— Жаль это быстрый яд, прошептал он. Я бы хотел, чтобы ты помучился.
Прилл первая догадалась, в чем дело, она прокричала Олесе.
— Прими антидот, он в твоей правой перчатке.
Уже теряя сознание, девушка закинула себе в рот крохотную пилюлю. Та зашипела, освежив пересохший рот. Олеся, тем не менее, пошатнулась, лекарству требовалось время.
В этот момент, уже видя, что его жертва падает, Бобокаро нанес удар чудовищной силы по шлему. Только то, что Олеся в этот момент рухнула в изнеможении, спасло ее от смерти. Однако разрубленный шлем слетел с ее головы, обнажив лицо и чудные волосы. Император опешил:
— Баба!? — Удивился он.
Замер и стадион, шум смолк. Все выражали глубокую задумчивость. Бобокаро впрочем был поражен ее необычайной красотой ему вдруг захотелось изнасиловать ее при всех, вот так не стесняясь, чтобы раз и на всегда доказать им что он тиран и будущий король их империи может делать что угодно. Подобная мысль была настолько соблазнительной, что он стал срывать с себя латы. Сначала скинул шлем, потом обнажил от брони торс. Его почти черное волосатое тело было бугристым от чудовищно развитых мышц. Он подхватил Олесю и стал освобождать ее от лат, надет на нагое шоколадное тело. Когда обнажилась грудь, он сдавил соски и притянул ее к себе. Потом его рот со здоровыми как у крокодила, но плохо ухоженными зубами приблизился к ее устам. Ужасающий поцелуй-засос заставил Олесю придти в себя и открыть глаза. Она взвизгнула.
Император несколько опешил, потом волна похоти ударила его еще сильнее.
— Чем лучше мало приятного ласкать труп.
Он накинулся на нее как дикий зверь, даже стал раздвигать ноги, чтобы овладеть ею. Девушка извернулась, ее потное тело выскользнуло из таких же потных лап. Олесе казалось, что она потеряет сознание от вони, но у нее все же хватило мужества дотянутся тонкого и острого кинжала висящего на поясе императора-монстра и всадить его в живот.
Тот вскрикнул и попытался ударить ее кулаком, но девушка увернулась и снова воткнула острие в грудь. Полилась густая венозная кровь. Бобокаро отчаянно замахал руками, ему удалось попасть ей в плечо, сбив с ног, но девушка снова вскочила, освободившись от стальных сапожек. Абсолютно голой ей было так легко, а то, что на ее смотрели сотни тысяч глаз, придавало такую ярость, что она пригнула как пантера, со всего размаху пробив горло.
Бобокаро застонал, была повреждена артерия, красно-фиолетовая жидкость била полчками.
— Ну, как тиран! Все время пил кровь из своих подданных, а теперь захлебываешься в ней сам! — Она подпрыгнула и с такой силой ударила его голой ногой по морде что слетел парик, обнажив лысую башку.
Тут Олеся увидала на голове его рога, не большие правда, но рожки, целых три. Это напомнило ей яццовых державших человечество в унизительном рабстве.
— Подонок, ты даже не человек. — Прокричала она. — И стала лупить захлебывающего императора кинжалом в грудь. В агонии он успел ударить ее в лицо, но девушка тут же вскочила и продолжила его колоть, пока наконец он не рухнула, а бурное дыхание не прервалось.
— Голиаф повержен! — Гордо произнесла Олеся.
— Ты молодчина! — Крикнула Прилл. — Твое мужество нас покорило.
Толпа ревела, приветствуя нагую победительницу, а Олеся гордо подняла руки вверх.
— Я теперь ваша.
Король не разделял общего ликования, он был мрачнее тучи. Даже шут с его едким замечанием:
— Повержен рогоносец, нагой бабой. Видимо взгляд на ее упругие груди и привел к импотенции, от чего тот припух.
— Заткнись шут! Ты что не видишь, я опозорен. Постельная шлюха у всех на глазах убила самого могучего владыку мира, а моя дочь осталась без жениха.
