него засекли.
— Много что-то у вас всяких "если",— генерал-полковник расправил руки, потягиваясь.— А эти "если" ловить помогают.
— Товарищ генерал-полковник, здесь в Сковородино начальник радарной станции с Нюлика. Оборудование получает. Может его пригласить?— полковник Иштым, отвечавший за радиоразведку и спутники, встал.— Я с ним знаком лично, был у него на станции два года назад проверяющим.
— Да не вставай ты, Юрий Аркадьевич,— генерал-полковник махнул на него.— Сиди, Павел,— обратился он к подполковнику Апонко,— а ну, сыщи.
Подполковник исчез за дверьми. Было слышно, как "газик" резко ушел с места.
— Что-то смутно подсказывает мне, что снайперы в Охотске и стрелки здесь, чем-то связаны невидимым,— пробормотал Гунько.
— Наверное, у них одна школа, а может — это они и есть,— Потапов выложил на стол гильзы.— Вот единственные улики.
Все сидевшие взяли по несколько штук, стали осматривать.
— Обычные гильзы, кроме вот этих коротких,— подвёл итог осмотру Евстефеев.
— Пистолетные — да, обычные. Но без следов,— ответил Потапов.— У нас эксперт в группе. Сказал, что вообще без каких-либо следов. Даже установить, из одного ствола они или нет, возможность отсутствует.
— Конкретней, Валерий Игоревич,— генерал-полковник внимательно стал осматривать гильзу.
— Гильза соприкасается с металлическими частями, они на ней оставляют следы. Эксперт говорит — чистые. Я сам не поверил, лично смотрел. Точно. Чистые.
— Выводы какие?— спросил Евстефеев.
— Мы с экспертом судили — рядили и сошлись на том, что они пользуются керамикой, но особой. Так как керамика всё-таки даёт след. Слабый, но даёт. Наш эксперт вообще настаивал на том, что оружие из пластмассы.
— А эти короткие?— Гунько вертел в руке почти плоский кругляшек.
— Чьё изобретение — неизвестно. В мире появилось недавно. По линии Интерпола есть такие находки. Он с виду железный, а на самом деле — силикон. Варево сложнокомпактное. Пороховой заряд без оболочки, как в морской артиллерии, вылетает из ствола вместе с пулей,— Евстефеев крякнул.
— Ствол не выдержит многократности,— усомнился полковник Сундук, ведавший в управлении космическими исследованиями.
— Если стальной — да. А если химический состав ствола держит температуру и давление взрыва, то проблема решается,— ответил ему Евстефеев.— Западные делают что-то подобное для специальных подразделений. Такое оружие не видит аппаратура.
— Значит и эти обзавелись. Средств имеют немало. В тайге лучшего и желать нельзя. Брось хоть в воду, хоть в кислоту — всё выдержит. Вечное. Почти,— генерал-полковник повернулся ко входу. Подъехал "газик", и в будку поднялся полковник, мужчина в летах, в застёгнутой по уставу шинели.
— Товарищ генерал-полковник,— он сделал два шага и козырнул.— Гвардии полковник Пешков. Прибыл по вашему приказанию.
— Как вас по имени — отчеству?— спросил генерал-полковник.— Я Панфилов Сергей Сергеевич. Знаете, кто по должности?
— Так точно,— ответил полковник.— Пешков Виктор Владимирович.
— Вот что, Владимирович. Снимайте шинель и присаживайтесь. Жарко, запаритесь. Несколько к вам есть вопросов,— Панфилов достал сигареты.— Павел,— обратился он снова к Апонко,— скажи им, чтобы так сильно не топили.
— Есть,— пробасил подполковник Апонко и вышел.
— Есть, товарищ генерал-полковник,— сказал Пешков, мигом снимая свою видавшую виды шинель и присаживаясь.
— Раз вы знаете кто перед вами, понимаете, что наша беседа должна остаться в полном секрете,— Панфилов внимательно вглядывался в сидящего перед собой Пешкова.
— Есть, товарищ генерал-полковник, мне понятно,— ответил тот.
— Вы давно руководите станцией?
— За год до ввода прибыл к месту службы. С семидесятого, стало быть. Был год заместителем, а потом, шестнадцать лет начальником,— ответил Пешков.
— Значит, вы — старожил.
— Так точно.
— С местными как живёте?
— Что имеете в виду? Гарнизон в секретной зоне, станция тоже, да к тому же тайга вокруг,— полковник осёкся.
— А из ближайших посёлков к вам заходят охотники, геологи, рыбаки?
— Есть грех. Как усмотришь. Люди же,— виновато произнёс полковник.
— Да вы, Викторович, за секретность своего объекта не волнуйтесь. Мой вопрос не о том.
— Владимирович,— поправил Пешков.
— Извините, Владимирович,— исправился Панфилов, отметив для себя, что полковник, однако, с гонором.
— Заходят. Редко, правда. Больше местные, я имею в виду коренных. То рыбки подкинут, то мяса. Всё к солдатскому столу разнообразие. Зима лютая, как без обмундирования? Наше-то. Извините. Ни к чёрту. Ходим не по уставу. Моя вина. Разрешил,— Пешков снял шапку, неизвестно из какого зверя пошитую, огладил мех, вздохнув.
— Что имеете в виду?— не понял Панфилов.
— Шапки, унты, парки.
— Покупаете, что ли?
— Если бы могли. Офицеру-то проще. Зарплата. А солдатику на что?
— Как выкручиваетесь?
— Ох, слечу с должности. Ну да что скрывать. Вы ведь вмиг проверите. Летом косим. Там луга есть приречные прекрасные. Ягоду, шишку и грибы заготавливаем. Сено-то, в основном, для них. Они нам за это мясо с забоя, рыбу зимой. Мех тоже берём у них на шапки. Разный. В основном, недорогой. Заяц, лиса, волк,— он протянул свою шапку Панфилову, отдалённо напоминающую уставную.— Ну, офицеры жёнам ладят из соболя, песца, колонка. Мех получаем в обмен на продукты, спички, соль. Соль особо берут, оленю без соли нельзя. Топливо тоже, бензин и керосин, в основном,— полковник вздохнул облегчённо, вроде как сбросил с плеч непосильную ношу, которая ему давила.
— Что ж, Виктор Владимирович, винить вас за это я не собираюсь,— Панфилов возвратил шапку.— Многим нашим командирам не хватает хозяйской жилки. Вы, конечно, подметили точно — плохо у нас с формой одежды для таких регионов, несомненно.
