— Нас ждет великая битва! Славная битва! Многие умрут, не дожив до следующего рассвета! — во всю ширь желтозубого рта улыбнулся Тонъюкук.
Андроник разглядел черный, сгнивший до самого дупла зуб степняка. Невольно рука аркадца дернулась к собственной щеке. Он не представлял, как же сильно должен болеть этот корявый остаток. Если чего Ласкарий боялся на свете, так это зубной боли, — с самого детства. Лучше смерть, чем зубодер! Нет, лучше даже две смерти подряд!
Центурион тряхнул головой. Наконец-то нормальное сражение, а не игра в прятки!
— Мы в дне тихой, как утренний ветерок у озера, скачки от большого становища врагов моего народа. Тайсар — вон там, — и Тонъюкук махнул рукой в сторону Андроника. Ласкарий едва справился с желанием обернуться. — Но даже шакалы берегут свое логово. И пусть тайсары хуже шакалов, втрое хуже, вчетверо, они не хотят пускать нас туда. Ковыль, полющая на ветру, сказала, что они идут. На рассвете они будут здесь. Думают взять нас спящими.
— Откуда ты знаешь? Ты уверен? — вкрадчиво спросил Андроник.
Он сцепил ладони, подперев ими подбородок. В голове с невероятной скоростью вертелись схемы боя, почерпнутые из труда Никифора. Если труд предка окажется полезным — Андроник возведет храм в благодарность Аркару! И заодно устроит пир всему войску на целую неделю. Ну, может, не на целую неделю, и не всему войску... Все-таки император был скуп на благодарность, а сокровища города...
— Небо мне свидетель — в их воинстве есть хорошие батыры. Многие дни мы вместе, рука об руку, скакали через степи, направляемые ветром в одну сторону! И пусть теперь мы друг напротив друга, но весточку я могу передать туда, а оттуда — мне, — многозначительно изрек Тонъюкук.
Кажется, его улыбка спала, но глаза все так же хитро щурились. Думал ли он о том, что придется встретиться с другом в последний раз? Убить его? А ведь они ногие десятилетия подчинялись кагану, среди тайсаров могут быть их знакомые, может, даже родичи?
— Андрон-батыр, не бойся. Я вижу сомнения в твоих глазах. Это хорошо. Но копья и стрелы шато будут разить без промаха. Нам нужно вернуть честь и славу. И небо простит нам убийство побратимов, — он хлопнул себя по ляшкам. — В конце концов, это будет славная битва! Для всех нас небо приготовило веоликую честь — помериться силами в настоящем единоборстве! Ха! Небо благоволит народу шато! Волки снова пройдут ковыльное поле от края до края! Шато! Шато! Шато!
Тонъюкук...завыл. Андроник склонил голову набок. Он видит разные...молитвы. Эта была не из самых необычных, скажем так.
Ласкарий разом подскочил и понесся из шатра, бросив через плечо:
— Труби сбор! Тонъюкук, поднимай своих батыров!
— Битва! Ветер несет битву! — радостно (все еще подвывая) воскликнул вождь шато.
— Трубите сбор! Трубите сбор! Подъем! Все когорты — подъем! Подъем! — глас Ласкария в то мгновение было поистине трубным.
Вскочивший спросонья Флавиан Марцелл даже осенил себя знамением Аркара, оглядываясь по сторонам: неужто последние дни настают?..
— Псы набрались храбрости! — воскликнул Андроник.
Выбегавшие из палаток легионеры принялись боязливо осенять себя знамением Аркара и — редкое сочетанье! — тут же радостно вопить: "Псы решились!". Значит, наконец-то исчезла необходимость плестись по степной дороге, глотая пыль и дурея от жары.
— Я бы на их месте продолжил изводить армию набегами, — вполголоса произнес Андроник вставшему по левое плечо Тонъюкуку.
Степняк вдохнул ночной воздух. Поднявшийся с севера ветер отгонял вонь людской толпы и конских яблок, принося на своих крыльях прохладу.
