Рыцарь в алмазных доспехах. Принцесса и рыцарь

— Ты о чем? — не понял я, внутренне напрягаясь.

— Я — принцесса! — воскликнула она. — Причем самая что ни на есть законная и легализованная! Отличная партия для племянника королевы и внука адмирала Веласкеса!

И вновь огонь в глазах. ТАКОЙ огонь, что стало не по себе. И наверняка станет не только мне.

— Паулита, солнышко... — Я поперхнулся. — Переведи!

— Они задумали афёру с Фрейей, — зло продолжила девушка. — И она не выгорит. Просто потому, что Фрейя тебя не любит, а ты не любишь ее. Но у тебя будет гораздо больше возможности влиять на политику, если твоей супругой стану я. Я — Веласкес, член клана, принцесса, да и ты — представитель семьи, хоть и бастард. Никто из знати не посмеет и пикнуть, когда тебя поставят на самый высокий из возможных постов. На котором ты сможешь если не задвинуть королеву, то оградить от дурного нашептывания.

Я — твоя лестница в небо, Хуан, — закончила она. — И я... Я люблю тебя!..

Сказав последние слова, будто украдкой, она вновь подалась вперед и, сотрясаясь в рыданиях, уткнулась мне в грудь. Да уж, ну и денек сегодня!

— Прости, что ТАК, — пролепетала она, — но я не могла открываться, как сопливая девчонка. Я должна была понять, убедиться. — Она подняла мокрое от слез лицо. — Я должна была быть уверена, что это именно ТО чувство, понимаешь? Я не эта дуреха Гюльзар, я не могла ошибиться!

Я снова поймал себя на мысли, что совершенно не знаю, ни что говорить, ни что делать. Полное стопроцентное бессилие. Тогда, как что-то сказать и сделать придется, потому, что это правда. Красноволосая, как бы ее ни звали, не врет. Она не СЧИТАЕТ, что любит, как некоторые, а именно ЛЮБИТ. И ради этого, чтоб понять сие, и были устроены в свое время различные стены и табу.

— Ты не смотри, что я такая... Прошла огонь и воду, — шмыгнула она, не поднимая головы. — Может на мне печати и негде ставить... Только и ты ведь не монах.

— Об этом я думаю меньше всего, — погладил я ее по голове.

— Я не буду больше. Правда. Я искала тебя давно... Не представляешь, как долго я тебя искала! — Она вновь подняла голову и встретилась со мной глазами. — Я хотела, чтобы ты избил этих подонков-братцев там, на Земле! И поставил на место их дружков! А потом дал окорот тетушке — не представляешь, как она меня ненавидит! Больше Гортензии, хотя я ей всего лишь племянница. Я хотела, чтобы ты защитил меня там, на Земле, и мне не пришлось бы убегать... Но ты встретился мне слишком поздно!..

Я прижимал ее, ласкал, внутренне одергивая себя от любой реплики. Слушать! Только слушать! Любое слово разрушит этот неуловимый миг, когда я могу понять, что творится у нее в душе! Ведь я столько времени мечтал это сделать...

Гюльзар не мастер коконов. Мастер коконов не Гюльзар.

— Я видела тебя во сне, — продолжила она. — Лет с четырнадцати. Мы учились тогда в той дурацкой школе, где ходили в платьях, как у монашек. Гортензия говорила, что это нормально — всем девочкам снятся такие сны, особенно ТАМ. Но я знала, что не всем. Мы не занимались с тобой любовью, в этих снах ты... Просто был. И защищал меня. Я сильная, и всегда была сильной! Чемпионка префектуры, призер первенства Венесуелы... Стрельба, контрас... Но я знала, что ты сильнее! И ты защитишь!..

...Я не видела твое лицо, Хуан. Не знала имени. Ты был просто образом... МУЖЧИНЫ...

— А потом тебя принесли в нашу каюту... — закончила она.

— Ты знала, что я очнусь, когда не пошла вместе со всеми в столовую? Решила покрасить волосы?

Она пожала плечами.

— Чувствовала. Я вообще как дура торчала в каюте всё свободное время. Они все смеялись, подкалывали... Но я чувствовала, это не просто так. И когда...

Я вздохнул и плотнее прижал ее к себе.

