Весной по озеру пошёл нескончаемый поток лодок. Плавсредства шли на Ладожский торг и обратно. Дед объяснил это плохим урожаем в прошлом году, и не лучшими перспективами на этот. Вот и шли северные жители менять мех, добытый зимой, на продовольствие. Наша безопасность опять была под угрозой.
После нападения волков мы сделали новую наблюдательную площадку для пацанов, в кроне высокого дерева. Спрятали её под аналогом маскировочной сетки, теперь мы видели гораздо дальше. Лес же вокруг деревни дед нещадно вырубал, не забывая при этом отмечать необходимую норму посадки деревьев на специальной фанерке. Мы хотели сделать открытое пространство, метров на пятьдесят-сто вокруг деревни. А в конце по осени поставить некий забор для защиты от диких зверей. Споры стояли только над конкретной реализацией забора. Я предлагал стену, вроде крепостной, дед настаивал на дреколье, воткнутом в землю. Я его понимал. Затраты труда и ресурсов на крепостную стену будут большие. А значит, надо будет больше сажать деревьев, очень Буревой переживал за природу. Остановились на дедовом плане, лишь бы волки не перепрыгнули. Да введём систему активной безопасности, зимой за озером следить толку нет, пусть пацаны за лесом следят.
Вообще, нападение принесло свои плоды. Никто не халявил на занятиях по военной подготовке, а то начала наблюдаться такая тенденция по зиме. Мол, врагов нет, чего кипятиться? Когда же противник в образе оголодавшей стаи пришёл под окна, важностью проблем безопасности прониклись все. Как и лекарствами — летом бабы целыми днями собирали лекарственные травы, до которых могли дотянуться, делали бинты, стерилизовали их и укладывали в фанерные тубусы. Мы даже сделали набор из трав да спирта для использования в лесу, при выходах. Теперь уже не у меня, у населения деревни была паника, медицинская и оборонительная.
Кстати, о спирте и самогонном аппарате. Бочка для приёма ядовитых испарений при продувке расплава, что стояла прямо в горячем цеху, развалилась. Остатки её были обуглены. Хорошо, что пол был каменный, потому что в процессе исследований остатков раствора пришло понимание, что это кислота. Какая — не знаю, дед назвал купоросным маслом. Покумекали вдвоём, купоросное масло делали из жёлтого камня. Жёлтое — значит сера, решил я, и волевым решением назвал кислоту серной. И эта кислота двинула очень многое в нашем селе.
Для её хранения пришлось делать ещё стеклянную посуду. Много стеклянной посуды — много поташа, много сена, пожалуйте бриться. В смысле, заготавливать его от зари и до зари, как и уголь. Решив вопрос с посудой, отбили атаку барышень, им тоже наделали стеклянных банок. Выдували раскаленным воздух расплавленное, чуть остывшее стекло, в чугунную разборную форме в виде банки с широким горлом. Крышки тоже стеклянные делали, их, правда, уже лили. И так делали, пока не кончился поташ. Насаживали крышки на банки, промазывали смолой и получали очень ценный в этом времени ресурс — герметичную посуду. Стеклотары у нас теперь было много, соли — тоже, потому и запасы на зиму мы начали делать достаточно рано.
После "стеклянного бума" пошёл бум химический. Дед начал совать в банку с кислотой все, что попадалось под руку. Коллекцию камней, мою ополовинил. Их собирали второй год, отмечая на нашей карте места их нахождения. Думал, вдруг чего полезное найду. Буревой в самодельном противогазе из пропитанной смолой ткани с приделанным фильтром из толчённого угля часами растворял, грел, испарял. И это я ему ещё не напомнил свои рассказы про щелочи, газы, катализаторы и прочее. Сюрприз будет. А вот до давления дед сам додумался. Во время следующей плавки, что проводили ночью в целях безопасности, дед подогнал новую форму — для закручивающегося цилиндр с толстыми стенками. Его, после финальной обработки и нанесения резьбы, Буревой забрал к себе в "лабораторию", была у него такая, отгородил он себе уголок в пиролизном цеху.
