— Надеюсь, что он нас услышит, — Ласкарий тоже кивнул. Ответил.
— Услышит, — спокойно и уверенно произнес Марцелл. Он закрыл глаза, словно бы прислушиваясь к беззвучной мелодии. — Услышит.
Самые зоркие уже могли разглядеть вражеские ряды. Но, если говорить по правде, рядов там не было вовсе. Всадники мчались лавой, оставляя друг другу места для маневра. Нельзя было догадаться, где же острие удара, где фланги, а где — тыл. Словно бы стая пчел неслась на обидчика, зазевавшегося подле улья. Степняки, был уверен Андроник, готовились остативать свой "улей" — сердце их земли.
— Приготовиться! — Ласкарий подал знак музыкантам.
Тут же трубы просигналили начало сражения.
Нет, только в легендах да в хрониках, написанных вдали от сражений, в тиши кабинета, можно услышать о едином порыве войска, о стуке шагов тысяченожки, единого организма из множества воинов. В реальности все иначе. И все же Андроник наблюдал, что будто бы волны разошлись по рядам. Люди упирали копья в землю, покрепче перехватывали ремни щитов, переступали с ноги на ногу. Кто-то продолжил молитвы. Кто-то махнул рукой и начал просто ждать. Но десятки, сотни глаз все еще были обращены на Андроника.
— Когортам поддержки, будьте готовы ударить, как только можно будет накрыть их первые ряды. Успейте дать залп раньше. Слышишь? — легат закивал. На его лице расцвела ухмылка. Наконец-то дело! Наконец-то можно не томиться ожиданием!
— С запада и востока тоже идут. Охватывают, — только и произнес Иовиан, показывая забранной в кольчужнубю перчатку рукой в стороны.
Андроник пригляделся. И точно. Черные тучи надвигались сразу с трех сторон. Трудно было определить, где враг сосредоточит свой главный удар.
— Скоро начнут обходить с юга. Как снега зачерпнуть, начнут, — пробубнил под нос Иовиан.
Жар от будущего сражения заставлял его сердце биться сильнее, а душа отбивала айсарскую мелодию. Он стукнул кулаком по раскрытой ладони, вызыва жуткий хлопок.
— Зажать хотят и раздавить. Ну-ну. На частокол брюхом напорются, вавка будет во-во-от такая, — все сильнее распалялся Иовиан, подражая детскому голоску.
Андроник знал: это преходяще. Командир федератов, едва первая стрела вмзметнется в воздух, тут же возвратит себе полнейшее хладнокровие, словно бы обратится в лед из Пустоши.
— Ну, идите ко мне, тайсары, — сжал кулаки Андроник.
Внезапно несколько всадников замерли, а потом вовсе исячезли из виду, словно бы под землю провалились. Ласкарий улыбнулся: и вправду провалились. С той стороны как раз были накрыты полотном и присыпаны землей ямы. Выгребные ямы. Их всегдв вырывали достаточно далеко от лагеря, чтобы помешать распространению миазмов и заразы. Теперь же этот обычай сослужил добрую службу: несколько врагов ухнули в глубину, полную вони и позора. А еще — теперь можно было определить расстояние до "лавы".
Андроник взмахнул рукой, надсадно ухнули трубы — и по лагерю распространились шелест и тренькание высвобождаемых стрел. Металл пел о жажде крови и свободе. Легаты наблюдали за полетом стрел. Вот темное облачко поднялось над лучниками. Выше. Еще выше. А потом начало опускаться, опадать сотнями смертей.
Лава остановилась. Люди и кони падали, пронзенные, и кричали от боли. Иным же, кому не посчаствливилось поймать смерть шеей или сердцем, уходили молча, не успев понять, что же произошло.
Черная туча людей и пыли растекалась в стороны, огрызаясь роем гудящих "пчел". Стрелы с подвешенными свистульками полетели в сторону аркадцев.
— Рыбья чешуя! Чешуя! — воскликнул Андроник, и тут же раздался сигнал труб, походящий на плеск воды.
