— Идём дальше... Вот, смотри, ты портишь одежды на замужней бабе, а вот бьёшь её же... Если даже, не принимать в расчёт порчу имущества, нанесение лёгких и средних телесных повреждений, то всё равно канает попытка изнасилования..., — я снова поднёс свод законов к носу Ферапонту, не забыв щёлкнуть его по носу, — что молчишь, то? Ну, не очень много за этот эпизод получишь, конечно... Но, учти! Мужикам, с которыми ты будешь на Сахалине тачками греметь, очень может не понравиться эта твоя статья, но очень может понравиться твоя жирная задница... А, мужики то те, очень долго настоящих баб с большими задницами не видели — там, на Сахалине, то! Смекаешь, к чему я?
Я снова щёлкнул Ферапонта по носу:
— ...Хотя, кто знает! Со временем тебе, может и, понравится. К "хорошему" привыкают быстро...
Ферапонт убито молчал.
— Вот тут, ещё несколько интересных фото... Это ты стреляешь, непонятно в кого... При желании и, это можно — как попытку убийства раскрутить. Хотя, нет! Будем считать, что это ты в воздух пулял — Дуню с дрыном отпугивая. Тебе и, так достаточно.
Подержим паузу, пускай осознает... Достаточно:
— И, это ещё не всё, Ферапонт! Сдаётся мне, это ты мужиков назюкал мой Замок разграбить. Спорим, я сейчас поеду и человек двадцать свидетелей в вашем селе найду?
Молчит. Знает значит, кошка, чей косяк скурила... Я достал ещё фотографию и поднёс опять к глазам Ферапонта. Тот зажмурился, ожидая традиционного щелчка по носу, но в этот раз ему повезло, вернее, мне не надо было отвлекать его внимание от года выпуска "Свода законов":
— Вот это кто, смотри?!
— Ты...
— Правильно. А, рядом кто?
Ферапонт напряг зрение:
— Генерал какой-то...
— Ты что, скотина? Какой генерал?! Да это же дядя нашего Государя Императора — Великий Князь Алексей Александрович! Он — генерал-адмирал, тупая скотина! Ему простые генералы за водкой бегают!
Когда у меня жил Джостик — скрываясь от американского правосудия, он меня кое-каким простейшим фокусам фотомонтажа научил. Правда, я как обезьяна тыкал по клавиатуре в заученном порядке, не осознавал смысла своих действий и, эти мои фотомонтажи можно было невооруженным взглядом разоблачить... Но, не Ферапонтовским невооружённым взглядом.
Глаза Ферапонта верноподданнически расширились, даже тот — заплывший, стал шире... Или, менее заплывшим? Не понятно...
— Хочешь спросить, к чему это я? Да к тому, что когда мы с ним, с Великим Князем, последний раз по весне беседовали за рюмкой чая — не припомню, чтобы он мне говорил, что за время моего отсутствия на Руси разрешили дворянские усадьбы зорить. Разорение барской усадьбы — это покушение на существующий порядок и бунт против Государя Императора!
По роже Ферапонта было видно, что он, наконец-то, вкурил, во что встрял...
— Что об этом говорится в своде законов? — я полистал книжку, уже не поднося её к морде подсудимого — и, так поверит, — ну, вот... Или, очень долгая каторга, или очень короткая смертная казнь через повешение! Ты что выбираешь? Ну, пока полежи тут, подумай... А, я пока твоим дружком займусь.
Подошёл к Первому. Однако, по ходу, у него болевой шок. Как бы не крякнул... Сделал ему противошоковый укол — мне его смерть ни к чему. Подождал, пока подействует.
Наконец, лицо Первого порозовело, он перевёл дух и сказал:
— Спасибо тебе, барин и прости нас, неразумных... Бес попутал.
— Как зовут, то?
— Фёдором люди кличут...
— Если бес попутал, то Бог простит, Фёдор! Тебе долго по ушам тереть, как Ферапонту, не буду. Вот смотри: вот это ты грабишь на пару с Петрухой, вот ты снимаешь одёжу со Степана и с другого моего человека... Даже за это — если грамотно подойти, тебе срок впаяют... Тяжело тебе будет, Федя, на одной ноге с тачкой по Сахалину бегать! Вторую то, в тюремном лазарете отпилят — ты даже не сумлевайся...
Фёдор, он же Первый, угрюмо молчал.
