— Шутишь? Ты же сама сказала — на тебя покушались. Нельзя быть такой беспечной! Еще и амулет сняла...
— Он твой. Пока тебя не было, я носила его. Наверное, он меня и спас тогда... Грудь жгло, и я проснулась.
— Так он работает, — подтвердил Эрик. — Предупреждает.
В комнате ничего не изменилось с тех пор, как я была тут в последний раз. Разве что кровать — новое покрывало, светло-голубое, и подушек нет. А в целом... Тот же ковер, телевизор на стене, тумбочки. Занавески знакомые. И все же спальня встретила меня по-другому. Отвергала. Хмурилась. Давила.
— Извини, я не хотел прерывать ваш... разговор. — Эрик отступил на шаг и отвернулся. — Хотел обсудить будущее и вообще... Ты же теперь часть скади. Племя тебя приняло, но если хочешь вернуться домой... Тебя уже ничего не держит.
— Домой?
— В атли. Разве не об этом вы с Владом говорили?
И он снова посмотрел на меня. Испытывающе и... с надеждой?
— Он говорил, — поправила я.
— Ты не особо протестовала, — пожал он плечами.
Я вздохнула. Что ни скажи ему сейчас, не поверит. Слишком много было лжи. Я лгала. Ради его блага, но... Откуда мне знать про благо? Я лишила его права выбирать, как когда-то лишили меня. Виновата. По всем статьям. И признаю вину.
— Ты прав, не особо. Но не потому, что хочу вернуться. Одной сложно, Эрик. Особенно сольвейгу. Вечно кому-то нужен мой кен. Или кровь. Или жизнь. Я не могу жить с Бартом, так я никогда не увижу Алана, а он... Ребенок — мое все. Я так долго... хотела его. Боролась. Люблю безумно и не могу потерять.
— Сольвейги прячутся, — понимающе кивнул Эрик. — Тебе бы пришлось прятаться с ними.
— Верно. Для скади я — никто, особенно теперь, когда ты вернулся. А без племени будет сложно себя защитить. Но в атли ночью я поехала не потому.
— А почему?
— Это же очевидно! Поехала к Глебу, ведь он мой лучший друг. Ты ушел, а я... мне было плохо, понятно! У тебя все прошло, а у меня нет. И в Алане я вижу тебя. Всегда видела, с самого первого дня. Не только ты влюбился, Эрик.
Замолкаю. А он смотрит. И не верит ни единому слову. Наверное... Взгляд такой... Он умеет так смотреть, что все внутри сжимается. Путаются мысли, а воздуха не хватает.
Поэтому я продолжила говорить. Чтобы не свихнуться от убийственного ожидания.
— Именно поэтому и оттолкнула тебя. Думала о твоей мечте. Она стала и моей тоже. Давно. Не хотелось, чтобы из-за меня ты...
— Замолчи!
Он шагнул ко мне, и мир стал меньше. Облепил меня со всех сторон звуками, запахами, ощущениями. Сдавил грудь, голову, сковал тело. И вот я уже парализована, могу только смотреть. А Эрик рядом, только руку протяни — коснешься. Но я не могу пошевелиться. И не надо. Он сам касается. Обнимает. И лицо близко, а мне снова нужно задирать голову, чтобы видеть его.
— Ты всегда так много болтаешь, — прошептал он, и я с шумом выдохнула. Теплые пальцы коснулись щеки, скользнули выше — к вискам, затем запутались в волосах.
А губы мягкие — накрыли мои. Поцелуй. Жадный, звериный. В нем вся его тоска. Моя тоска. Переживания, горечь. Она растворяется, гаснет, сменяется наслаждением — диким, животным.
Одежда мешает, она не нужна. Не здесь, не в этой квартире. А кожа горит, требует прикосновений, жила натягивается в предвкушении. Синий вокруг, синий во мне. Как тогда. Но сейчас — не тогда. Сейчас все по-настоящему: нет больше препятствий, сомнений, будущего, которое может забрать у меня Эрика. Или меня у него. Потому что я чувствую — он тоже не хочет отпускать. Карамельный кен диктует его желания, бурлит в моих венах, проникает в жилу. И я делюсь — без сомнений уже, смеясь от блаженства.
