Тщательно подбирая, как бы «жуя» слова:
— Двигатели не добирают мощности, качество сборки не в пример хуже, но наиболее заметно отличии — в радиооборудовании, в частности радионавигационном…
— Так, так, так… Продолжайте!
— На «Си-47» стоит мощная приёмно-передающая радиостанция, а главное — радиокомпас «Бендик» — действительно позволяющий с высокой точностью пеленговать работающие радиопередатчики и, таким образом — безошибочно определять своё место на маршруте полёта…
— …На «ПС-84» же установлена довольно слабенькая радиостанция «РСБ-1» и, радиополукомпас РПК-2 «Чайка» — с помощью которого, определить своё месторасположение можно только весьма приблизительно. А вообще то, товарищ Сталин, надо развивать всесоюзную сеть пеленгаторных баз и радиомаяков — которая у нас весьма скромная и, обеспечивает главным образом только аэрофлотские трассы.
Хотя и знал по «послезнанию» такое хреновое положение дел, но всё равно взбесило до темноты в глазах:
«Блять, а чем интересно наши генералы от авиации занимались? Сцука, а куда интересно Реципиент с товарищами Ежовым, Берией, Мехлисом и прочими сатрапами смотрели?».
С трудом взяв себя в руки, чтоб тотчас не бежать и не начинать законно репрессировать авиаторов, продолжаю:
— Понятно… А как с этим делом обстоит в нашей бомбардировочной авиации?
Голованов невольно вздохнув:
— К сожалению, там дело обстоит гораздо хуже. Насколько мне известно, лишь каждый четвёртый «ДБ-3» оснащён радиополукомпасом…
Вдруг, решительно, как в ледяную прорубь бросившись, рубит с плеча:
— …Да что там говорить, товарищ Сталин! На них в отличии от «Дугласа», даже антиобледенительной системы и автопилотов нет… Боевой самолёт, называется.
* * *
Я это хорошо знаю.
Из-за чрезмерно сдвинутой назад центровки, этот самолёт был крайне неустойчивым и очень трудным в пилотировании и, отсутствие автопилота — приводило к тому, что боевое задание превращалось в сущий ад. Полеты продолжались по двенадцать часов, пилоты работали на пределе человеческих сил — держа самолёт буквально на руках.
И таких «боевых самолётов», только в прошлом — 1940-м году, было выпущено тысяча с лишним штук…
«В УТИЛЬ!!!».
Вновь походив чтоб успокоиться, продолжаю спрашивать:
— А какой автопилот стоит на «ПС-84»?
Наморщив лоб, отвечает:
— На нём стоит отечественный автопилот «АВП-12», который стабилизирует курс, крен и тангаж.
— А американский, что стоит на «Си-47»?
— Американский намного лучше: он позволяет стабилизировать самолёт в полёте при брошенном управлении, а также может выполнять автоматически подъём, планирование, плоский разворот и вираж…
Помолчав, умоляющие:
— …Надо бы дать задание нашим инженерам скопировать, товарищ Сталин! Как и радиокомпас «Бендик».
Твёрдо заявляю:
— Раз надо — значит скопируем.
И такое в «реальной истории» свершиться: с 1943-го года радиокомпас «Бендик» известен в его советской версии как «МН-26С». С того же года в производстве была наша копия американского автопилота — «АН-42». И в моих силах сделать так, чтобы эти два события произошли как можно раньше.
Не зря в войну командиры Дальнебомбардировочной авиации (возможно тот же самый Голованов) очень быстро обратили внимание на этот самолёт и, уже зимой 1941-1942 годов был готов военный вариант советского «Дугласа» — ночной бомбардировщик «Ли-2ВВ».
При несколько меньшей дальности полёта и скорости — не имевших особой важности для ночного бомбардировщика и, примерно одинаковой бомбовой загрузке — их экипажи, в отличии от воюющих на «Ил-4» — летали в удобной и обогреваемой кабине. На борту самолета имелся буфет и туалет и, можно было даже кемарнуть с полчасика — если устал, или «прогуляться» по салону — чтоб «размять» затекшие конечности.
Недаром по состоянию на окончание войны, «Ли-2» стал самым многочисленным советским бомбардировщиком в Авиации дальнего действия (АДД): 19 полков на «Ли-2» — всего 593 самолета.
А что если…
Ну а почему бы и нет?
* * *
Итак, решено: начинаем этот творческий запил почти на полтора года раньше:
— Товарищ Голованов…
— Слушаю, товарищ Сталин!
— От имени Верховного Главнокомандующего Вооружённых сил СССР и Председателя Государственного комитета труда и обороны, назначаетесь Командующим «Авиацией Особого Назначения» (АОН), с присвоением Вам воинского звания полковник. Подчиняться будете лично мне и больше никакой сволочи в синих штанах… Что надо сказать?
Тот, как гаркнет:
— Служу Советскому Союзу!
