Гостья со своего места не могла видеть, что там внутри. Но когда старушка выпрямилась, у неё в руке оказалась вполне привычного вида книга форматом чуть меньше, чем А4, с обложкой из тёмно-синей бумаги.
— Это "Забытый сливовый сад" Егумо Ясито, — торжественно объявила она. — Прочтите что-нибудь отсюда.
Открыв титульный лист, девушка увидела нарисованное тушью дерево, украшенное бледно-розовыми цветочками, и выведенное крупными красивыми буквами название книги. А вот имя автора обозначалось мелким шрифтом в верхнем углу.
Судя по потрёпанности листов, книгой пользовались довольно часто. Не забираясь далеко, ученица начала читать с первой страницы:
Ночь наступила и, сильно пьяна,
смываю я медленно грим,
Сливы цветки
увяли, снимаю с волос.
Тихо проходит мой хмель,
грёзы весны, словно дым,
Тают они,
не возвратишь этих грёз.
Кто-то грустит и грустит,
месяц блестит и блестит,
Полог опущен ко сну.
Снова бутоны увядшие мну,
снова последний ловлю аромат.
Снова весна возвратится ль назад?
(китайская поэтесса Ли Цинчжао (1084-1151?))
Внимательно выслушав её, наставница сурово свела брови к переносице.
— Вы, госпожа Сабуро, неправильно произносите некоторые слова, совершенно не обращая внимание на тональность. Для простолюдинки или какой-нибудь чужестранки — это ещё простительно. Но благородная девушка обязана говорить безупречно!
— Так научите меня, госпожа Андо, — ни мало не смущаясь, вскричала Платина, разыгрывая безудержную тягу к знаниям и кстати вспомнив какую-то прочитанную в детстве книгу, выпалила: — Позвольте мне припасть к источнику вашей мудрости!
Поскольку она сказала это с самым серьёзным видом, то собеседница не уловила в её словах иронии и, благосклонно улыбнувшись, велела:
— Прочтите "Ночь наступила и, сильно пьяна" ещё раз, только мягче.
Хозяйка дома по много раз заставляла гостью произносить одни и те же слова, добиваясь требуемого звучания, так что у Ии скоро начал заплетаться язык.
Видимо, поняв это, наставница сделала перерыв, решив изучить почерк ученицы.
Успев изрядно вымотаться, та попросила отпустить её по нужде. Старушка с неудовольствием поморщилась и заявила, что тоже должна отдохнуть, а занятия продолжатся после обеда.
Хорошо понимая, что она может придраться к любому жесту или движению, девушка грациозно поднялась, отвесила положенный поклон и, лишь выйдя на веранду, перевела дух.
За время совместного проживания в лесу монашка обучила её азам определения времени по солнцу. Поэтому, глянув на небо, Платина сообразила, что полдень или уже наступил, или вот-вот настанет.
Служанка госпожи Андо возилась под кухонным навесом, а её сын швырялся в сарае. Поодаль от хозяйственных построек на длинных бамбуковых шестах сушились штаны, шёлковый халат и мужское нижнее бельё.
Направляясь к павильону по вымощенной камнями дорожке, Ия услышала знакомый голос:
— Госпожа! Госпожа Сабуро!
Обернувшись, она увидела торопливо шагавшую к ней Угару в длинном, стёганом жилете поверх обычной одежды и с какими-то тряпками в руках.
Присмотревшись, девушка заметила возле ограды небольшую, но массивную скамейку на каменных опорах, к которой тоже вела тщательно очищенная от снега, вымощенная камнем дорожка.
Доверенная служанка супруги начальника уезда, расположившись там, держала под наблюдением дом, сад и задний двор.
— Вам что-нибудь нужно, госпожа? — спросила она, подходя ближе.
— Нет, — покачала головой Платина. — Госпожа Андо утомилась и захотела до обеда отдохнуть. А ты что здесь делаешь?
— Да вот зашить кое-что надо, госпожа, — ответила собеседница, демонстрируя пару подаренных Ие нижних штанишек.