И пропадаю. На миг? Навечно?
Он мой, а я его. Здесь. Сейчас. Навсегда.
Мои губы шепчут что-то. Эрик прав, меня заткнуть сложно. Но у него получается — поцелуем. А затем шепчет уже он. Но я не могу разобрать слов, хотя отлично понимаю их значение.
Он не отдаст меня никому. Любит. Все еще любит.
И, кажется, я плачу от счастья... Или нет? Какая разница?
— Ты маленькая колдунья, — прошептал он, уткнувшись носом мне в шею. — Одурманила меня совершенно. Наказать бы тебя за ложь...
— Прости, — обнимаю его, все еще не в силах поверить, что мы тут, вдвоем. На кровати. Все, как я мечтала.
— Одного 'прости' мало. Обещай, что никогда не будешь мне врать больше. Особенно о таком.
— Обещаю, но... Что я могла тогда сказать? 'Эрик, я тебя люблю, прекрати бороться за свой кан и останься здесь со мной!' Так?
— Отличный вариант!
— Ты ясно дал понять, что не собираешься начинать серьезных отношений. Сказал, что никто и ничто не заставит тебя отступить от цели.
— Но потом, когда я признался, что хочу остаться... Ты не сказала даже тогда.
— Я грешила на обмен! Все говорили мне, предупреждали, что обмен кеном влияет на обоих. Я побоялась, что это лишь... физиология.
— Малыш... — Он приподнял мой подбородок, развернул к себе лицом. Потерся носом о мой нос. — Я обменивался со многими женщинами. Это приятно и, бесспорно, добавляет пикантности, но ни к одной из них я не привязался.
— Ни у одной из них не было дурманящего лотосного кена, — проворчала я.
— Глупенькая! — Эрик сгреб меня в охапку и добавил тоном собственника: — Никому тебя не отдам, поняла?
— Поняла, — кивнула. — Не отдавай.
— И ему не позволю больше приблизиться, — пообещал он грозно.
— О, я буду благодарна за это! Иногда Влад излишне... навязчив.
— Я ревную. И готов был сегодня его убить.
— Не надо никого убивать, — миролюбиво осадила я его. — Между нами с Владом давно ничего нет. Не может быть.
— И не было? После того, как я...
— Не было.
Эрик с облегчением выдохнул.
— Хорошо. — Погладил меня по голове, и показалось, я вот-вот замурлычу, как кошка. — Ты не права на счет скади. У тебя всегда будет защита племени, ты ведь мать наследника. Но кроме того мне бы хотелось, чтобы ты посвятилась. Тогда у тебя не будет сомнений, а я буду спокоен. И почувствую тебя, независимо от того, есть ли в тебе мой кен.
— Ты... что предлагаешь?! — Я даже приподнялась от удивления. Заглянула ему в лицо. Серьезен, даже более чем. — Но как же закон крови, который ты так чтишь? Разве это его не нарушает?
— Нет, конечно, — улыбнулся и подарил мне легкий поцелуй. — Я же говорил, что есть исключения.
— Да, венчание, я помню. О матерях детей скади ты не говорил.
— Верно, — лукаво улыбнулся Эрик. — Не говорил. Хотя это исключение тоже есть. Но венчание мне нравится больше.
Я молчала и ошеломленно хлопала ресницами. Выглядело, должно быть, комично. Иначе чего бы ему так насмешливо смотреть?
— Что же ты молчишь, болтушка? Тебе ведь всегда есть, что сказать. Не ответишь? Пойдешь за меня замуж? — Он многозначительно посмотрел в потолок и лениво добавил: — А то надоело тебя ревновать, это напрягает.
— То есть жену ревновать необязательно? — нахмурилась я.
— Жену нет. Жена уже никуда не денется.
Улыбается. Довольный. А мне сразу вспомнился Мирослав с его пятью женами... Нет уж, дудки!
— Вы, вожди, считаете, что можете заводить жен направо и налево! — выдохнула я с раздражением. — Причем, чем больше, тем лучше. А для меня это неприемлемо. Что будет, когда я надоем тебе, Эрик? Найдешь себе еще одну жену?