— Если приближается сильный враг — собирай кибитки и гони прочь. Каменный дом унести с собою нельзя, — и, помедлив немного, шато уставился на Андроника. — Мы вот-вот подойдем к самому сердцу каганата. Степь большая, но не бескрайняя. Нельзя вечно убегать, можно и в стену Тайсара упереться. Так у нас говорят о... разных людях. Все это время псы собирали силы. Сильные мужчины ушли на север, кости же других украшают южные предгорья. Войск у псов здесь немного. Собравшись же в стаю, они решили, что могут завалить своего врага.
— Но ведь должны были оставить заслоны, — Андроник покачал головой. — Достаточно сильные, чтобы отразить наш удар. Мы же почти не встретили сопротивления. Я, видит Аркар, не ожидал такой легкой прогулки.
— Заслон и оставили, — Тонъюкук улыбнулся еще шире, и в свете горевших у шатра факелов лицо его походило на волчий оскал. — Нас. Кровавые собаки решили, что мы забыли, как ветер нес наши бунчуки до последнего моря...
— Но... — Андроник хотел было что-то сказать, как его остановил властным жестом Тонъюкук.
— Не надо, житель каменных юрт, говорить о преданности и верности. Мы научились обману у самых лучших учителей, — шато в оба глаза смотрел на Андроника, и тот едва смог выдержать этот поистине волчий взгляд. — Небо покарает нас. Потом. Но мы сможем отомстить за кровь моих предков, за разоренный эль. Шато! Шато! Шато!
Ласкарий вздрогнул: степняки, расположившиеся за пределами лагеря, завыли, подражая волкам. И старый боевой клич шато вновь разнесся над самым сердцем степи.
Люди не зря надрывались от усталости, таща за собой колья для частокола. Теперь легионы могли укрыться за какой-никакой, а оградой, прикрывавшей их от конных ударов. Конечно, хороший конь мог бы перепрыгнуть заостренное бревно высотой с половину человека. Но уже не получалось обрушиться лавиной на пехоту, ощетинившуюся копьями. Теперь люди похлопывали друг друга по плечам, довольно показывая на частокол. Один его вид придавал уверенность и чувство защищенности.
— Вот что значит выбирать место для сражения, — глубокомысленно изрек Флавиан Марцелл, оценивающе глядя вокруг.
— Это конные варвары избрали место и время, — только и произнес Андроник.
В настоящем походном лагере шатр полководца всегда ставили на искусственном холме. Отсюда — при необходимости — стратиг мог спокойно наблюдать за всей армией. Теперь вот такая необходимость появилась.
"Интересно, как там Тонъюкук? И эти вшивые кидани?"
Почти всю союзную конницу Андроник велел отвести назад, в тыл. В нужный момент она должна была ударить. Для надежности Ласкарий оставил часть тяжеловоруженных шато в лагере, а одну алу придал Тонъюкуку. От этого хуже не будет. Тут тебе и перенятый у степняков опыт, и заложники...Пускай и взаимные. Если Тонъюкуку Андроник доверял , то киданей он в грош не ставил. Чумазые всадники на низеньких лошадках, защищенные халатом, с луком в руках и стрелами в зубах, — давно дали бы деру, если бы не жажда наживы и обещания несметных сокровищ в недалеком будущем.
Лагерь, по настоянию Андроник, сделали трехвратным: с запада, востока и юга можно было в любой момент выдвинуть конные отряды, чтобы отогнать излишне назойливых лучников или ударить во фланг и тыл отделившейся вражеской пехоте. Но о наличии последней Ласкарий, конечно, и помечтать не мог: предстояло как следует погоняться за вражьими всадниками.
— Лучники готовы. Стрел в достатке. Придется — будем собирать варварские и пускать их обратно, с благодарностью, — отчитался Валент.
Его глаза полнились ярым, карим пламенем. За время похода он похудел пуще прежнего, осунулся и стал походить на оружие его когорт — композитный лук: сплошные высушенные кишки, скрепленные какой-то дрянью.