Застучали щиты. Легионеры сомкнули ряды. Первый вытянул щиты вперед, второй, третией, четвертый — над головами. Последний, собранный из ветеранов сражений, развернулся, и выставил щиты вперед. Получилось нечто, похожее на двускатную крышу. Тайсары присели на колени, закрываясь своими громоздкими щитами. С мерзким звуком, похожим на свист орудия самой смерти, вражьи стрелы падали по ту сторону частокола, бились на излете в его колья, и лишь немногие упали на айсаров. Раздался облегченный выдох десятков глоток: никого не задело. Степняки подошли недостаточно близко, а потому стрелы их в полете растеряли смертноность. Тем более лагерь оказался на возвышении, и конным лучникам приходилось стрелять вверх, что играло на руку аркадцам. Во всяком случае, пока что.
Снова раздался сухой треск композитных луков: новая туча полетела на всадников, уходивших прочь, как можно дальше от смерти.
— Хоть бы кто-то попал, хоть бы кто-то попал, хоть бы... — Андроник не в силах был прекратить бубнеж этой "молитвы". — Хоть бы кто-то попал...
Хлоп. Стук. Железо обидчиво втыкалось в степную землю или падало среди разнотравья. Но раздавались и радостные всхлипы: стрелы находили беззащитные шю или круп коня, глаз, плечо, колено степняка — и пили, пили, пили кровь. Лава подалась еще дальше, и вновь полетели разгневанные пчелы на аркадский лагерь. Откуда с восточной стороны раздался сдавленный хрип: он был очень хорошо слышим в практически гробовом ("не дай Аркар!") молчании лагеря.
Попали. Все-таки попали. Но войско не поддалось волнению, люди только крепче взялись за щиты.
— Стрелы поберечь. Пустите ближе, — скомандовал Андроник. Пока сражение не развернулось, еще можно было командовать за легатов. Потом же, в самой гуще, ему придется положиться на офицеров.
Бойцы вспомогательных когорт вернулись в укрытия. Не всем их хватало, к сожалению. Таким приходилось жаться поближе к легионерской "рыбке".
"Первыми погибнут, боюсь" — вздохнул Андроник. Лагерь, к сожалению, не был идеальным укрытием. Пока что их спасало удачное расположение и дальнобойные луки. Но едва враг приблизится на достаточное расстояние, как жертвы даймонам войны будут все множиться.
А между тем степняки огибали лагерь, заходя с южной стороны. Им должны были помешать овраги, образовавшиеся на месте совсем высохшего здесь притока Бии. Легионеры вопспользовались даром природы, точно так же углубив и закрыв получившийся ров материей с землей. Вблизи обман можно было бы легко раскрыть, но в пылу сражения удача могла оказаться на стороне аркадцев. Тьма этих ям, сокрытая до поры до времени, поджидала свои жертвы, ухмыляясь клыками-кольями.
"А вдруг они вышлют дозоры и обнаружат Тонъюкука? Мы так лишимся ударного кулака, и быть нам утыканными стрелами! Или вовсе помрем от жажды и голода" — звуки сомнений все крепли в душе Андроника. Но он боролся с ними, как только мог.
Топот тысяч копыт становился все сильнее. Подул северный ветер, погнавший облако пыли к лагерю. Феодор Кантакузин поскреб лысину и сплюнул:
— Ненавижу глотать пыль!
— Ты только этим и занимаешься! — рассмеялся во весь голос Лициний Дикор, и через мгновения братья захохотали "в поддержку".
— Вот поэтому и ненавижу! — огрызнулся Кантакузин. Ожидание заставляло его нервничать. — За этой мечтой клопов мы не разглядим передвижений их отрядов.
— Ну уж! — взмахнул руками Дикор. Глаза его, однако, потеряли былой уверенный блеск. Он принялся всматриваться в облако пыли, медленно приближавшееся к лагерю.
Андронику оно показалось слишком уж густым. Он принялся покусывать губы в ожидании действий противника.
— А не проще ли им дождаться, пока мы тут все передохнем от жажды, глотая пыль, и добить оставшихся? — внезапно спросил Иовиан. — Почему они так рвутся в бой?
