Помимо онсэна, на первом уровне находился коридор с несколькими дверями, сейчас закрытыми, и довольно большое помещение со столами и стульями. Из него небольшая дверь вела в другое помещение с загадочными агрегатами, предназначенными, вероятно — если сравнивать с нашими — для обработки пищи. Негромко гудели три больших холодильника (на Терре перекачивающие тепло из внутреннего объема в непосредственно прилегающее пространство). Еще на первом этаже обнаружился спуск под поверхность почвы с еще одним доступным помещением, в котором размещались совсем уж непонятные агрегаты — вероятно, стиральные машины, упомянутые Хиро. На обычные они походили мало. С другой стороны, постоянный вектор не может не накладывать свои особенности на механизмы. Да и количество одежды, употребляемое терриками, превосходит наше порядка на два, так что здоровые коробки, в которые я могла поместиться целиком, имели смысл.
Интерфейс коробки имели чуть более древний, чем из каменного века — если мы верно поняли назначение кнопок, верньеров и дисплеев. На запросы наглазников ни одно устройство не отзывалось, инструкцию по использованию не выдавало, так что мы решили оставить моющих монстров на потом. Мы выбрались из подвала обратно к слепящему солнечному свету и вышли на крыльцо, возле которого ранее встретили обмотанную тканью чику по имени Марико. То ли яркое солнце все-таки согрело воздух, то ли одежда помогала, то ли я начала потихоньку приспосабливаться, но ветер уже казался не таким ледяным, как раньше. И не таким вонючим — обоняние явно решило на время заглохнуть и поменьше комментировать окружающую среду. Мы смотрели на пустую улицу и думали, что делать дальше.
— Сходим поищем магазины? — предложил Алекс, у которого начал зудеть инстинкт исследователя. — Не купить, так хоть посмотреть, как они здесь выглядят.
— Давай. Только недалеко. Сердце колотится. Таблетки бы выпить сначала, а то загнемся от инфаркта.
— Таблетки... недавно ведь пили.
— Врач сказал, пять раз в день. Как раз подходящее время.
— Ладно, уговорила. Принеси, а я здесь посижу.
— Почему сразу я принеси? — возмутилась я. — Ты мано, ты сильнее и выносливее. Вали давай.
— Как настоящий сторонник женского равноправия, уступаю тебе сию почетную обязанность.
— Ну уж нет! Мое дело идеи генерировать, а ты у нас сильный и тупой...
Мы синхронно напряглись и вперились во внезапно посыпавшиеся в наглазниках алармы. Впрочем, они и не требовались. Порыв ветра донес отчетливый запах гари. Пожар? На Терре? Но что здесь может гореть? Не дерево же, в конце концов.
Горело дерево. Точнее, языки плазмы, почти неразличимые в солнечных лучах, вырывались из окна на первом уровне дома наискосок через дорогу. Раньше я как-то и не задумывалась, что древесина по большей части состоит из углеводородных соединений. То есть в рамках общей химии я знала, что такое целлюлоза, но на сознательном уровне никогда не соединяла ее и деревья. Но теперь я осознала, что да, она очень неплохо подвержена горению. А еще здание выглядело деревянным монолитом, и было как-то непохоже, что внутри есть переборки и автоматические люки для локализации пожара.
А потом вдруг что-то негромко бухнуло, и раскаленно-прозрачные языки плазмы вырвались из половины окон первого уровня. Странно тихо зазвенели разлетающиеся осколки стекла (ага, оно на Терре бьющееся). А откуда-то сверху донесся перепуганный детский визг.
У меня совершенно рефлекторно дернулись щеки — закрыть забрало, включиться в аварийный канал, активировать дуйки/бустеры/движки — что сейчас прицеплено к комбезу, тело сгруппировалось, повернулось и толкнулось, нацеливаясь на место взрыва... и только потом я осознала, что на мне нет комбеза, у меня его вообще нет, равно как и бустеров, что никакой аварийный канал здесь, разумеется, не транслируется, а я падаю плашмя на твердую поверхность, к которой прижимает проклятый терранский вектор. А потом что-то твердое впилось мне в спину, вдавившись под позвоночный суппорт костыля, карябая и щипая кожу, поверхность дернулась у моей физиономии, и наручи костыля все-таки успели подвернуться под меня, смягчая финальный удар. А еще потом сверху навалилось что-то массивное и мягкое, но с твердыми углами.