— С чего ты взяла, что надоешь мне? — Он удивленно приподнял бровь. — Кто сказал тебе эту чушь?
— Я знаю мужчин, и в курсе мнения вождей на счет венчания.
— Влад не пример для подражания! — выдохнул Эрик, и в его голосе проступили нотки злобы.
— Вот вообще о нем не думала сейчас. — Я взяла его большую ладонь и переплела наши пальцы. — В свое время Мирослав Теплов мне целую лекцию прочел о месте жены в жизни мужа. А потом подтвердил эмпирически — на собственном опыте. У него было пять жен. Рик — вождь андвари — гуляет и не скрывает этого. Его сын по стопам отца идет семимильными шагами. Законы хищных, Эрик, не на стороне женщины.
Он развернулся ко мне и посмотрел очень серьезно.
— Скудный у тебя опыт. Однообразный. У моего отца была всего одна жена — Божена. И они любили друг друга до самой смерти. — Он вздохнул. — И даже после... Когда я смотрел на них, мечтал, что у меня все будет так же. Женщина, которую я полюблю и которая полюбит меня. Если такая есть, зачем другие?
— Я не знала...
— Но ты права, что не соглашаешься сразу. Венчание — это серьезно. На всю жизнь. Назад дороги не будет, малыш.
— И ты правда хочешь этого со мной? Со мной одной?
— Хочу, — кивнул. Улыбнулся. А я не могла поверить, что все это правда.
А синий обволакивал, успокаивал. Усталость навалилась свинцом, не физическая — эмоциональная. И я провалилась в сон. И уже балансируя на грани, убаюканная ласковыми поглаживаниями Эрика, подняла к нему лицо.
— Алан...
— Спи, — прошептал он. — У скади есть кому за ним присмотреть.
Я поверила ему и уснула.
Мне снова приснилась та девушка, шатенка. Она сидела в траве и смотрела вдаль, на закат. По бледной щеке ее катилась слезинка, но мне уже не хотелось к ней подходить. Как и пытаться помочь. Порой на помощь другим уже не остается ни желания, ни сил. К тому же я вовсе не настроена была тревожиться.
В конце концов, могла я позволить себе немного безоблачного счастья? И выспаться нормально?
Впрочем, ночью Эрик меня все же разбудил.
Эпилог
Закат окрашивал кроваво-красным горизонт, воздух наполнялся долгожданной прохладой.
Здесь, у очага, всегда тихо. И спокойно. А сейчас мне нужна тишина.
Совершенно непонятное творится со мной в последнее время. Потеря контроля, неудержимая злость, алогичные поступки. И чем больше пытаюсь все исправить, тем больше порчу. Словно на меня снова наложили проклятие, и в этот раз я в него верю.
А все она — Полина. Несносная, упрямая, триста раз проклятая. Иногда кажется, чем больше я делаю шагов навстречу, тем больше она отдаляется.
Но не это бесит больше всего. Бесит то, что я не могу это контролировать. Она, словно дурманящий, ядовитый газ, впиталась в кожу, проникла в кровь и живет там, изводит.
Хрупкая фигура, острые ключицы, родинка чуть ниже, во впадинке. Там еще такая прозрачная кожа, что проглядывают вены. Тонкие запястья. Большие глаза с изогнутыми ресницами. И ужасный характер.
Чертово проклятие все еще действует? Я ведь никогда не верил в него. Только в себя. Потому что я — единственный, кто может влиять, изменить что-то.
Иногда она снится мне и обвиняет. Но разве я был так уж неправ? Разве не сделал все, чтобы она жила? Чтобы дышала, двигалась, улыбалась, поправляла волосы? Чтобы мир не потерял ее?
Впрочем, кого я обманываю? Я сделал это для себя. Разве есть еще такие, как она? Ошибка мира и мой личный кусочек света. Ускользающий сквозь пальцы песок...
— Ты справишься, — сказал я в пустоту. Месяц на небе зловеще оскалился. — Просто нужно время. И план.
— Иногда нужно уметь действовать не по плану, — неожиданно ответил спокойный мужской голос, и я обернулся.
Незнакомец стоял за спиной, смотрел на меня и улыбался. Хищный. Невысокий, темноволосый. Нездешний. Сильный, но не опасный для меня.