— Ты, Федя, главное — не отчаивайся... До каторги дело может и, не дойти, — в глазах Первого мелькнула искра надежды, — вот смотри: это ты с топором пытаешься убить меня... Смотри, сколько много раз! Почитаем "Свод законов Российской Империи". "Попытка убийства лица благородного сословия, произведенная всяким быдлом неоднократно, цинично и, с особой жестокостью"... Вполне можешь рассчитывать на смертную казнь.
Ну, это отсебятина, разумеется... Я откровенно, с серьёзным видом стебался.
Лучик надежды погас...
— Но ногу, Федя, тебе один хер отпилят! Чтоб её, ногу, хоть несгибающуюся, спасти, с тобой возиться надо. А в тюремных лазаретах возиться не будут — отпилят и всего делов...
Когда я накладывал Феде шины, я понял что тот, не очень то стойко переносит физическую боль:
— А когда тебе — в тюремном лазарете будут отпиливать ржавой, тупой пилой ногу, тебе будет очень больно, Федя...
Первому реально поплохело! А, постебаюсь-ка, я ещё:
— Неудобно, конечно, тебе на эшафоте на одной ноге стоять будет — но так, недолго же! Ррраааз и, всё — готово! А я ещё слышал, что в Нижний из Франции специальную виселицу привезли, для одноногих... Вот, там тебе будет в самый раз! Ты, если что — просись, чтоб на ней...
Пускай полежит, подумает, пойду почирикаю пока с "Миротворцем":
— Так, ты Петруха, значит?
— Так точно, Ваше Благородие! — от всего услышанного у Петрухи, видать, сдвинуло крышу.
— Служил?
— Так точно, Ваше...
— Ладно, расслабься... Анисим, это твой дружок?
— Так точно!
— Ещё раз услышу "так точно", сломаю тебе рёбра с другой стороны. Для симметрии. Понял?
— Так... Понял, Вашенство...
Походил вокруг него, посмотрел, нагоняя жути...
— Ну, тебе то, Петруха, много не грозит..., — показал ему фотографии, — видишь, всего лишь грабёж. Лет пять-восемь каторжный работ и, ты свободен — как муха в полёте! Заодно, с хорошими людьми познакомишься. Научишься у них, глядишь, чему...
Перспектива знакомства с "хорошими" людьми, с последующим у них обучением, Петруху, явно не радовала...
— Тебе, Петруха, главное — похудеть надо срочно! А то на каторге за "кабана" пойдёшь...
— Как это, за "кабана"?
— Да так. Обыкновенно... Когда старые каторжане собираются в бега, то они с собой новичка берут пожирнее. Ну, вроде тебя! И, потом в тайге питаются его мясом..., — читал я про такие случаи..., — что это ты позеленел? Бок опять болит, что ли? Глубоко не дыши... Что, это ты так разволновался, то?! Ты — мужик здоровый, может это ты их съешь!
Сделав полный круг — как белая акула вокруг тонущего "Титаника", снова подошёл к Ферапонту:
— Тут ещё есть интересное фото, Ферапонт! Вот смотри: это Дуня бьёт тебя в глаз. Покажи такое в селе — над тобой усе лошади ржать будут... Вместе с курями и телями!
Аж, заскрежетал зубами:
— Хотел бы отвести в полицию, уже вёз бы... Что тебе от нас надо, барин? — я ж, говорил: умный, падла!
Я действительно не хотел доводить дело до ментов — тем более, до суда... Не люблю я это дело — да и, не хочется пока привлекать лишнее внимание к себе.
— Предлагаешь раскидать на месте?
Немного подумав, Ферапонт кивнул головой, соглашаясь с такой формулировкой.
— А, твои подельники согласны? Может, они предпочитают нары и баланду из гнилых червей?! Со мной же, по-дёшеву не договоришься!
Подумав подольше, Ферапонт всё же крикнул:
— Петруха, подь сюды, — крикнул он Миротворца. Когда тот подошёл, он обратился к нему и лежащему рядом Первому, — барин предлагает миром уладить... Что думаете?
Миротворец первым высказался:
— Конечно, надо бы миром...
Первый угрюмо прохлюпал разбитым носом:
— А, куды деваться? Натворили дел, ...лять...
Ферапонт обвёл своих подельников уцелевшим глазом:
— Мы согласны, барин. Давай, разоряй нас...