Пару секунд я приходила в себя, потом дернулась.
— Спасибо, что поймал, — придушенно сказала я (дышать я почти не могла, придавленная сверху Алексом). — Теперь слезь. Надо звать на помощь.
— Мы засветимся в местной милиции, — напряженно сказал Алекс, неуклюже перекатываясь в сторону. — И тогда нам кранты.
— А если не позовем, кранты ребенку. Слышишь?
Верещание не утихало, буром врезаясь в сердце. В конце концов, если Стремительные нас найдут, нам не конец. На месте нас не убьют, разве что Бернардо уши от раздражения пооткусывает. А вот ребенка — младенца, судя по голосу — спасать надо. Сколько у нас времени? Как быстро распространяются пожары в местных условиях — с неограниченным доступом к кислороду и горючим материалам, без возможности стравить атмосферу в бездых?
— Я слышу широковещательную передачу, появившуюся сразу после взрыва, — проинформировала Хина. — Открытая. Цифровая незашифрованная и аналоговая одновременно. Мэйдэй, пожар, координаты нашего места — автомат работает. Плюс наверняка есть и кабельная сигнализация в центральную систему мониторинга. Наверняка спасатели уже едут.
— Никуда они не едут... — процедила я, поднимаясь на ноги. — Они все на других происшествиях, забыли? И в любом случае, им еще добраться надо. Ребенок погибнет через несколько вминут. Алекс, что делать?
— Мы не подойдем, жар даже отсюда... Нет, подойдем. Торец модуля на втором уровне — он с противоположной стороны, еще можем успеть.
Последние слова он произнес уже на бегу. Оказалось, костыль умеет передвигаться втрое быстрее, чем в обычном темпе, а заодно прыгать через препятствия. Перебираясь через невысокую ограду, мы синхронно грохнулись на землю плашмя. Однако умные костыли и тут успели принять удар на себя, так что у нас всего лишь на несколько секунд вышибло дыхание. Вплотную к дому жар стоял неимоверный. Струи горячего воздуха струились из окна первого уровня, щерившегося осколками стекла, а внутри за ним уже весело полыхали какие-то штуки — вероятно, для сидения и лежания. Дышать становилось все труднее, и я старалась не думать, какие веселые продукты распада целлюлозы и пластиков сейчас втекают в наши незащищенные легкие. Монооксид углерода — уж наверняка... Окно второго уровня высилось метрах в трех над нами — целое и невредимое, но совершенно недостижимое.
— Идеи? — резко спросил Алекс, с ненавистью глядя на него. Я вполне его понимала — с нашей силой, нормальной для безвеса, но ужасно хилой на Терре, варианты перемещения против вектора как-то не просматривались.
— Анализ руководства костыля завершен, — бесстрастно сказала Хина. — Аварийный режим включается одновременным нажатием на красные кнопки за запястных браслетах. В нем снимаются ограничения на выход силы, а также активируется программа аварийного лазанья. Включить режим можно только вручную.
Я охватила запястья пальцами. Красные кнопки, которые до того казались простыми элементами декорации, едва слышно щелкнули, и тут же громко запищал зуммер. Мгновением позже к нему присоединился зуммер со стороны Алекса. Сверху все еще доносилось мяуканье ребенка — с каждым мигом все тише.
— Аварийное лазанье активировано, — сказала Хина, и тут же наручи костыля сами собой дернулись в стороны — а из запястных браслетов и наколенных протекторов выщелкнулись короткие стальные шипы. — Вбивайте шипы в дерево и подтягивайтесь, остальное костыль сделает за вас. Движение конечности от стены втягивает шипы и отцепляет от точки опоры.