— Не замёрзла? — поинтересовалась девушка.
— Нет, госпожа, — чуть улыбнулась служанка. — Там ветра нет и солнышко греет.
— А в павильоне разве не теплее? — усмехнулась её подопечная.
— Темно там, госпожа, — охотно пояснила Угара. — А светильник я зажигать не стала. К чему масло попусту жечь?
— И то правда, — согласилась Платина.
Явившись в своё новое обиталище, она убедилась, что, хотя жаровня ещё не остыла, в помещении уже стало прохладно.
На постели служанки аккуратной стопкой лежало подаренное женой начальника уезда нижнее бельё.
— Мне тоже надо кое-что постирать, — заявила Ия, рассудив, что её грязная одежда сама по себе чистой не станет, а, копаясь в корзине, спутница уже видела её вещи.
— Давайте, госпожа, — с готовностью отозвалась Угара. — Старшая госпожа приказала мне заботиться о вас.
— Она всё тебе обо мне рассказала? — девушка пристально посмотрела на собеседницу.
— Всё, что посчитала нужным, госпожа, — со значением поправила её женщина.
— Тогда смотри, — пожав плечами, Платина извлекла из корзины синий свёрток и разложила поверх своего одеяла: джинсы, свитер, колготки и бюстгальтер.
На лице служанки не дрогнул ни один мускул, хотя в прищуренных глазах всё же мелькнуло любопытство.
— Только я не хочу, чтобы мои вещи висели на тех шестах, — Ия ткнула пальцем себе за спину. — У всех на виду.
— А как же тогда, госпожа? — растерянно захлопала ресницами собеседница.
— Штаны повесь на перила павильона с той стороны, — принялась терпеливо объяснять девушка. — Чтобы в глаза не бросались. Это...
Она взяла лифчик и колготки.
— Могут и здесь высохнуть. На спинке кровати.
— Да как же их носят, госпожа?! — не выдержав, озадаченно пробормотала женщина. — В них разве что ребёнок влезет.
— Я тебе как-нибудь потом объясню, — туманно пообещала Платина, вновь оборачиваясь к вещам.
— А вот это, — она взяла свитер. — Прополощешь в холодной воде и тоже на перила.
— Слушаюсь, госпожа, — собирая одежду, поклонилась служанка.
— Ты не торопись, — посоветовала Ия, забираясь на постель. — Вот позовут меня обедать, и начнёшь.
— Как прикажете, госпожа, — не стала спорить Угара.
Служанка госпожи Андо постучала в дверь павильона минут через сорок.
Прекрасно помня уроки наставницы, ученица приложила массу усилий для того, чтобы вести себя за столом, как подобает благородной девушке, но вредная старуха всё равно нашла к чему придраться.
Затем Платину вновь учили правильно ходить, пить чай, и только затем очередь дошла до её почерка.
Хозяйка дома медленно продиктовала длинную и ужасно заумную фразу, в конце написания которой гостья умудрилась поставить сразу две неприятного вида кляксы.
— О Вечное небо! — едва взглянув на лист, возвела очи горе наставница. — Это просто какой-то кошмар! Мало того, что вы наделали столько ошибок, такт ещё и написали отвратительно! Словно дикарка какая-нибудь.
— Ну и что же мне делать, госпожа Андо? — недовольно проворчала Ия, пытаясь оттереть платком выпачканные пальцы.
— Учиться, госпожа Сабуро! — со значением проговорила собеседница, опускаясь на корточки перед низеньким шкафчиком. — Прилежно учиться.
Достав очередной том в синей бумажной обложке, она положила его перед девушкой. Та прочитала: Есионо Тонго "Наставления благородным женщинам империи Сына неба".
Пока Платина рассматривала обложку и титульный лист, лишённый каких-либо красивостей, хозяйка дома извлекла из соседнего ящика солидную стопку бумаги.
— Вы должны переписать эту книгу сорок раз, госпожа Сабуро, — безапелляционным, не принимающим возражения тоном объявила наставница.