И что мне с нею делать? Это, действительно, не Гюльзар. Паула... Мерседес — девушка опытная, и очень-очень умная, хотя и своеобразная. И если она решилась на такое откровение... Ведь она не пыталась и не пытается сейчас меня совратить, хотя могла бы. Нет, она собиралась ПРИЗНАТЬСЯ. Ради этого весь антураж, ради этого девчонки сговорились пустить ее последней, на ночь. Ох уж эти заговорщицы!

— Гюльзар не сильно ревновала? — вырвалось у меня. Мерседес покачала головой.

— Она отошла. Сделала всё, как ты велел — обратилась к нам. Начала рассказывать, всё-всё.

И мы помогли. Действительно, Хуан, помогли. Тормошили ее, проводили курсы коллективной психотерапии.

— ...Мы не только ей помогли. — С губ ее сорвалась улыбка. — Мы и друг перед другом раскрылись. Потому и с Сестренками тебе легче, и Кассандра последнее время не задирается. Мы все стали ближе... Благодаря тебе.

Я покачал головой.

— Не такая великая заслуга. И меня в вашем круге нет.

— Ты работаешь с каждой из нас по отдельности, — не согласилась она. — И ты... Мальчик. В твоем присутствии мы бы не смогли, уж извини.

Да, чего уж там! Всё и так понятно.

— Па... Мерседес, солнце, я не могу так быстро. Я...

— Понимаю. — Она кивнула и отстранилась. — Ты же видишь, я не давлю. — По лицу ее пробежала улыбка, а рука прикрыла грудь раскрывшимся было краем полотенца.

— Почему сегодня?

Она пожала плечами.

— Почувствовала, что время пришло. Ты дошел. К тому же, раздал долги, закрыл все старые счета, теперь у тебя совершенно новая жизнь.

— А завтра начнется вторая фаза операции наших сеньорин... — зло выдохнул я, чувствуя, как по кончикам пальцев бежит огонь. Практичная девочка, ничего не скажешь! Впрочем, я уже говорил, что она далеко не дура, хотя иногда пытается ею казаться.

— Я поговорю с Леей, — вскинулась 'не дура'. — Объясню ситуацию. Ты не представляешь, насколько сильна будет наша партия на шахматной доске Венеры. Сильнее только брак с одной из ее дочерей, но она либо не допустит этого, либо... Не захочешь ты сам. — Голосок Мерседес дрогнул, выдавая очередную недомолвку этой аферистки. Впрочем, понятно, какую. — Зачем тебе мучиться всю жизнь с не ставящей тебя ни во что капризной куклой, с которой не сможешь даже развестись, если есть я? И я за тебя, и душой, и сердцем! Я не просто буду женой, я буду правой рукой! Я — силовик, и я — способная! Тебе ведь нужен будет свой... Ну, например, глава департамента безопасности?

Обожаю эту практичную улыбочку завзятой стервочки! Приятно иметь дело с умными сеньоритами.

А что, пытаться одновременно и взять меня чувствами, открыв ТАКОЕ, и купить... Подобных исполнительниц надо поискать!

Впрочем, подход у нее государственный, так что это скорее плюс, чем минус.

— Паулита, звезда моя... Я не готов.

— У нас есть время, Хуан. Я и не жду от тебя ответа.

Она приблизилась, беглым жестом сдернула остатки полотенца и впилась мне в губы.

Я, словно парализованный ни черта не мог сделать. Тот самый я, что считал, будто смогу оттолкнуть ее, что мне ничего не угрожает. Три ха-ха! Наивный!

Я хотел эту девушку. Господи, как давно ее хотел! Месяцы... Да уж скоро год! С самого момента пробуждения в каюте номер тринадцать!

Хотел, когда она ставила табу.

Хотел, когда проходила в ванную голой, каждый раз, день за днем.

Хотел, когда мылся с нею в душе, когда рамки табу были ослаблены, а мой самоконтроль дошел до поднебесного уровня.

Хотел, когда она спала рядом, всего через несколько кроватей.

Когда видел ее милующейся с 'горизонтальными связями', с которыми она настойчиво ходила миловаться в нашу оранжерею, словно дразня меня.

И жутко ревновал, когда ее, наконец, стали выпускать на волю, откуда она приходила довольная, делясь впечатлениями о любовных подвигах. Делясь с девчонками, но озорно при этом поглядывая на меня.

Нет, я не мог оттолкнуть ее. Не в этот раз. И ни в какой другой.

Расчетливая стерва!..

* * *

— Не спишь?

