Владелец уютного трехкомнатного гнездышка валялся на полу и признаков активности не подавал. Невзирая на отсутствие наручников. Иными словами, развязать ноги не пытался, более того, глаз не открывал и не шевелился. И беседовать с кем-либо не намеревался. Впрочем, намерения товарища Величева Артёма заботили мало, поэтому для приведения бандита в чувства по сложившейся традиции он прибег к водно-массажным процедурам. Однако, в отличие от предшествующих случаев, отказался от пинков и поливания водой, а вполне культурно намочил тряпочку — все тот же обрывок полотенца — и от души хлестанул товарища по морде. По прислоненной к холодной кафельной стене морде. Вернее, по той части морды, которая была не прислонена к стене.
Эффект оказался предсказуемым — Величев дернулся и открыл глаза. И не просто открыл, а сразу выпучил. А едва разглядев, кто перед ним стоит, обхватил покалеченными голову руками, замычал и забился еще глубже под ванну. Стремление оказаться под ванной Артёму было непонятно, не таракан ведь, за плинтусом не спрячется, не затаится — вон туша какая здоровая, и при необходимости из облюбованной щели этого придурка можно извлечь на 'раз-два'. К счастью для придурка, вытаскивать его из-под ванны Стрельцову не требовалось. Он же лишь попрощаться зашел.
— Ты это... не мельтеши... — поморщился Артём.— Никто тебя уже кончать не собирается.
Величев мыкнул что-то сквозь кляп и попытался засунуть голову в промежуток между стеной и ванной. Он и раньше неоднократно пытался проделать нечто в подобном духе, но не получалось — мешали наручники, а теперь, обладая относительной свободой движения, бандит практически наполовину протиснулся в узкий промежуток.
— Циркач! — усмехнулся Стрельцов. — И как такая туша туда помещается? Слушай ты, придурок, выползай обратно!
Выползать обратно 'придурок' явно не желал. Наверное, он бы залез в щель полностью, но габариты не позволяли. К тому же дальнейшему продвижению препятствовала привязанная к ножке ванной нога. Вышеупомянутая нога конвульсивно дергалась, словно обозначая потуги порвать или ослабить путы, а вторая нога елозила по кафелю, исполняя роль поршня-толкача. Надо признать, почти бесполезного.
— Копытами не сучи и выползай! Выползай, говорю! Никто тебя больше не тронет.
Величев упорствовал и обратный ход не включал.
— Слышал, что я сказал? Не буду тебя кончать. Вытаскивай башку, мне с твоей задницей общаться не интересно, — и, чтобы успокоить перепуганного бандита, добавил незатейливую шутку: — Неприлично культурному человеку задом перед собеседником вертеть. Я ведь и возбудиться могу...
Отсутствие реакции. Лишь усилившееся подергивание привязанной конечности.
— Оглох что ли?..
Столь пренебрежительное отношение к лучшим образцам его юмора, вывело Стрельцова из равновесия. Неожиданно для самого себя он разъярился и от души пнул бандита по оттопыренному... афедрону.
— Вылезай, гнида! А то я тебе сейчас в очко дубинку вгоню по самые помидоры, так вгоню, что кровью дристать будешь до второго пришествия!
Прямая явная угроза применения насилия в извращенной форме возымела действие. Величев перестал сучить ногой по кафелю и начал вытаскивать верхнюю часть туловища из щели между ванной и стеной. Вытаскивал медленно, долго, больше минуты, хотя на то, чтобы забиться в щель потратил едва ли пару секунд. У Артёма едва хватило терпения не ускорить процесс парой тумаков. Наконец бандит полностью извлек собственную упитанную тушу из щели и развернул перекошенную от страха и разукрашенную синяками физиономию к своему мучителю. Стрельцов присел перед ним на корточки и произнес:
— Не трясись, я тебя убивать не стану, передумал, — и почему-то воспользовался английским: — Understand?