— Наше оружие дальнобойнее, в этом мы давно убедились. Но мы стоим на месте, а они вертятся, как черти...Простите меня, святой отец, — Валент покосился на Флавиана. — Я хотел сказать, что они очень прыткие на своих пегих лошадках, очень трудно достать.
Марцелл воистину пастырским жестом дал понять, что его не беспокоит случайно оброненное слово. Сейчас, перед битвой, он почти не походил на инквизитора. Почти: все небрежные фразы он запоминал, раздумывая, много ли хвороста потребуется для растопки костра.
Андроник, дабы отделаться от многозначительного взгляда "ручника", взглянул на небо. Ни облачка! Разве что далеко к югу медленно плыла ватага туч, но когда они еще доберутся! День обещал быть жарким. Во всех смыслах слова.
Лучники выстроились позади легонеров, рассыпавшись по всему лагерю. Все утро бойцы спешно складывали палатки и оттаскивали их в самый центр вместе со всем мало-мальским ценным скарбом. Требовалось расчистить площадку для стрелков. Наскоро удалось соорудить подобие щитов из связок хвороста: иные пучки доставали прямо из потушенных костров. На укрытия для стрелков пошел лесок, выросший вокруг озерца. Теперь степь должна была его поглотить.
— Легионы готовы, — хором пророкатали три брата Дикора.
Они встали полкругом за спиной Андроник. Каждый старался запомнить во всех деталях свой участок, рассмотреть его с высоты. Едва начнется сражение, как им придется присоединиться к своим легионерам.
Ровные (до первого залпа лучников) ряды гудели. Люди обсуждали — кто со страхом, кто с нетерпением — предстоящее сражение. Центурионы расхаживали взад-вперед, отдавая последние команды.
— Уж больно тонкие зубочистки у ваших когорт, — расхохотался Иовиан, и в чертах его лица, в самих движениях все ярче проступала кровь его предков-айсаров. Такое бывало только перед самым страшным сражением: верное предзнаменование будущего.
И точно: длинные копья айсаров-федератов, подчиненные Иовиану, словно иголки гигантского ежа, торчали в сторону противника. В общем, на все четыре стороны света.
Войска были рассредоточены практически равномерно по всему периметру четырехугольного лагеря. Разве что на южной стороне Андроник решил ослабить фронт, перенаправив силы на север. Получался слоеный пирог, столь любимый Ласкарием. Первый слой, на вкус стратига, слишком уж тонкий, — айсары Иовиана, с массивными щитами и длинными копьями. Второй, пошире — легионеры, по большей части вооруженные дротиками. И. наконец, тесто с изюмом — лучники. Эх, было бы их вдесетеро больше! Андроник желал, чтобы его армия могла сравниться с аркадским воинстом древности, до потери всех этих земель: стройные ряды, уходящие в вечность, от поступи которых дрожали горы. Но — сейчас под защитой хлипкого частокола выстроилась практически треть имперских сил. Подкрепления ждать было неоткуда, а значит, оставалось только победить.
Ласкарий окинул пристальным, даже придирчивым взглядом окрестности. Он всегда представлял себе степь ровным столом, земным морем, как о ней любили говорить поэты. Видимо, стихоплеты ее тоже не видели ни разу в жизни. Если лагерь разбили на относительно ровном месте, то сразу за частоколом все разительно менялось. От северных ворот тянулся овраг, который сперва уходил далеко вправо, а потом крюком возвращался к восточной стене. Овраг был этот достаточно глубок, чтобы создать проблемы для конницы врага. В пятнадцати шагах от западной стены, почти параллельно, вилось русло высохшего ручья, от природы мелкого (потому солнце и обратило его воду в пар). За прошедшее утро легионеры потрудились на славу, исправляя ошибки "матушки": углубили русло и натыкали "чеснока". Железные гвозди, соединенные по трое, были раскиданы по всему периметру лагеря: только солнечные лучи выдавали их расположение в густой траве.