— Марцелл, что Вы знаете о тайсарских шаманах? — внезапно осенило Андроника.
Степняки должны были придерживать кубик с выпавшей шестеркой в сжатом кулаке. И это вполне могли быть шаманы или камлаки.
— Признаться... — начал было Марцелл, но Ласкарий его уже не слушал.
Андроник покрутил то самое колечко, подаренное ему странным господином во дни похода на Ипартафар. Прежде он боялся носить его на виду у "ручника": вдруг тот почувствует неладное? Но как-товечером, Ласкарий засиделся допоздна и уснул с надетым кольцом, утром же, спросонья, держал совет. Там присутствовал Марцелл. И ничем не выдал малейшего беспокойства. То есть, конечно, он жутко волновался, но скорее своим буудущим и исходом сражения за Тайсар. Обычная реакция непривычного к войне человека.
"Ну да, это не покой допросной комнаты. Там обстановка тихая, располагающая к общению...А если сразу не расположился, то у тебя будет время. Уйма времени. И очень, очень много причин разговориться. Раскричаться" — зло подумал Андроник, и прошептал одними губами. — Волшебство.
Словно бы волна прошла перед глазами Ласкария. Она вымывала все цвета, оставляя только лишь серость и пыль. Одну лишь пыль. Из пыли были сотканы люди, холмы, само небо роняло пылинки на ...пыль. Можно было сойти с ума. Дрункарий был полностью уверен, что создатель этой штуки давным-давно мог бы отправиться в обитель для блаженных. В келью с большим количеством ремней, которыми привязывалдись самые буйные.
Пыль. Пыль. Пыль. Она была везде...Но...
Андроник пригляделся. Сквозь тучу, летевшую на них,можно было что-то разглядеть. Сперва это было похоже на блики, потом — на искорки, и только...
— Центр! Центру приготовиться! Марцелл, свтяые отцы — шаманы! Шаманы что-то творят! — что есть мочи выкрикнул Андроника, а мир вокруг начал обретать краски.
Только лишь Флавиан остался похож на пыль — его лицо приняло цвет степной земли, истоптанной и высушенной летним солнцем. Он тяжко сглотнул и помчался, спотыкаясь, в сторону когорт, оборонявших северные лагерные ворота.
— Что такое? Что ты там увидел, иллюстрий? — вопросил Кантакузин. — Я ничего...Проклятье!
— За Ксар! — воскликнул Андроник, и тут же забегали офицеры, зазвучали трубы — играли бой. — За Ксар! На бой зовет Аркар!
— За Ксар! — подхватил тысячеустный гул. — На смерть!
— На смерть! — Иовиан радовался. Нет, он действительно был несказанно рад настоящему бою. — На смерть!
Он довольно хрустнул костяшками:
— Ну прямо как в старые добрые времена Партафы, — только и успел произнести он, как...
То, что увидел Андроник, действительно было снопом искр: огненный червь, размером с корову, полз с невероятной (для огромного земляного гада, конечно же) скоростью напролом, к воротам аркадского лагеря. Из пылевого облака появлялись все новые и новые черви. Между каждым было расстояние в пять-шесть шагов, ну, может быть, десять, не более. Андроник бросил взгляд на восток. Повернул голову на запад. Возможно, впервые за многие дни он почувствовал пробирающий до самых костей холод: со всех трех сторон на частокол устремились эти порождения варварского колдовства.
Люди заволновались.
— За Ксар! — во всю мощь легких воскликнул Андроник, подняв спату высоко над головой.
Воинство подавило первый паники.
— Ни шагу назад! — Ласкарий не знал, что мог кричать так громко. — Ни шагу назад! С нами бог! Аркар с нами!
Легионные священники заняли свои места позади "чешуи", так, что щиты пятого ряда касались их ряс. Они молитвенно сложили руки на груди. Усиливавшийся ветер донес первые клубы пыли и подхватил края их одеяний.
— Лучники! Не спать! — вслед за червями вражеская конница начала было продвигаться.