То, что этот отмороженный маньяк не собирается его прямо сейчас убивать, до Величева дошло. Хотя последнее слово он не уразумел. Зачаточные познания в английском языке у него имелись, но от пережитого стресса Серега забыл, что именно означает 'understand'. Впрочем, данное обстоятельство не помешало ему судорожно кивнуть, дабы не спровоцировать психа на...что-нибудь страшное. Не дай бог, опять за тесак схватится. Или, что еще ужаснее, исполнит угрозу насчет дубинки и второго пришествия.
— Опусти руки, что застыл, как Статуя Свободы. И тряпку из пасти можешь вытащить, мне твои кивки и мычания надоели. Только предупреждаю: начнешь опять орать, зубы выставлю! И рыпаться не советую, а то я могу повторить наши с тобой совместные упражнения. Хочешь повторить?
Взглянув на превратившиеся в обрубки собственные пальцы, Величев едва не взвыл от ужаса, замотал головой и закричал: 'Нет!'. Еще не родившись, вопль отчаяния умер в кляпе.
-Вот придурок,— удивился Артём и медленно и выразительно, словно разговаривая с иностранцем или умственно отсталым человеком, произнес:— Тряпку вытащи!
Рекомендацией своего мучителя Величев послушно воспользовался и аккуратно, очевидно, боясь еще больше повредить не зажившие, местами кровоточащие и погруженные в облака тупой, ноющей боли обрубки, извлек кляп изо рта и бросил его на пол.
— Другое дело... Язык функционирует? Говорить можешь?
Низложенный бригадир откашлялся, проглотил скопившуюся во рту слюну и ответил:
— Да.
— Замечательно. Теперь слушай меня внимательно... — мысли прыгали и вертелись не хуже китайских акробатов, сосредоточиться Артёму было трудно, и он сам не знал, зачем ему понадобилась разговаривать с этим подонком. И главное — о чем? Для чего он в ванную вернулся? Собравшись с силами и согнав расшалившиеся мысли в кучу и построив из них некоторое подобие стройной акробатической пирамиды, Стрельцов решил, что он хотел напоследок Величева припугнуть.
— Тебе, ублюдок, несказанно повезло. За то, что ты натворил, по-хорошему, надо наказывать жёстко и в морг без разговоров определять, хоть по понятиям, хоть без... И еще помучить предварительно, порезать шкуру на ленты, что я вообще-то и хотел сделать, но, наверное, слишком много времени прошло, остыл, раздумал. Так что живи! — Стрельцов подарил собеседнику лучшую из своих злобных ухмылок, от которой адресата улыбки пробрала мелкая дрожь. — Надеюсь, мы с тобой больше никогда не увидимся. И тебе советую... не надеяться! Я ведь и обратно передумать могу.
Артём присел на корточки, заглянул Величеву в глаза и проникновенно прошипел:— А если, не дай бог, возникнет желание поквитаться, отомстить и прочее...лучше сразу в петлю лезь! Потроха вырву и жрать заставлю. И наши упражнения разминкой покажутся. Веришь мне?
— В-верю, верю, — заикаясь, проблеял Величев. Он завороженно смотрел в глаза мучителю и не в силах был отвести взгляд, словно Стрельцов его загипнотизировал.
— И еще, сразу расставим все точки... О том, чтобы исподтишка меня достать, тоже не мечтай. Ты можешь, конечно, в подворотне меня подкараулить, киллера нанять или дружков своих бандитских побить на расправу, только, как бы банально это не звучало, предупреждаю: если со мной что-нибудь случиться... тогда что? Книжки читал, кино смотрел? Правильно, тебе тоже хана. И заруби на носу, Сережа, жизнь — не кино, и я перед тобой не выделываюсь. А чтобы ты не подумал, что я пустыми угрозами бросаюсь, поясню: о том, кто виноват в смерти моей жены, известно ее брату и одному моему другу, — на ходу сочинил 'легенду' Стрельцов. — И еще я сегодня же им расскажу о наших с тобою делах. Поэтому, случись со мной какая-то беда, они будут знать, кого к ответу призвать, для кого могилку копать. И, в отличие от меня, они с тобой миндальничать не станут. Для сведения: мой друг в Чечне в разведроте служил, повидал такого, что нам с тобой не снилось, и человека жизни лишить для него проблемы не составит. А шурин — отставник, ветеран Афгана и охотник бывалый, к тому же зол на убийц сестры невероятно. Окажись они здесь, пальчиками на руках дело бы не ограничилось. Так что тебе вдвойне повезло. Ситуацию улавливаешь?