— Ну почему сочетай их браком и это будет самая красивая пара в свете.
Король не говоря не слова, врезал такую увесистую оплеуху, что буффон полетел вверх тормашками.
— Получи скотина.
Видя, что у короля походящее настроение, к нему робко перебирая ногами, подошел князь тьмы Труппоров.
— Нам остается только, арестовать их и сегодня же принести в жертву императору зла!
— То есть сжечь на медленном огне?
— Да именно так! Дьявол с радостью примет подобную жертву!
— А с турниром как быть?
— Аннулируем его результаты и объявим новый. Я думаю, соберется не мало королей, ведь ваши владения слишком лакомый кусочек.
Король обрадовался.
— И быть по сему назначаю смертную казнь на сегодня. Эй, стража взять их.
Сотни королевских воинов окружили Олесю, опасаясь к ней приближаться, одно временно солдаты прорвались к шатру, выволокли еще не пришедшего в себя Ивана.
Прилл размахивая сразу двумя мечами, приготовилась к обороне. Тут Олеся нагая блестящая от пота, бросила наземь кинжал и протянула руки. Девушка устала и выплеснула все свои эмоции, ее пыл угас. И главное ей не хотелось больше никого убивать.
— Я сдаюсь, рассчитывая на королевское милосердие.
У Прилл перекосилось лицо.
— Опомнись девочка!
— Их тут тысячи нам все равно не прорваться, к тому же Иван в коме.
На Олесю полетел аркан, захлестнув шею. Потом к ней подскочили самые опытные воины быстро, и умело, связав сзади руки, при этом они свели вместе локти, вывернув плечи и причинив боль раненному и поцарапанному телу. Потом стали приближаться к Прилл, львица была готова дорого продать свою жизнь. Первые три воина бросились к ней и упали пронзенные, тогда солдаты зарядили лучи наведя каленные стрелы на Прилл.
Кардинал Сиснолеко уже изрядно насытившийся оргией подошел к трону.
— Львы это священные животные. — Произнес он. — И если мы убьем львицу, то навлечем на себя вечно проклятие.
— Глупости! — Произнес Труппоров.
— Тогда нашими врагами станут лучшие воины мира, ты ведь знаешь, какие они дружные — это будет беспощадная война, а львы классные убийцы способные перелезь через любую стену.
— Это верно! Я согласен. — Раздался робкий голос короля.
Труппоров хотел, было возразить, но потом вспомнил, что сам смертен и может стать жертвой покушения, от которого не спасут даже чернокожие стражники.
— Ладно, объяви львице, что согласно твоему королевскому слову она будет жить! Только закуйте ее в цепи, чтобы она не попыталась освободить Ивана и его шлюху.
— Вот так можно! Я повелеваю, как зовут эту девушку? — Спросил король.
— Ее называли Олесей. — Сказал Труппоров.
— Так вот приготовьте эшафот и вязанки хвороста, а также площадь казнь состоится не медленно. А львице скажите, что если она хочет, чтобы ее друзья жили, пускай успокоится и смириться.
Не смотря на сопротивление, Прилл смирилась быстро, особенно когда занесли мечи над Олесей и Иваном, грозя перерезать им глотки. У львицы отобрали оружие, и надели цепи. Девушку и еще сонного юношу приковали к столбу. Рядом с ними была прикована тоже очень красивая барышня правда в бедной одежде. Олеся спросила ее.
— Ты кто?
— Баронесса Мирра де Вирт.
— А почему так бедно одета.
— А потому что ты нагая. Дорогое платье сняли, чтобы унизить.
Олеся обратила внимание на сафьяновые туфельки и золотым каблучком.
— Они дорогие, странно, что ноги у вас знатной дамы.
— Их отдадут палачу. Меня даже не столько сама смерть пугает, а то, что придется пройтись голой перед толпой простолюдинов и уличными мальчишками.
Олеся привыкавшая с младенчества к наготе не совсем понимала, почему некоторые люди стыдятся обнаженного тела.
Тут в проеме клетки появилось пьяное лицо принца Томоша. Он икнул и обратил к Олесе.