Ага. Вот, ты какой мягкий стал — стоило тебя по носу один раз щёлкнуть как следует! Разорять их я не собирался, но ощипать, как следует надо... Материальные дела свои поправить — сколотить первоначальный капитал — словами наших либералов-рыночников! А, как он — первоначальный капитал, сколачивается, как не грабежом колоний или репатриациями с побеждённых?! Только так! Колоний у меня пока в наличии нет, а побеждённые — вот они, имеются!
— Ваня, — обратился я крутящемуся рядом младшему Лузеру, — принеси, пожалуйста, мне табуретку.
Пока Ваня искал ту самую табуретку — переселившуюся к Лузерам, Петруха-Миротворец трясущимися руками пытался завернуть "козью ножку". Он, похоже, один из присутствующих здесь — не считая Громосеки, курил. На глаза попалась пачка "Примы" лежащая на чудом не перевёрнутом во время бурных сегодняшних событий столе, за которым Лузеры обедали, по-летнему — во дворе. Громосека, по ходу, оставил... Пожалел Петруху. Подошёл, взял пачку, вытащил сигарету, засунул ему её в рот и, даже дал прикурить от своей зажигалки.
Наконец, Ваня принёс из дома табуретку. Во дворе обедали на скамьях, то...
Не торопясь, я начал:
— Разорять мне вас ни к чему, но проучить надо. Для вашей же пользы! А, то я вижу — обнаглели вы вконец от безнаказанности. Вообще, боятся перестали...
Помолчал, наблюдая за реакцией. Вижу, у мужиков от сердца отлегло. Ну, сейчас произойдёт знаменитая раздача слонов:
— Ну, во-первых: скидывайте все одёжу и сапоги. В одном исподнем домой поедите... Ну, что? Стесняетесь, что ли?
Пока раздевались, пояснил:
— Мне ваша одёжа ни к чему, Степану она тоже мала. Это, для того, чтобы все в округе знали, что пойдя ко мне за шерстью — вернёшься стриженым! Петруха, помоги Фёдору раздеться, чего стоишь, то? Если будет желание, позже сможете свою одёжу выкупить, я её пока попридержу...
Ну и, персонально:
— На тебе, Петруха, наименьшая вина. Поэтому, у тебя, кроме одёжи, всего лишь конфисковывается орудие преступления — телега. Можешь — прям сейчас и, перепрягать свою лошадь в степановскую телегу. На ней и, уедешь и дружков своих увезёшь. Не скакать же вам всем троим верхом...
Не веря своему "счастью", Петруха в три затяжки докурил "Приму" и чуть не побежал к своей лошади.
— У тебя, Фёдор, ситуация сложнее..., — Первый из Молодцов напрягся, — но, тоже разрешимая. У тебя, за дела твои тёмные и грехи тяжкие, я заберу и, лошадь и телегу. Домой тебя Петруха — как ты слышал, подкинет. Но, этого мало... Чтобы с тебя ещё содрать? А? Может, сам подскажешь, что? Для экономии времени, а то скоро темнеть будет, а вам ещё домой добираться...
Фёдор призадумался, но подсказать не успел. За него это сделал Степан Лузер. А я то думал, что он спит! Ага, заснёшь тут...
— Коровы у него хорошие, дойные...
— Вот! Через неделю чтоб, дойная корова... С телёнком! Была здесь! Ты меня хорошо понял?
— Красаву пускай отдаёт! — уточнила Евдокия Лузер.
— Слышал, Федя? Дама просит Красаву, надо уважить даму...
Достаточно бодро, с полным осознанием, что ещё легко отделался, Первый радостно захлюпал носом:
— Понял, Барин, понял! Красава, так Красава. Я себе ещё наживу.
Ну и, наконец — самый цинус! Ферапонт, слушая всё это, тоже — слегка посветлел лицом. Не очень то радуйся:
— У тебя, Ферапонт, я естественно, забираю коляску вместе с лошадью. Позже — если захочешь, сможешь её выкупить — мне она ни к чему. Также, до дома Петруха тебя подвезёт... Кроме этого, с тебя десять тысяч рублей за моё порушенное имение..., — эх, по глазам вижу — мало запросил! Недостаток у меня имеется — добрый я слишком..., — знаю, сам частично виноват, что уехал, никого не предупредив, оттого так мало и, запрашиваю. Наполовину серебром, наполовину ассигнациями... Не знаю, где возьмёшь, но чтоб через две недели деньги были у меня.
Нормальный, по любому, будет стартовый капитал мне. Да ещё, если его — особенно серебро, несколько раз через портал пропустить...
— За Степана все долги заплатишь... Что он там вашему Князю по отработке, по выкупным платежам должен?