— Д-да.
Судя по усилившемуся заиканию, страшная сказка про злого шурина и не менее доброго товарища-разведчика произвела должное впечатление на слушателя, слова упали на благодатную почву. От ужаса у Величева одеревенел язык. Если этот садист считает, что миндальничал, тогда от одной мысли о том, что могли натворить его безумные друзья-родственники, становится дурно.
Оценив реакцию бандита, Артём удовлетворенно хмыкнул. Неплохо для импровизации. Ведь персонажей страшной сказки для доверчивых бандитов он придумал только что. Ни друга — ветерана Чеченской войны, ни 'афганца' — шурина в реальной действительности не существовало. Один из приятелей Стрельцова в самом деле 'запятнал' биографию службой в горячих точках, но не в Чечне, а в Приднестровье, а братьев у Насти вообще не было. Ни охотников, ни 'афганцев', никаких. Только старшая сестра, которую при всем желании в категорию отставных военных не занесешь. Но о подобных мелочах Величеву знать не обязательно.
— И пойми, я тебя не запугиваю, это просто информация к размышлению, чтобы ненужной суеты не получилось. Всё, что я хотел сказать... Сейчас я уйду, когда закрою дверь, можешь начинать отвязывать ногу, но сильно не спеши, будешь торопиться — еще палец может отвалиться. О, как я сказал, почти в рифму! — восхитился собственным перлом Артём, встал и направился к выходу.
— Да, кстати, — сделав пару шагов, он обернулся, — стволы и наручники я экспроприировал, такие игрушки тебе ни к чему. Не возражаешь?
— Не в-возражаю, — испуганно замотал головой Величев.
Артём неопределенно хмыкнул и вышел. Осмотревшись в коридоре и убедившись, что на первый взгляд (и на второй, и третий) ничего не забыл — хозяина берлоги предупредил, отпечатки стер, следы уничтожил, — подобрал с пола пакеты с 'подарками' и прильнул к дверному глазку.
Посторонний люд на лестничной площадке отсутствовал, оставленный в ванной комнате Величев покидать свое узилище тоже не спешил — можно было отчаливать. Стрельцов аккуратно, чтобы не заляпать ручку отпечатками, открыл дверь, выскользнул из квартиры, спустился по лестнице и плавной походкой, с видом никуда не торопящегося прожигателя жизни и бездельника, потопал прочь от гостеприимного бандитского логова. Хотя бдительных старушек во дворе не наблюдается — пересмена у них что ли или тихий час? — народу в окрестностях дома хватало. Рядом с подъездом гуляли молодые мамаши с чадами дошкольного возраста и околачивались лоботрясы лет тринадцати— четырнадцати. И возбуждать у народа интерес к собственной персоне резвыми пробежками Стрельцов не стремился. Спасибо, что пенсионерки его с пакетами в руках не 'сфотографировали', а то бы точно в воры-домушники определили.
Заворачивая за угол дома, Артём оглянулся. Как и ожидалось, никто его не преследовал, никто на него даже не смотрел. И в окнах величевской квартиры — отсутствие движения. Очевидно, бандит внял доброму предупреждению и суетиться не стал. Неудивительно. Если Стрельцова самого мутило от воспоминаний о том, что он за последние два дня делал с Величевым, то каково тогда пришлось несчастному ублюдку? Едва ли бандит ныне в состоянии думать о мести, преследовании и прочей чепухе. Ему сейчас впору не об ответном ударе, а о квалифицированной медицинской помощи мечтать. Чем он, наверное, и занимается. Развязался, поди, уже болезный...