— Твоя небесная красота покорила мое сердце и считаю, что такая девушка как ты не должна умирать.
— Я тоже так считаю! — произнесла Олеся.
— И я могу тебя спасти.
— И чего потребуешь от меня взамен.
— Пустячок! Убей своего возлюбленного Ивана, это единственное, но непременное условие.
— Вот, как и ты думаешь, я это приму.
— А иначе сгоришь, казнь на медленном огне очень мучительная.
Олеся хотела, было решительно отказаться, но в голове мелькнула озорная мысль.
— Ну, хорошо я сделаю это, но вот только как? Мои руки и ноги скованы.
— Я сейчас скажу тюремщику, он тебя раскует и передаст кинжал.
Надзиратель суровый бритый наголо тип аккуратно открыл замок и вручил клинок.
Олеся мягкими шашками приблизилась Ивану и поцеловала его уста.
— Ну, чего медлишь. — Томоша трясся от нетерпения. — Рази его.
— Подожди, сначала я должна поцеловать тебя.
Олеся подошла к решетке. Принц приложил свою голову к толстым прутьям.
— Прямо в губы.
Девушка кивнула, и вдруг резким движение укусила принца за нос, а крепким девичьим кулаком врезала по скуле. Томоша заорал, откинувшись на спину. Тут же вбежала стража, Олеся нанесла несколько ударов руками и ногами, но не стала пускать в ход кинжал. Ее крупные отборные воины повалили ее на пол, избили бердышами. Затем крепко приковали, а покалеченного принца с разбитым носом увели. Тут Олеся поняла, допустила ошибку, упустив, свой может быть последний шанс.
Эшафот сооружать недолго и вот их всех троих, вместе с баронессой, ведут на казнь. Прилл тоже скованная едет в некотором отдалении, ее обещали пощадить.
А вокруг на казнь собралось столько народу, наверное не меньше чем на рыцарский турнир. Много и мальчишек, рискуя нарваться на клинок, они протискиваются к жертвам, стараясь дотронуться. Стража впрочем, ведет себя довольно лояльно, видимо стремясь доставить жертвам дополнительное унижение. Олеся хотя вся в царапинах и синяках по-прежнему прекрасна и многие глядят на нее с восхищением и сочувствием. Еще бы она избавила их от рогатого тирана.
Иван очнулся, и, перекинувшись парой слов с Олесей, все понял.
— Сколько народу вокруг нас, они должны ринуться и освободить своих кумиров.
— От толпы разве этого дождешься. И посмотри, сколько вокруг воинов, целые тысячи вооружены как для большого сражения. Мы добьемся лишь кровопролития, а с меня довольно крови.
Иван тоже колебался, в голове еще порядком мутило, что отрицательно сказывалось на его решительности.
Мирра де Вирт ехала относительно спокойно стража никого к ней не подпускала, опасаясь видимо, что простолюдины сдерут дорогие туфли. А с влиятельным палачом никто не хотел сориться. Эшафот был виден издалека, площадь для казней была обширной, напоминая чашу, что бы стоящим сзади было удобнее смотреть, в специально построенном доме располагался трон для короля и ложа для вельмож которые очень любили смотреть казни. Первоначально Труппоров предлагал их сжечь прямо на стадионе, но король не захотел осквернять арену. Вокруг площади также росли огромные возможно специально выращенные деревья, что было лучше видно малолетней шантрапе. Многие считали, что зрелище смертной казни и мучений поднимает нравственность и моральные ценности для детей. Поэтому ребят специально водили особенно публичные порки, где мальчишек и девчонок секли сотнями. Кирпич, которым была выложена внушительная площадь, был естественно красным, и только в самом центре белым, видимо, для того чтобы лучше была видна кровь. Передние ряды занимала стража и рыцари, охраны было очень много, а на крышах домов стояли лучники.
Иван не совсем дурак понимал всю безнадежность собственного положения. Возможно, ему все-таки предстоит окончить свой жизненный путь, но вот так позорно, на средневековом эшафоте. Это было выше. Приходилось напрягать всю силу воли, чтобы сдержать слезы.