Через неделю дед принёс мне ложку странного вещества, похожего на сахар, и кусочек серого картона. Я неприлично возбудился. Да что там говорить — я скакал, как козёл на поляне! Мы теперь могли делать бумагу! Ура! Теперь надо только придумать промышленный процесс, но не беда, справимся. Дед, оказалось, тупо проваривал в своём герметичном сосуде кислоту из бочки, щепки-травы, воду, соль даже пихал. После сильного нагрева одной из своих многочисленных смесей, он получил некое тесто, и раскатал его на валиках — пытался сделать потоньше, понять свойства. Ну вот это и стало картоном. А белесое грязное вещество и впрямь оказалось сахаром — в бражку его кинули, так там такое началось! Процесс получения похож на выделку картона, но в качестве сырья опилки и кислоты надо побольше лить.
Побочным результатом этого стало серьёзное увлечение деда химией. Буревой и так живо интересовался всеми процессами, и про поташ, и про металлургию мы с ним долго разговаривали. Но вид того, как в маслянистой жидкости, которая представляла собой концентрированную, выпаренную серную кислоту, растворяется листочек осины, окончательно захватил сознание моего названного брата. А когда растворился ещё и какой-то камень, он окончательно впал в "химический кураж". Если раньше только я напрягал деревню собирать камни, теперь дед каждое утро сам каждому жителю капал на мозги на момент добычи для него новых игрушек. Народ посмеивался, но волю старшего родича выполнял. А когда Буревой подарил всем по листочку бумаги, маленькому, серому, пять на пять сантиметров, народ проникся его делами тоже — писать на занятиях на фанерках достало всех.
И вот только после этого мы занялись проблемой вылова рыбы в промышленных масштабах. Почему до этого не делали? Вроде паровик был, и лодку сделать не проблема. Да, все так. Но с другой стороны, малейшая вероятность безвозвратно лишиться тяговой силы из одного двигателя — а на них все село чуть не молилось — в результате крушения на воде, заставляло отказаться от идеи соорудить паровую лодку. И лишь когда мы полностью из местного сырья смогли соорудить трактор, мысль отказаться от вершей все чаще проходила в наших разговорах. Да, полностью "местный" трактор был тяжелее нашего первенца, котёл его отнюдь не отличался надёжностью, автономность оставляла желать лучшего. Но! Он был сильнее — четыре цилиндра уже трудились в новой машине. Он был чуть эффективнее — хрупкие шестерёнки в механизме сцепления заменили "солнышки" и барабаны из болтов. Он был слегка лучше в обслуживании — литые чугунные поршни и другая система смазки позволяли пореже разбирать механизм. Он был просто удобнее — две передачи вперёд и столько же назад в новой коробке передач, созданной из новых, пусть и кривых, шестерёнок, позволяли такое. Он был полностью "здешний" — а это уже перекрывало любые недостатки машины. Да и то, они, те недостатки, обусловлены не столько даже материалами и способом обработки, сколько желание обеспечить надёжность и безопасность. Мы сознательно шли на ухудшение двигателя, делая более толстые запчасти, полагая, что при этом надёжность машины и её долговечность повысятся. Ну а то что он из местного сырья означало, что мы можем без всяких зазрений совести утопить сей агрегат, если такая необходимость возникнет.
Вопрос же обеспечения рыбой начинал влиять на нашу безопасность. Для установки и проверки снастей наши мужики постоянно сновали на берегу. Иногда приходилось задерживаться — верши цеплялись за коряги, установка их не всегда шла без проблем, извлечение рыбы тоже было связано с определёнными трудностями. А лодки корельские сновали все чаще — наши мужики нас демаскировали. Поэтому идея выйти один раз и наловить морепродуктов (или озеропродуктов?) на неделю уже не казалась глупой — это позволяло нам сохранить в тайне местоположение нашего села. И чем чаще гоняли корелы на торг, тем сильнее крепла эта мысль в голове у меня и деда.