Артём ошибался. Величев не отвязал ногу от чугунного корыта, он и не начинал распутывать узлы. Серега сидел в той же позе, в которой его оставил Стрельцов, и не шевелился, опасаясь, что измывавшийся над ним психопат может вернуться. Величев боялся, что псих его обманывает. Сказал, что убивать не собирается и уходит, снял наручники, велел отвязываться, а сам просто издевается. Затаился в квартире и ждет, когда Серега, словно доверчивый дурачок, выйдет из ванной. И снова начнет тесаком размахивать. А Серега не дурачок, он психа провоцировать не будет, а пока тут на полу посидит тихонько.
Величев слышал, как открывалась входная дверь, но не верил своему счастью. И предпочитал не шевелиться. И мечтал он совсем не о медицинской помощи, а о том, чтобы никогда, ни при каких обстоятельствах больше не встречаться с человеком по фамилии Стрельцов.
ГЛАВА 11
На шикарном 'директорском' кресло, возвышающемся монументом над не менее грандиозным столом в просторном депутатском кабинете, вопреки обыкновению, никто не сидел. Хозяин кабинета, а по совместительству — стола и кресла, с хмурым видом прохаживался от окна до стены и обратно и слушал доклад своего главного охранника. Другие предметы мебели, в том числе бездонное, 'экзекуционное' кресло, тоже пустовали — в кабинете патрона Масальский предпочитал не задерживаться и...не рассиживаться. Поэтому Константин докладывал Туманову свежую информацию в положении, которую старый кадровый военный счел бы подобием стойки 'вольно'.
— ...и еще: последние дни вокруг какая-то непонятная суета происходит...
— Костя выражайся яснее! — перебил Масальского Туманов. — И без того голова пухнет!
— Вчера возле кабинета какой-то мутный тип крутился, Вадик его тряхнул... в смысле, культурно поинтересовался, чего он тут забыл, но кекс отбрехался, что на приём пришел.
— Какой приём?! — возмутился депутат. — На то общественные приемные есть. Здесь никто никого... И, вообще, вахта на что? Через нее прошел?
— Неизвестно, я интересовался, в журнале данных нет.
— Твою мать! Неизвестно, поинтересовался... — передразнил Масальского Туманов.— А что тебе известно?! Может, этот урод — мент и тут ошивался, чтобы 'жучков' наставить!
— Сомневаюсь. Он в приемную не заходил, даже за дверную ручку не брался, где бы ему 'жучков' ставить?
— Ты много знаешь о прослушке?!— едва не заорал Туманов, но сам себя одернул и гораздо тише добавил: — Вдруг новейшие разработки, какую-нибудь ерунду к стене приклеил и слушает теперь меня с утра до вечера?
— Вряд ли...— начал было Константин, но поймав глазами бешеный взгляд патрона, скис и заткнулся.
— А почему сразу не сказал, у тебя что, ручник на полную мощность включен?
— Шеф,— Масальский судорожно сглотнул внезапно скопившуюся во рту слюну,— я сам только сегодня... мне как Вадик, так я сразу...
— Дебилы! Недоумки! С кем работать приходиться!
Туманов нервно схватил телефонную трубку.
— Денисюк! Тащи сюда своих технарей, пусть мне кабинет и приемную проверят. И вокруг тоже... Вчера проверяли? А сегодня утром? Ну и что, пусть еще раз посмотрят.— Алексей Михайлович положил трубку и уже более спокойным голосом обратился к Масальскому: — Вот что, Костя... А не пойти ли нам с тобой покурить? Ребята пока тут все проверят, а мы разговор закончим...
'Курили' в туалете. По мнению Туманова, вероятность установки микрофонов спецслужбами именно тут приближалась к нулю. Однако для полной страховки, Алексей Михайлович пустил воду из крана, включил устройство для сушки рук и говорил очень тихо.
-... если твои ребята еще кого-то подозрительного или что-то непонятное, странное и так далее заметят, сразу докладывай! Выборы выборами, а бдительность терять нельзя. Сейчас тем более нельзя. Не дай бог, это мент был, или еще кто похуже... — Туманов неопределенно повертел ладонью в воздухе, заставляя Масальского гадать, кого записывать в категорию 'похуже': конкурентов шефа, ФСБешников или архаровцев из УБОПа. — Еще что-нибудь есть?