Алекс первым прыгнул на стену, вбивая в нее запястья и колени. На секунду повиснув в нескольких сантиметрах над землей, он оторвал одну руку и выбросил ее вверх. Костыль ускорил движение, втыкая шип в стену. Алекс выбросил вторую руку, одновременно отрывая от опоры колено, и костыль, громко и протестующе зажужжав, дернул его вверх. Я не стала наблюдать дальше, последовав его примеру.
Подниматься оказалось довольно просто. Костыль немилосердно дергал меня за разные интересные части тела, больно врезаясь в кожу всеми браслетами и опорами, но я уже с третьего движения приноровилась к нему. На то, чтобы подняться до второго уровня, у меня ушло двадцать три секунды (спасибо Хине, догадавшейся сохранить хронометраж). Алекс уже висел там на трех конечностях и равномерно бил по окну браслетом свободной руки, вышибая осколки незакаленного стекла и деревянную раму. Я не стала ждать, когда он закончит и, увернувшись от очередного замаха, всунулась в проем и перевалилась через него. Душераздирающе затрещала ткань моей одежды, что-то больно впилось в живот. Но я уже падала на пол руками вперед, и костыль послушно уводил мое тело в болезненный перекат. Восстановив ориентацию в пространстве и поднявшись, я замерла, вслушиваясь в уже почти полностью заглохшие звуки плача. Они шли из-за двери довольно большого отсека, в котором я находилась. Лавируя между забивавшей помещение мебелью и кляня про себя окончательно задолбавший вектор, я добралась до двери, ухватилась за странную шарообразную ручку и дернула.
Дверь не поддалась. Я ухватила ее сильнее и снова потянула на себя. Дверь снова даже не шевельнулась. На попытку толкнуть она среагировала легким, буквально на миллиметр, смещением и снова замерла. Клавиша ручного открывания? Я ткнула в белую пластину рядом с дверью, но никакой реакции не дождалась. Алекс отпихнул меня в сторону и навалился на дверь всей своей массой, усиленной сервомоторами костыля. Я присоединилась к нему. Дверь затрещала не менее противно, чем моя одежда, и начала потихоньку поддаваться.
Еще тридцать две секунды мы бились о нее своими телами и шипастыми кастетами, в которые превратились запястные суппорты и коленные протекторы. Дверь упорно сопротивлялась, расщепляясь на отдельные планки. Температура быстро нарастала — воздух прогрелся уже выше сорока. Комнату начал заполнять густой дым, дышать становилось все труднее. Но в конце концов проклятая дверь все-таки поддалась, и ее остатки просели в сторону открытого коридора. Алекс дернул их на себя — и щепки послушно провернулись на петлях в сторону комнаты. Мы ломали дверь в направлении, противоположном открыванию.
Нам в лицо ударила мощная волна жара и густого дыма.
— Вниз! Ложись! — гаркнула Хина. — На Терре горячий воздух поднимается в сторону потолка!
Мы послушно рухнули на пол. Там и в самом деле оказалось куда легче дышать. Времени задумываться над очередным терранским феноменом не оставалось: голос младенца уже еле пищал, хотя, кажется, совсем неподалеку. Мы вползли в коридор, и тут он пискнул в последний раз и умолк. Глаза резало, из-за дыма и наворачивающихся слез я ничего не могла разобрать — но тут моя шарящая вслепую рука задела за что-то мягкое и пушистое. Я подтянула это к себе, поближе к глазам. В руке оказалось нечто странное, похожее на детскую игрушку — рыжее, сантиметров тридцать в длину, четыре лапы, голова с острыми торчащими ушами, бессильно мотающийся хвост. Я уже почти отбросила его, как оно вдруг шевельнулось, приоткрыло пасть и негромко запищало-заплакало тем самым голосом, что мы слышали все время.
— Лена! — крикнул невидимый за дымом Алекс. — Уходим! Мы уже ничего здесь не найдем, только задохнемся. Быстро! Ты где?