Ковыряясь в ухе — ибо оглушил, засранец:
— Товарищ полковник… Что Вы думаете насчёт того, чтобы прекратить выпуск этого говна — «ДБ-3», а вместо него вооружить «Авиацию Особого Назначения» многоцелевыми самолётами «ПС-84», приспособленными к ночному бомбометанию?
Улыбается:
— Сказать по правде у меня самого была такая мысль, товарищ Сталин. Но я не решался…
Шутливо грожу пальцем:
— В следующий раз — немедленно решайтесь, приказываю! Ибо, товарищ Сталин не кусается, обладает просто ангельским терпением и готов выслушать любое — даже самое необычное предложение. Что же касается учебного полка…
Пишу записку:
«Податель сего действует по моему прямому распоряжению и во благо Советского Государства. Всем организациям и должностным лицам оказывать полнейшее содействие.
И. Сталин».
Подаю документ в руки и уже прощаясь, на словах:
— Заверьте печатью у Поскрёбышева и вперёд! От имени Верховного Главнокомандующего дайте задание авиаконструкторам, сформируйте свой учебный полк, подберите толкового заместителя — на которого его можно оставить «хозяйство» и готовьтесь в командировку. Сперва в Англию, потом в Америку. Уверен — сами догадываетесь для чего, да?
— Догадываюсь, товарищ Сталин.
Поднимаюсь и протягиваю прощаясь руку:
— Вот и ладушки! Подробные инструкции получите непосредственно перед отбытием.
Провожаю его задумчивым взглядом, ибо Александр Евгеньевич Голованов — один из кандидатур в преемники товарищу Сталину по окончанию Великой Отечественной Войны и, первое моё о нём впечатление:
Подходит!
Но ещё — работать и работать с ним, материальчик ещё изрядно сыроватый…
* * *
Ну вот наконец и первое в моей жизни заседание Совета Народных Комиссаров СССР («Совнаркома», если угодно или просто «СНК») где я председательствую. Заседания Советского правительства проходили в том же Сенатском корпусе Кремля — где находился сталинский кабинет и квартира, в специальном «Совнаркомовском» зале.
Очень удобно, кстати: «туда-сюда» можно ходить даже в домашних тапочках… Товарищ Ленин был далеко не дурак, выбирая главное административное здание для «с ноля» создаваемого государства.
Сперва разумеется поздоровавшись и выслушав встречное приветствие, «общим списком» оглядев протокольные наркомовские рожи, спрашиваю:
— Все собрались?
Яков Ермолаевич Чадаев — управляющий делами Совнаркома, отвечает с немалой озабоченностью:
— Товарищей из Наркомата авиационной промышленности пока нет. А так все.
«Их сюда не приглашали, поэтому их здесь и нет».
С ледяным спокойствием, отмороженным взглядом обвожу зал и:
— А их и не будет, товарищ Чадаев. Так как с этими, с позволения сказать… Хм, гкхм… «Товаричччами»! …У меня будет разговор отдельный.
В зале повисла напряжённая тишина и отчётливо — как сквозняком из лубянского подвала, повеяло законными сталинскими репрессиями… Однако, с немалым удовлетворением замечаю: большинство взглядов были скорее злорадными, чем испуганными или сочувствующими потенциальным жертвам тирана и деспота с его античеловеческими замашками. По ходу, «Наркомат авиационной промышленности» или (НКАП) — эта самая большая в стране контора по распилу народного добра, уже всех до чёртиков достала своими загребущими…
Нет, не орлиными крыльями!
Куриными лапами при совершенно безмозглой башке!
Невольно поломал голову на тему:
«Как бы этой гоп-компании потактичней намекнуть чтоб начинали сами вешаться — начиная с авиаконструктора Яковлева и, избавили меня от лишних головняков?»…
Но так и не решил.
* * *
Наконец, начинаю:
— Товарищи! Международная ситуация накаляется с каждым днём и по всей видимости, этим летом нас ждёт большая война с гитлеровской Германией — к которой мы к сожалению, недостаточно готовы… И это ещё мягко говоря!
После гула голосов в зале и достаточно краткого объяснения: почему и по каким позициям — мы «не достаточно готовы», я провёл небольшую реорганизацию правительства:
— Наркоматы, которые будут подчиняться непосредственно мне — как Председателю Государственного Комитета Труда и Обороны (ГКТиО) — останутся наркоматами и уже сейчас переводятся на режим военного времени. Другие же (в том числе наркоматы республик и автономий) — переименовываются в «департаменты» и пока остаются в режиме мирного времени…
К последним относятся департаменты иностранных дел, финансов, внутренней и внешней торговли, здравоохранения, образования, юстиции, сельского хозяйства и так далее… Курировать департаменты будет мой заместитель как Председателя Совнархоза, член «ГКТиО» — Яков Ермолаевич Чадаев47.
Таким образом я развязал себе руки для главного — руководства подготовки к обороне страны, всё второстепенное скинув на «зама».