Как я это узнал? Просто знал.
Откуда он здесь, в защищенном от проникновения месте?
— Кто ты? — нахмурился я. Любопытство было сильнее раздражения оттого, что он проник в средоточие силы атли.
— Меня зовут Барт. И я помогу тебе.
— Поможешь? Чем? — Я прищурился, внезапно понимая...
Едва уловимое сходство ауры, характерный ореол, некая отстраненность от мира.
— Ты — сольвейг.
— Я их вождь, — кивнул хищный и почесал бороду.
— Весьма способный, раз смог проникнуть сюда, — заметил я.
— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать мои способности.
— А для чего?
— Я пришел, чтобы учить тебя. Открою тайны, не доступные ни одному хищному, который не входит в мою общность.
Да ладно! Вот уж чего не ожидал. Сольвейги умеют удивлять, я должен был привыкнуть. И предложение, от которого я не хочу отказываться — еще один способ повлиять на меня.
Но дело в том, что я не люблю, когда мной манипулируют. Особенно, когда не вижу цели.
— Заманчиво, но я не верю в бесплатный сыр. И боюсь, мне нечего дать взамен.
— Ошибаешься, юноша, — снисходительно возразил сольвейг.
Давно меня не называли юношей. Возмутительно и смешно. Но играть в игры я умею — почему бы не подыграть?
— Вот как? И чего же ты хочешь?
Он серьезно посмотрел на меня. И во взгляде — как и в ее глазах порой — проскользнула вселенская скорбь.
Видно, вождь сольвейгов привык терять, знает цену потерям и готов потерять снова.
Или не готов?
Не могу сказать, что меня проняло. Что мне до него? До всех них? Есть лишь один сольвейг, судьба которого меня волнует. Но внезапно проснулось предчувствие, что именно о ней и пойдет речь.
— Ты тот, кто в конце спасет ее, — подтвердил он подозрения.
Я невольно хмыкнул.
— Боюсь, ты не по адресу. У Полины хватает спасателей. Самый главный вернулся — к нему и иди.
Барт покачал головой.
— Он не поможет. Когда наступит час 'икс', нужен будет тот, кто не внемлет ее просьбам и поступит вопреки ее решению.
— И это буду я? — саркастично улыбнулся. — Я же так всегда делаю, верно? Прости, старик, но ты ошибся. Я больше не стану вмешиваться в ее жизнь. Хочет, пусть лезет на амбразуру, я не буду мешать.
— Даже если это будет стоить ей жизни? — лукаво улыбнулся он.
Даже если так. Я ей не нянька. Довольно! Полина все равно не оценит, в ее глазах это будет очередным предательством. Надоело быть козлом отпущения, пора жить своей жизнью и забить на ее проблемы. Отпустить ее.
Даже если она...
Что? Погибнет?
А ведь она может. Спасая кого-то незначительного, кто и в подметки ей не годится. Кто никогда не заменит ее миру. Мне.
Накатила обжигающая злость. Я сжал кулаки, пытаясь успокоиться. Когда дело касается Полины, сложно контролировать себя, и вождь сольвейгов это знает. Потому и пришел. Смотрит, улыбается и выжидает. Чертов манипулятор! Нельзя показывать ему слабость. Альрику уже показал, за что и поплатился.
Но что если Барт знает будущее? Ее будущее — ведь сольвейги это умеют. Среди них почти все провидцы. И он не пришел бы, если бы Полине не грозила опасность. А он не просто здесь — он предлагает знания, а от них я никогда не отказывался.
Почему не появился, когда нам угрожал драугр? Не предложил помощь? Не верю в его трусливость — я всегда умел читать людей. Вождь сольвейгов не трус.
Значит, понимал, что я могу справиться один. И ведь справился же. А теперь...
Теперь опасность, грозящая Полине, серьезнее драугра. Настолько, что можно оправдать предательство.
Поднял голову и встретился со ждущими ответа глазами. Приходя, он знал, чем завершится наш разговор. Даже сомнений не было. Барт ждал, что я скажу именно то, что он хочет услышать.
В залитом сумраком воздухе бесстыдно разлилась обреченность. Изогнутый месяц сверкнул холодным боком и отвернулся.