— Я его нашла! — с трудом удерживая рвущий горло кашель, прохрипела я. — Это не ребенок. Я не знаю, что...
— Кошка, — прежним бесстрастным тоном проинформировала Хина. — Домашнее животное, популярное на Терре. Издаваемые звуки сходны с плачем грудного младенца, что заставляет людей проецировать родительские инстинкты...
— Заткнись! — выдохнул Алекс. — Лена! Нам не до животных! Время вышло, надо сваливать...
Его рука задела меня, ухватила за поясничный суппорт, поволокла назад. Я старалась пятиться, не выпуская кошку из одной руки. Та уже больше не подавала голос, но, в конце концов, зря мы сюда ломились, что ли? Хоть какой-то трофей вытащим... В голове мутилось. Потом Алекс захрипел, и его рука обмякла. До меня донесся мягкий удар падения.
— Алекс... — позвала я. — Алекс...
Он не ответил. Становилось все жарче, уже почти нестерпимо, в глазах плыло и кружилось, я ничего не видела. Дышать я уже могла только мелкими частыми глотками.
Вот и все. Глупо. Прилететь на Терру, скрываясь от Чужих, и почти сразу сдохнуть в пожаре, спасая младенца, которого даже и не было...
Ну уж нет.
Я так и не смогла понять, откуда у меня взялись силы. Просто я дернулась, разворачиваясь и не выпуская из рук кошку, и нащупала неподвижное тело Алекса.
— Хина, маяк на окно! — сквозь зубы приказала я, надеясь, что наша цифровая подруга сообразит, чего я хочу, и способна выполнить мое желание. В лотереях мне никогда не везло, но сейчас для разнообразия провидение — вернее, замещающая его Хина — оказалось на моей стороне. В наглазниках вспыхнула и ярко замигала стрелка маяка. Я быстро, насколько позволял костыль, поднялась на четвереньки, уронила на безжизненного Алекса не менее безжизненную кошку, зацепилась за его шейный суппорт браслетом и на трех конечностях двинулась к маяку. Дурацкая и громоздкая мебель страшно мешалась на дороге, но оказалась мягкой, и я почти не набила себе синяков, с ней сталкиваясь.
Как потом оказалось, я ползла по комнате двадцать четыре секунды. Всего двадцать четыре тика. Целых двадцать четыре вечности. В ушах гремело и выло, я и уже не разбирала, что именно — то ли пламя, то ли кровь, то ли сирены снаружи. У окна дышалось чуть легче. Я бросила в него кошку, надеясь, что та не погибнет от столкновения с почвой (если вообще еще не задохнулась), обхватила Алекса за поясницу, невероятным усилием воли заставила свой костыль распрямиться — и спиной вперед вывалилась в проем, раздирая спину и кожу торчащими стеклянными осколками.
А потом вектор радостно набросился на меня со всех сторон сразу — еще радостнее, чем недавно в шаттле — и я наконец-то рванулась в объятия блаженному забытью.
И промахнулась.
Какое-то время я бездумно копошилась, придавленная со всех сторон и отчаянно борясь за крошечные глотки раскаленного воздуха. Потом чувство тяжести резко уменьшилось, зато меня охватил безумный холод, как если бы давление воздуха мгновенно упало раз этак в пятьдесят. Потом меня снова затрясло и потянуло во все стороны разом. Поскольку глаза все еще не открывались из-за острой рези, вызванной дымом, я не понимала, что происходит, и лишь пыталась слабо отбиваться, вслушиваясь в невнятные, но громкие звуки. Потом со стороны спины меня обхватило что-то довольно мягкое и теплоизолирующее, а по контрасту со стороны брюха стало еще холоднее. Зато наконец-то наступил покой, а воздух перестал выжигать мне легкие. Потом к лицу прижалось что-то твердое и холодное, и я наконец-то задышала полной грудью — через маску пошла обогащенная кислородом смесь, настоящее блаженство для моих эритроцитов, скукожившихся от потока СО.