Южная стена, к сожалению, не была защищена Аркаром, а потому целых три когорты были направлены "поработать" руками. На счастье, близость врага — и, что еще важнее, приказ защищать позиции в считанных шагах от творения их "инженерно-шанцевого" гения — заставила людей удесятерить свои усилия. Итогом стал ров, прикрытый серой материей, сокрытой под тоненьким слоем земли. Подобные ловушки были расположены и к северу, но Андроник даже думать о них боялся, чтобы не спугнуть удачу. Самое главное — пусть они сработают! Не зря же все утро конница была на ногах, отгоняя вражеские дозоры. Все уилия были брошены на то, чтобы спрятать до поры до времени приготовления к обороне, и трое всадников — лучших! — заплатили за это своими жизнями.
— Знаешь, стратиг, я бы на месте этих, — Иовиан сплюнул, — дальних родственников чертей, — бросил взгляд на "ручника", — утыкал нас стрелами или поджег траву. Затем дождался, пока мы тут подохли опаленными ежами, и задал бы победный пир. А черепа наши пустил на чаши. По-моему, они очень часто такое вделывают.
— Но не на своей земле, — Андроник раскинул руки в стороны. — Огонь может поглотить все ближние и дальние пастбища, принадлежащие тайсарской знати. На несколько дней пути вокруг города — земли, принадлежащие роду кагана и степным динатам. Они, верно, должны трястись за их сохранность. Подумай, что важнее: сохранить землю в неприкосновенности, кормить здесь стада, или ради кучки женщин с запада...О, конечно, они не знают, что здесь айсары, — поспешил добавить Андроник, поймав взгляд одного из подчиненных Иовиана. Заметив же прищуренные глаза легатов, Ласкарий и вовсе сдался. — Словном, они не знают, кто это к ним пришел. Настоящих сражений до сего дня не было, так, мелкие стычки. А стрелы...Много их с собой не унесешь, придется возвращаться к обозу. Значит, лучники должны постоянно сменяться, либо же давать нам передышку. Посмотрим, что они выберут.
— Посмотрим, — хором отозвались легаты.
— А оставшихся закопаем, — теперь Иовиану предстояло ловить на себе взгляды окружающих. Но он лишь пожал плечами: — Живьем. Врагов. Кто-то не согласен?
Ласкарий помахал рукой. Сейчас его не волновали события после битвы: нужно было еще выгшриать ее.
— Значит, так... — стратиг решил в последний раз проговорить с командирами план действий. На горизонте показались черные кляксы...
— Иллюстрий Андроник, требуется произнести молитву перед сражением, — внезапно прервал молчание Марцелл.
— Священники вот-вот начнут, — кивнул Ласкарий.
— Вы забываете, — в глазах Марцелла застыло непонятное выражение, то ли гордости, то ли решимости. — Что я тоже рукоположен. И сан мой выше. Позвольте...
Андроник кивнул. Сейчас это никак не могло помешать. Но как люди воспримут вид "ручника" за...
Воинство в общем порыве молилось. Если кто-то прежде редко произносил древние слова, то сейчас над лагерем разносился горячий гул истово верующих. Вглядываясь в горизонт, все наливавшийся чернотой, люди обращались к Аркару. Только на него — да на свои мечи и копья — теперь они могли полагаться. Многие же, отвернувшись от вида надвигающейся пылевой тучи, оглядывалитсь на Андроника. Они верили в его талант. Ласкарий сжал кулаки. Он не мог их подвести. Только не сегодня. Отрезанные от империи, они не могли проиграть, иначе — нечто худшее, чем смерть. Несмываемый позор с легионов и имени Ласкариев, прославивших свою страну и свой народ.
Марцелл, облачившийся (и где только раздобыл?) в белую ризу, ходил перед рядами воинов, благословляя на бой. Легионные священники следовали за ним, осеняя аркадцев священным знамением. Воины подавались на встречу, с радостными лицами принимая благословение. Сейчас никто из них не задумывался, что перед ними "ручник". Все надеялись, что именно он сможет достучаться до Аркара, сберечь жизнь, сохранить отца или брата для детей и сестер, сына — для родителей. Наконец, Флавиан остановился. Закончил он свой путь там же, где и начал, — в шаге от Андроника. Кивнул.