— Чего? — растерянно пролепетала ученица, на глаз прикидывая толщину опуса какой-то Есионы Тонго.
— Вы плохо слышите, госпожа Сабуро? — строго нахмурилась старушка.
— Слышу хорошо, — возразила Ия. — Иногда понимаю плохо. Сколько раз, госпожа Андо?
— Сорок! — с издевательской улыбкой подтвердила собеседница.
— Я не успею, — всё ещё пребывая в полной растерянности, предупредила девушка.
— А вы поторопитесь, — усмехнулась наставница, торжественно отчеканив: — Пока вы своей рукой не перепишите "Наставления" великой императрицы ровно сорок раз, я не буду считать ваше обучение законченным, о чём непременно сообщу госпоже Азумо Сабуро при первой же встрече.
— Но я буду вам здесь мешать, — демонстративно обведя взглядом небольшую комнату, попыталась увильнуть от запредельно глупого задания Платина.
— Возьмите с собой в павильон, — не задумываясь, порекомендовала хозяйка дома.
— Там слишком маленький столик, — не сдаваясь, привела ещё один аргумент гостья.
— Листок и тушечница уберутся, — возразила старушка. — Почтенный Забер на нём письма писал и не жаловался.
— Но куда я положу образец, госпожа Андо? — упорствовала Ия, для наглядности показав ей книгу.
— Сами решайте, госпожа Сабуро! — повысила голос наставница и отчеканила: — Госпожа Азумо Сабуро поручила мне не только обучить вас правилам этикета, но и привить знания, необходимые каждой благородной девушке! А для этого нет ничего лучше постижения мудрости, заключённой в книге государыни Есионо Тонго — супруге Истинного Сына неба. Вот уже двести лет её мысли о нравственном отношении к жизни являются образцом для всех благородных женщин Благословенной империи. Каждая дворянка не только обязана знать изречённые государыней принципы, но и руководствоваться ими. Только так вы сможете исполнить пожелание госпожи Азумо Сабуро и её благородного супруга.
— Я приложу все усилия, госпожа Андо, — оценив всю серьёзность ситуации, пообещала девушка, отведя взгляд.
— Это поможет ещё и улучшить ваш почерк, — чуть мягче сказала хозяйка дома. — Даст представление о правописании и научит терпению. А это одна из главных добродетелей женщины. Если же вам неудобно списывать прямо с книги — прикажите служанке вам диктовать.
— Когда нужно начинать, госпожа Андо? — спросила Платина, окончательно убедившись, что отвертеться от нудной и бессмысленной работы не получится.
— Можете прямо сейчас, — после непродолжительного молчания определилась старушка, разъяснив понурой девушке окончательное "расписание" занятий. — По утрам мы с вами будем упражняться в правилах этикета и отрабатывать произношение. А после обеда вы можете переписывать книгу, пока видны буквы.
— Я поняла вас, госпожа Андо, — поклонившись, Платина взяла том в синей обложке, тушечницу с кисточкой.
— До свидания, — вернула поклон наставница и напутствовала ученицу: — Трудитесь, госпожа Сабуро, но помните, если я не увижу успехов в чистописании, или вы не сможете ответить на мои вопросы по книге великой императрицы, то вам придётся переписывать её ещё сорок раз. Поняли?
— Да, госпожа Андо, — кланяясь, пробормотала Ия, и голос её дрожал от еле сдерживаемой злости.
Она молча вышла из комнаты, ни проронив ни звука обулась и, только дойдя до прудика, отвела душу, беззвучно высказав всё, что думала о вредной старушенции.
Заглянув за павильон, девушка заметила висевшие на перилах джинсы со свитером. Похоже, служанка восприняла слова своей подопечной предельно конкретно, а отсутствие туфель на веранде указывало на то, что Угара куда-то ушла.
Аккуратно положив на столик чистую бумагу и письменные принадлежности, девушка, не в силах совладать с раздражением, в сердцах швырнула книгу на кровать.