Вот они прибыли, вышел огромный палач-поджигатель, он весь желтом, со сверкающей солнечной маской, кое-где на одежде видны не отстиранные пятна крови. Олеся обратила внимание:
— Странно что он не в красном, а смотрела кино и все палачи в кровавом одеянии.
— Что поделаешь, другая планета, чужая земля, и что человек ты забыл в этом мире?
— Я понимаю, но это не практично.
Палач подошел баронессе; аккуратно снял с нее туфли оставив босой, затем презрительно окинув оценивающим взором сорвал платье, обнажив немного более светлую чем у Олеси и простых местных женщин плоть. Титулованной особе было настолько стыдно, что она стала пунцовой и задрожала, силясь сломать наручники и прикрыть плоть. Палач ухмыльнулся и произнес.
— Нагими мы входим в этот мир, нагими мы должны его покинуть.
Ивану тоже было не приятно, стоять голому, когда публика не меньше половины ее женщины лицезрят твое довольно крупное достоинство. Многие дамы, в том числе и знатные, тычут в тебя пальцами, отпускают колкие и пошлые замечания. Правда знатоки отмечают его необычайно рельефную и мускулистую, выложенную плитками фигуру. Лишь одна Олеся смотрит гордо, ей даже льстит что ее нагую рассматривают многие тысячи глаз оценивая и желая. Она потрясла грудями, и бедрами стараясь придать себе как можно больше эротизма. Два сильных помощника палача заломили ее руки, и подвели к краю помоста, предоставив возможность мужчинам пощупать ее босые ноги и даже кое-кому залезть в интимные места. Олеся лишь улыбалась, невольно возбуждаясь от прикосновений. А вот баронесса отчаянно сопротивлялась и отвивалась, надрывно и истерично кричала, за что ее продержали подольше, дав простолюдинам ощупать ее всю, оставив синяки, а один даже состриг себе на память пару ногтей с босых, гладких ног. Потом их отвели налобное место и согласно обычаю крепко распоров кожу ударили плетью по нагим спинам.
Мирра де Вирт стала кричать еще громче, со спины капала кровь, более закаленные Иван и Олеся гордо молчали. Девушка даже произнесла:
— Сколько церемоний, прежде чем спалить живых людей.
Вот, наконец, проиграли трубы, и прозвучал сигнал, отданный королем.
— Приступить к сожжению!
Их тщательно закрепили на деревянных столбах, используя стальные цепи. Затем палач достал кремень и промасленный факел, выбил искру. Пламя загудело, изувер поднес огонь к причудливо сложенным смешанным с соломой дровам.
— Вот и все мы сгорим. — Произнес Иван.
— Так давай помолимся! — Ответила Олеся.
Баронесса тем временем продолжала истерично вопить. Огонь впрочем, разгорался крайне медленно, дрова больше дымили, чем пылали. Иван отметил это.
— Зачем они так схалтурили.
— Нет, это для того чтобы мы дольше помучились! — Сквозь слезы ответила Мирра.
— Вот садисты хуже фашистов! — Произнес Иван.
-Не знаю, Дженифер говорила, что Гитлер был хорошим, не ел коров.
— Да ублюдком и подонком был твой Гитлер, я бы ему проломил череп.
Огненная струйка добралась до голой ноги Олеси и лизнула розовую пятку. Девушка вскрикнула.
— Больновато!
— Тише не выдавай своих эмоций.
Затем пламя коснулось юного Ивана, тот перенес прикосновение со стойкостью оловянного солдатика. Потом язычок преисподней дотронулся до босой ножки баронессы.
Девушка взвыла, вслед за тем, вцепившись зубами в веревку, подавила крик.
Огонь вновь спрятался, что спустя несколько секунд вынырнуть, вновь обжигая нагие ноги парня и двух очаровательных девушек.
Принцесса Нафассу тихо рыдала, когда к ней подошел шут и спросил.
— Если способ утешить твое горе.