Для лодки рыболовецкой, получившей с моей лёгкой руки гордое название "баркас", доделывали станки для деревообработки. Буревой, окончательно нашедший себя в химии, экспериментировал с пропитками из скипидара, спирта, смолы и невеликих запасов конопляного масла. Мы с Кукшей соорудили подобие ленточной шлифовальной машинки, чтобы доски и брус получались гладкими и меньше вбирали влагу. Девушки же плели сеть из конопляных верёвок — снасть нам была нужна большая. Паровик для баркаса, что изначально планировался как малое, на одну-две лошадиную силу, изделие, начал расти в размерах. Он обрёл шесть цилиндров и чугунные диски сцепления. Оборотов паровик давал мало, потому на короткий гребной вал — длинные не умели ещё лить — движение передавали через цепи и звёздочки. Их пришлось ковать и закалять по старинке, правда, из литого уже железа — партию такого "пробулькивали" очень долго, чуть весь расплав не застыл. Из такого же материала был котёл — долго пришлось мучиться с клёпками да превращение заготовки в некоторое подобие листа.
Лодку получилась большой, метров семь длиной да ещё два шириной. Местные судостроительные ноу-хау, вроде скрепления досок корнями ели, не стали использовать — в дело пошли деревянные болты. Вместо пакли — кудель со смоляной пропиткой. Корму сделали открытой, на неё установили рыболовный трал, как я его помнил из картинок в будущем. Он приводился в движение валом отбора мощности от паровика. Сама конструкция представляла собой вполне себе обычный деревянный барабан, который вращался и вытягивал сеть. Та выглядела как парашют — мы хотели найти косяк рыбы, встать против его движения да и выловить что получится. Из-за возросшей массы лодка стала менее резвая, неповоротливая, руль пришлось сделать побольше, для манёвренности. Десять дней мы испытывали паровик, выявляли режимы его эксплуатации. Добились главного — при наличии запаса топлива мы могли рассчитывать на четыре периода работы по паре-тройке часов без серьёзного обслуживания.
Еще неделю мы осваивали саму лодку. Ночами, при свете факелов, недалеко от берега мы передвигали балласт, учились работать с машиной на плаву, выявляли особенности такого использования двигателя. Тралом ловили пока только воду, просто пробовали сами механизмы. Когда посчитали, что мы знатные паровые морские волки (хотя нет, озёрные всё-таки), попытались найти рыбу. Два дня ходили с Кукшей вечерами и до зари, искали косяк, да так, чтобы нас не заметили. Чуть увидев на горизонте лодку, сворачивали в заводь, где Обеслав и Добруш с Олесем прикрывали нас специальными ветками. Благо, мачты не было, и лодка не очень выделялась. Но результата наше крейсерство чуть не вдоль берега не дало. Надо было бы выйти на более глубокое место, за горизонт, но нужны были ориентиры. Или приборы.
Пришлось мне сидеть и разбирать автоматику из БКТП. Там много было всяких реле да УЗО, вот в них и искал магнитики. Поиски увенчались успехом — нашёл несколько. Вот только форма их и масса была неподходящая для моей задумки — я сооружал компас. Потому и пытался существующими магнитами создать стрелку, просто банально поместив стальную иголку рядом. Получалось плохо, долго надо вот так держать железо, чтобы остаточный эффект позволял будущей основе навигационного прибора притягивать мельчайшие стружки железа. Эх-х-х, было бы у меня электричество, дело бы пошло веселее! И мысль об этом все чаще приходила в голову. А что? Паровик есть, генератор собрать из имеющегося провода да ткане-смоляной изоляции — не проблема. Другие вопросы можно закрыть грудой электротехнических устройств, что мы наковыряли в БКТП. Правда, из-за неимения нормального постоянного магнита сначала придётся мудрить имеющейся мелочёвкой в виде огрызков реле и автоматов. Или вообще — делать батарею для создания электромагнита в якоре двигателя. Но тут варианты были — курс электричества я помнил неплохо, да и работать с ним приходилось часто, хоть и в основном с "низкоточкой". Так что при наличии кислоты, соли и металлов нескольких типов можно собрать некий условный Вольтов столб или другой гальванический элемент. Хм, а сделаем генератор и батарею — можно и гальванопластикой побаловаться. Медного купороса сделать, ванночку приспособить — и окунать всяких жучков да червячков, листики да цветочки. Мы так в "универе" делали, очень симпатичные поделки выходили. А ещё можно будет руду доставать при промывке! Да и свет сделать в доме! И привод для станков! И датчики с приборами в паровики поставить!..