Тиньк! Стрелы пронзили пыль и, освещаемые пламенем от загоревшегося под тварями разнотравья, устремились к сердцам тайсаров. Тиньк! Вослед полетел новый "привет" от аркадских лучников. По щитам забарабанили тайсарские стрелы.
Над северным частоколом начало разгораться сияние. Теплый свет, какой бывает поутру в погожий весенний денек, рассеивал пыльное облако, и...
Первый огненный червь врезался (происходило это куда медленнее, чем может показаться и чем хотелось бы тайсарам) в световой купол. Произошла вспышка: пламя почернело, и жуткое создание начало опадать рваными, затухающими ошметками. И тут бы Андронику обрадоваться, а воинству возликовать, — но далеко не везде огненные черви наткнулись на преграду. Когда их пламенная плоть столкнулась с палисадом, раздался жуткий треск: как от полена, брошенного в костер, только в десятки раз громче. Огненный вихрь взмылся над частоколом, пожирая сухое дерево. Потянуло черным, противным дымом.
— Проклятье! — оскалился Андроник. — Проклятье!
Бух. Еще один червь врезался в частокол — на этот раз с восточной стороны. Как потушить пламя? Как же его потушить?
Занявшееся дерево затрещало, но только уже не от ударов порождений даймоновой скверны, а от самого обычного огня. Все это грозило превратить частокол в груду головешек, а воинство — в груду трупов под копытами тайсарских коней.
Ласкарий принялся отдавать команды. Вражьи стрелы затренькали все сильнее. Вот уже они начали падать на пригорке, у в считанных шагах от Ласкарий, но тот не обращал на них совершенно никакого внимания. Не до страха, когда судьба целой армии оказалась в опасности! Да, он прекрасно понимал, что частокол и не смог бы совершенно предотвратить конную атаку. Но он должен был дать время! Ослабить наступательный порыв! Теперь же можно было надеяться только на крепость копий и стойкость федератов. При должном напоре — ненадежная опора, надо заметить.
Лучники без устали направляли стрелу за стрелой в сторону врага. Одна радость: тайсары больше не боялись приблизиться к лагерю, а значит, оказались уязвимы.
Воины боролись с нарождавшимся пожаром: первый ряд пытался затоптать пламя, где только это было возможно, но его языки все крепчали и наливались злостью смертоноснейшей стихии.
Андроник сжал кулак, так, что кольцо впилось в кожу. Он поднял лицо к небу, часть которого затянули набежавшие тучки, и произнес:
— Дождь. Мне бы сейчас только дождь. Аркар, только лишь дождь!
И то ли молитвы тысяч верных сынов Аркадии добрались до небес, то ли кто-то проклял тайсаров, то ли некто услышал просьбу носителя заветного кольца, да только...
По шлему ласкария что-то стукнуло. Сперва он подумал, что это стрела, — но на земле вокруг него стрел новых не прибавилось. А потом капелька влаги оказалась на его сжатом кулаке. Потом еще одна. И еще. Тучи— самые что ни на есть настоящие, полные воды, а не проклятой пыли — все сильнее набегали, закрывая армию от солнечных лучей. А еще — они принесли тихий ласковый дождь. "Быть бы сейчас ливню!" — в надежде взмолился Андроник (если уж исполняется, так надо требовать столько, сколько возможно!). Однако дождь так и оставался дождем, совершенно не желая превращаться в ливень. Капли застучали по земле и огню. Шипя, пламя боролось с ненавистной ему стихией, и сперва казалось, что за жаром победа, — но вода наступала неумолимо. Вот уже прибавилось дыму, треск пропал, а потом и огонь начал опадать.
Со стороны вражьего воинства, подошедшего уже на расстояние двухсот-трехсот шагов, показались новые пламенные черви. Но дождь принялся бичевать их. Вокруг созданий варваров поднялся пар, и с шипением черви начали уменьшаться в размерах. До частокола ни один так и не дополз.
Обстрел стал намного злее. Степняки усилили напор, чтобы выместить злость от проваленной атаки на аркадцах. Вспомогательные когорты пытались не отставать, и туча за тучей падали то на лагерь, то на круживших степняков.