Этот человек был умным, дисциплинированным, обладающим огромной работоспособностью и превосходной памятью — что немаловажно в докомпьютерную эпоху. За долгую службу в Совнаркоме, у Якова Ермолаевича практически не было замечаний — ни от кого бы то не было и, впоследствии он стал первым Управляющим делами Совета Министров СССР.
Тут же я утвердил на должности управляющими департаментами их ВРИО после недавней массовой гибели советской номенклатуры и, не забыл поздравить с официальным вступлением в должность:
— Надеюсь, мы с вами сработаемся, товарищи.
Вместо трагически погибшего Вознесенского, Председателем «Государственной плановой комиссия при СНК» (Госплан СССР) — стал Максим Захарович Сабуров, бывший до этого заместителем у погибшего Вознесенского.
Это который с «антипартийной группой» — в которую входил «и примкнувший к ним Шепилов», пытался свергнуть в 1957-м году Хрущёва.
Сказать по правде, больше ничего про этого человека не знаю, поэтому опять же — будем внимательно следить за его поведением и если что — по шапке.
Вместо безвременного ушедшего от нас Молотова, Заведующим департаментом иностранных дел стал Андрей Януарьевич Вышинский. Без всякого сомнения, этот человек со своей должностью справится.
Сразу же озадачиваю:
— Товарищ Вышинский! В преддверии большой войны нам требуется изрядно прибарахлиться — другой возможности у нас уже может и, не быть. Поэтому в ближайшее же время — не дольше чем через две недели, готовьте «Большое посольство» в Соединённые Штабы Америки — в эту самую большую и богатую в мире барахолку.
Бросив общий взгляд в зал:
— И товарищам наркомам и заведующими департаментами надо приготовить небольшие — но представительные делегации и, списки оборудования и ресурсов — которые необходимо прибрести для успешного функционирования.
Угрожающе:
— Вот только если узнаю, что кто-то превратит служебную командировку в шопинг в личных целях — пеняйте на себя! «Шарашками» как в случае с Туполевым и его компанией — не отделаетесь.
Вышинский спрашивает:
— Кто будет возглавлять «Большое посольство», товарищ Сталин?
Переведя взгляд на присутствующее здесь лицо:
— Думаю, лучшей кандидатурой будет Заведующий департаментом финансов — товарищ Зверев, чтоб свести до минимума проволочки с заключением контрактов и оплатой за них.
Тот поднимается и спрашивает:
— На какую сумму я могу рассчитывать, товарищ Сталин?
— Эээ… Для начала возьмите с собой пароход с золотом, а там посмотрим.
Вспомнив кое-что из послезнания:
— Кстати, товарищ Зверев… А в СССР ещё можно найти специалиста по игре на бирже?
Тот замешался, но ответил достаточно уверенно:
— Найдём товарищ Сталин.
— Как найдёте — немедленно отправьте его ко мне!
* * *
Из других департаментов, заданиями в тот раз озадачил три: юстиции, земледелия и образования.
Николаю Михайловичу Рычкову — начальнику Департамента юстиции СССР, дал задание подготовить три волны амнистий: к 8 марта — для всех имеющих несовершеннолетних детей женщин, к 1 мая — для всех политзаключенных (кроме причастных к шпионажу и террористической деятельности) и после начала войны — для всех уголовников-первоходок, кроме насильников и мужелонцев. Последние должны будут амнистироваться с обязательным условием добровольного вступления в ряды Красной Армии — после чего судимость с них снимается и они становятся такими же гражданами СССР, как все.
Кроме того, дал задание разработать новый закон в Уголовный кодекс, по которому лица совершившие третье преступление, считаются опасными для общества неисправимыми рецидивистами. Таковым назначается пожизненное заключение и направление на особо опасные производства — где особенно-то долго, не заживёшься…
В планах создание сперва ураново-добывающей отрасли, затем — обогащающей и, наконец — атомной промышленности.
Возможно такое, если и не ликвидирует преступность в целом — но по «воровскому миру» и, «блатной романтике» — нанесёт сильнейший удар.
Ивану Александровичу Бенедиктову, ставшего Начальником Департамента сельского хозяйства СССР, приказал:
— Этой весной нашим крестьянам нужно будет потрудиться на пределе человеческих сил и даже сверх того и, засеять всё, что только можно засеять. Нужна оптимизация сельскохозяйственных культур и, в первую очередь — бросайте мудохаться с этим долбанным горным одуванчиком… Как хоть его, мать-перемать, всё забываю это дурацкое название?
Бенедиктов радостно, как будто ушам своим не веря:
— Тараксакум кок-сагыз, товарищ Сталин.
— Вот, вот! Его самого. Уже накопленный золотой запас СССР, позволяет закупать каучук в Латинской Америке для нужд промышленности.
Вспоминаю и думаю-соображаю:
«Через СССР закупает и транзитирует натуральный каучук Германия, кстати. Надо бы сделать так — чтоб часть этого добра пропадала на наших необъятных просторах по фарс-мажору…».