Крепко прошитый прочными нитками том не пострадал, а Платина, плюхнувшись на постель рядом с ним, вдруг вспомнила своё недолгое, но весьма впечатляющее пребывание в рабстве.
— Могло быть хуже, — одними губами пробормотала она по-русски. — Намного хуже.
Осознав пугающую правоту этих слов, пришелица из иного мира аккуратно взяла книгу и, положив на столик, представила, как будет на нём писать.
То, что левый локоть свисал, составляло только половину неудобств, гораздо хуже оказалось то, что сам фолиант с откровениями древней императрицы никак не хотел убираться и всё время норовил упасть на пол. Значит, придётся воспользоваться советом наставницы.
Досадливо хмурясь, она вернулась на постель и открыла книгу, намереваясь ознакомиться с "Наставлениями благородным женщинам империи Сына неба", но тут с веранды донёсся знакомый шум.
Услужливая память подсказала, что служанка не стучится в дверь, перед тем как войти.
"Она меня за госпожу не считает", — зло подумала Ия и рявкнула, срывая накопившееся раздражение:
— Кто там?!
— Это я, госпожа, — чуть помедлив, ответила женщина, и голос её чуть дрогнул.
— Заходи!
— Я исполнила ваше приказание, — поклонилась Угара опуская за собой полог.
— Я видела, — кивнула девушка. — Спасибо.
— Исподнее ваше тонкое я у жаровни высушила, — потупив взор, продолжила доклад служанка. — А повязка для груди — за кроватью. Там её никто не видит.
— Это ты правильно сделала, — устыдившись недавней вспышки гнева, не поскупилась на похвалу Платина. — Теперь для тебя новое задание будет.
— Слушаю, госпожа, — поклонилась собеседница. — Мой долг — заботиться о вас.
— Её, — Ия показала женщине книгу. — Госпожа Андо приказала мне переписать сорок раз. А столик здесь уж больно маленький. Едва листок с чернильницей убирается. Вот ты и будешь читать мне эти... мудрости, а я стану записывать. Так быстрее дело пойдёт.
— Ой, госпожа! — Угара даже попятилась от неожиданности. — Может, кого другого прислать? Уж больно плохо я читаю.
— А я плохо пишу, — проворчала девушка. — Вот и будем учиться... вместе.
Видя, что служанка продолжает колебаться, Платина поинтересовалась:
— Тебе госпожа Азумо Сабуро приказала обо мне заботиться?
— Да, госпожа, — с готовностью подтвердила женщина.
— Ну так и заботься! — Ия почти силком всунула ей в руки злосчастную книгу, вернулась за столик, макнула кисть в тушь и скомандовала: — Начинай!
Читала служанка медленно, иногда чуть ли не по слогам, но подопечную подобный темп пока вполне устраивал. Она успевала не только выводить буквы со всей возможной тщательностью, но и вникать в текст, пропитанный самым махровым мазохизом:
"В древности на третий день после рождения девочки: помещали люльку с ней на пол ниже уровня лежанки, давали в руки глиняный черепок, а также совершали ритуальное очищение и молились предкам. То, что ребёнка помешали ниже уровня лежанки, должно было свидетельствовать о том, что девочка ничтожна и смиренна, а её основной обязанностью является подчинение другим. То, что ей давали глиняный черепок, означало, что она должна привыкать к труду, а её основным долгом будет проявление исключительного прилежания. А то, что в честь её рождения совершали ритуальное очищение и молились предкам, говорило о том, что она должна продолжить традицию жертвоприношений перед алтарём предков." (Подлинный текст "Наставления женщинам". Автор Бань Чжао (45-116 г.г. н.э.) женщина-интеллектуал, первая китайская женщина-историк.)
И остальное в том же духе. В некоторых местах девушка, не выдержав, возмущённо фыркала, и тогда Угара начинала торопливо извиняться, принимая её недовольство на свой счёт.
Когда у чтицы начал заплетаться язык, Платина прекратила писанину и, перебравшись на кровать, посоветовала:
— Ты бы тоже присела.