Ферапонт назвал сумму... Не знаю — много это или мало. Я в здешних реалиях ещё — как заяц в географии. Но, Ферапонту, с умным видом сказал:
— ...Ну, так сущие пустяки же, что крохоборничать? Кроме того, с тебя обеспечение продовольствием его семьи, — я показал рукой на Лузера, — ведь ты его трудоспособности лишил. Когда, он теперь пахать сможет? Да и, опять же — мне ущерб... В, общем ты понял?! Кормишь Степана, его семью и его животных до мая следующего года. Первое поступление провианта жду через неделю. Вопросы есть?
— Сделаю..., — угрюмо, но спокойно и, без недавней жгучей ненависти прогундел Ферапонт.
— Особенных деликатесов я от тебя не жду — это должна быть нормальная здоровая крестьянская еда.
Ферапонт согласно кивнул головой.
— Ещё, с Дуней тебе надо рассчитаться... Ты глазищем не зыркай — должен рассчитаться и, всё! Ты ей бесчестие делал? Делал! Одежды ей порвал? Порвал! Сам творил, никто не понуждал? Ну, вот с тебя и, причитается: одеть её, её мужа и детей. Тоже, ничего там, такого особенного, не надо — обычная новая крестьянская одежда и обувь — летняя и зимняя. Ну, как у их жён и детей..., — я показал на Федьку и Петруху.
Ферапонт, конечно — набычился, но спокойно набычился — без излишней злобы...
— Через две недели вместе с деньгами жду одежду. Если, что-то непонятно, спрашивайте не стесняйтесь.
Ферапонт опасливо покосился на кейс, куда я недавно спрятал "улики" и "Свод Законов":
— А эти? Фотографии... Куда денешь?
— Буду хранить у себя в надёжном месте. Если всё, как я требую, выполните и пакостить мне не будете — никому не покажу. Слово дворянина!
Около часа они собирались. Вернее, собирался один Петруха, Ферапонт не мог собираться по причине, что ходил он враскорячку... Ну, просто умора! Промежность, в смысле — яйца, ещё не отошли... В смысле — не прошли... Тьфу, ты!
Фёдора, вообще — отнесли и положили в Петрухину, бывшую Лузеровскую телегу. Не скоро ещё сам двигаться начнёт... Месяц — как минимум, проваляется.
Я завёл мотопомпу и накачал в деревянную ёмкость воды, чтобы напоить лошадей. Налил и, "налётчикам" бочонок, для питья на дорожку — с опохмела да звездюлин, так пить хочется... По себе знаю! Проинструктировал "раненых" как им себя вести, чтобы побыстрее выздороветь. И, бросая на меня угрюмые взгляды, "налётчики-залётчики" отправились в обратный путь...
Мягко я их наказал? Да, практически, чисто символически! А, что делать? Убить, что ли? Ну, во-первых: всё село знает, куда они поехали! А, во-вторых: не умею я убивать людей и, не уверен, что мне стоит этому учиться... Ну, не моё это! А обложить данью покруче — значит загнать их в угол. Этого тоже делать не стоит по многим причинам... А так, пока — на время хотя бы утихнут, радуясь, что легко отделались! А там посмотрим...
Утром Громосека, не успев проснуться, докопался до меня:
— Вова! Мы, что? В прошлом?!
Шила то, в мешке не утаишь, как любила поговаривать моя покойная бабушка.
— Да, Борис Михалыч, мы в прошлом! В тысяча восемьсот девяносто втором году...
— А, обратно можно?
— Можно, можно... Мне можно. И, тебе можно... Через два года, как договорились. Уже, даже меньше двух лет осталось! И мой совет тебе, Громосека: ни по пьяни, ни по трезвяне, не вздумай ляпнуть, что ты из двадцать первого века! И, ничего такого... Этакого. Доказать ничего не докажешь, а попадёшь или, в местный дурдом или в монастырскую тюрьму. Дурдом здесь — это просто подвал, где тебя посадят на цепь и будут каждый день ...издить. Это — метод лечения в этом времени такой. Других то лекарств, пока ещё не изобрели! Некоторым, говорят, очень помогает... Особенно, от депрессии. Поможет ли тебе — не знаю. В монастырской тюрьме из тебя бесов будут изгонять — то есть, тоже...издить. Иначе, без этого — бес не изгоняется. И, главное: никто тебе там ничего, кроме воды не нальёт... А, оно тебе надо?