Я ещё долго планировал "электрификацию всей страны", пока меня не нашёл дед. Тот послушал-послушал, да и принес мне некий камень из своей коллекции. Там был один небольшой, с острыми краями, Кукша нашёл. И к нему железо липло сильно. Откололи длинный кусочек — получили стрелку.
Компас сделали в масле, стрелка на малюсеньком наконечнике из меди плавала в закрытой стеклянной банке, через зеленоватое стекло было неплохо видно, на солнце разобрать было можно. И тут Буревой подоспел на помощь! Принес мне фосфор!
— Это что? И откуда? — подозрительно поинтересовался я.
— Да кислоту эту твою выпаривал, пробовал со всяким мешать, смотрел что с испарениями будет. Ну и оставил все, бабы отвлекли. Вернулся уже затемно, вошёл в лабораторию да чуть штаны не перепачкал! Посуда, в которой выпаривал, светится вся! Думал, волховство. Потом ещё раз выпаривал, в темноте смотрел, а там на стенках вот такое.
Лаборатория деда — это специальный сарай с вытяжкой, мы с запасом промзону построили. Последнее помещение из семи дед под химлабораторию забрал, переехав в него из закутка в пирозлизной. Буревой показал мне результат своих опытов — баночку с мелкими светящимися кристалликами.
— Фосфор это, вещество такое. Ты хоть в противогазе был? А то отравишься, он вредный...
— Да я его там и не снимаю теперь, — дед скривился, наверно, личный опыт заставил его использовать средства защиты.
— Это хорошо, давай на стрелку клеить вещество твоё...
Наклеили, залезли под одеяло — стрелка светилась! Докрасили направления на юг и север, сделали поворотный круг. Ну, теперь мы готовы к выходу в открытое море. Точнее, озеро. Но вот с расстояниями была беда. Собрали страшненькую машину из кучи шестерёнок с маленьким погружным винтом. По идее, он должен крутиться, и стрелкой отмерять расстояние пройденное по воде. Испытания показали погрешность, процентов тридцать-пятьдесят. Мы перемещались по озеру вечером, а народ замерял углы. Потом я рассчитывал пройденные расстояния, и сравнивал с показаниями машинки. Попробуем. В крайнем случае, вернёмся вдоль берега. Мимо него точно не промахнёмся, с компасом-то. Весёл сделали ещё, только вот на них скорость падала так, что километр расстояния мы бы наверно неделю шли. Поэтому взяли на борт маленькую лодочку, на двоих, для эвакуации в случае крушения.
А идеи с электричеством переписали на фанерку с планами на зиму. На холодный период времени мы переносили все новые опыты и эксперименты — так уже исторически сложилось. Летом полевой сезон, заготовка материалов и сырья, а зима оставалась на реализацию задумок. Их количество росло, поэтому и завели специальный "склерозник", чтобы ничего не забыть. Ибо взятый нами темп и ритм работы был таков, что на многие вещи просто не хватало сил. Да, мы ушли от полного согласия с природой в нашей деятельности, которое я застал при попадании сюда. Теперь, с увеличением индустриальной составляющей нашего хозяйства, приходилось отступать от веками устоявшихся традиций и подходов к работе. Ритм наш был рванный. Ранее все работали непрерывно и постоянно, но без надрыва, чтобы силы экономить. Теперь же трудились по достаточно плотному графику. То аврал на выплавке металла, то на поле, то в мастерских — менять вид занятости приходилось чаще. И хотя эффективность труда сильно повысилась и выход полезной продукции был несравненно больше, чем ранее, уставали мои родичи при этом сильнее. Просто из-за того, что постоянно приходилось дёргаться, разрываться между разными работами. То на руду, то на лесоповал, то в мастерских, потом опять на руду — и все это было увязано между собой, зависело от погоды, от сезона. Так у нас появился полноценный выходной в воскресенье и обеденный перерыв.