В кухню вошла мама. Я сидел, вытянув ноги на табурет, прислонившись к рефрежиратору, и курил. Делал то, что никогда не позволял себе от слова 'вообще'. При этом моя всё понимающая мама не сказала ни слова по поводу дыма, спросив лишь про сон.

— Она что-то сказала? — ухмыльнулся я.

Мама поставила еще один табурет напротив, села и сложила руки на столе.

— Нет. Я и не спрашивала. — Пауза. — Я не заходила, только услышала, что она плачет.

— И? — Кажется, я понял, что происходит.

Действительно:

— Мне не нужно спрашивать такие вещи, сынок. Я — мать, и всё чувствую. Особенно её.

— Особенно её? — не понял я.

— Я тоже сходила с ума. — Ее губы растянулись в виноватой усмешке. — По своим причинам, но сходила. И мне тоже был нужен ТАКОЙ мужчина, который взял бы всё на себя...

...Но искала я не там. — Вздох. — А потому, скорее всего, и не встретила.

— Ну как, не встретила, — продолжила она, добавив в голос показного веселья. — Встретила! Правда, этот мужчина оказался моим сыном... А это совсем другая история.

— Мам, что она еще рассказала? — улыбнулся я в ответ. Мой главный и мудрый советчик отрицательно покачала головой.

— Говорю же, ничего.

Пауза. Затем недовольное:

— Хуан, я что, по-твоему, совсем слепая? И мне не видно, как она на тебя смотрит, какими глазами? И как ведет себя при тебе?

— При мне? — Я снова чего-то не понял.

— Да, при тебе. Например, когда ты входишь в комнату, как меняется ее взгляд и лицо.

Вновь пауза.

— Да, когда-то я была проституткой, это так. Все мы делаем ошибки, и мне жаль, что ты страдаешь из-за моей, и будешь страдать. Но это не значит, что я ничего не понимаю в жизни.

Она любит тебя, эта девушка. Но сама пытается убедить себя в обратном. ПытаЛАСЬ, — уточнила мама, пронзив взглядом. Я нехотя кивнул.

— Она хорошая девушка, — продолжила она тихо-тихо, но очень эмоционально. — Такие на дорогах не валяются. Цени это.

Я как раз докурил и затушил окурок в импровизированной пепельнице в виде металлической тарелки. Подался вперед, убирая ноги со стула.

— Мам, они разработали под меня спецоперацию. Хотят, чтобы я стоял за спиной будущей королевы и правил от ее имени. Ты должна была это понять. К этому меня готовят, этому учат. В том числе, как обуздать эмоции и манипулировать слабым полом.

— И ничего у них не выйдет, — покачала мама головой. — Нельзя достичь невозможного одним лишь хотением. И нельзя заставить влюбить в себя кого-то насильно. Манипулировать — можно. А искренне любить...

— Любовь не помогла ее величеству и его превосходительству, — не согласился я.

— Лея и Серхио — плохой пример, — покачала головой мама. — Но ты сам признаешь, Лея ЛЮБИЛА. А скорее всего, любит до сих пор.

Полюбит ли тебя Фрейя? И если нет, получится ли у тебя удержать ее, если даже любовь не гарантирует этого?

Мама замолчала, давая мне подумать. Я же в который раз за сегодня не знал, что ответить. Любовь. Власть. Эмоции. Чувства. Расчет. Господи, как же всё переплетено в этом мире!

— Думаешь, синица в руке лучше? Но есть и еще одна девушка...

— Да, знаю, — мама кивнула. — Она приходила ко мне.

— Приходила? — Я чуть не подскочил, удержавшись невероятным усилием. Сердце бешено заколотилось.

— Да, приходила. — Мама по-прежнему покровительственно улыбалась. — И судя по ней, она... Тоже к тебе неравнодушна.

Пауза.

— Но готова ли она ради тебя на всё? — прозвучал убийственный аргумент. — Готова ли порвать с прежней жизнью — а ты и сам, наверное, знаешь, что она не ангел? Готова ли поставить на кон титул и происхождение, и защищать тебя до последнего вздоха?

Я не уверена. — Мама обреченно покачала головой. — Ты можешь распять меня на кресте, можешь не верить ни единому слову, и поступишь ты все равно, как решишь сам, а не как тебе советуют. Но Хуан, я не увидела в ней этого.

Она — богатая кукла, жаждущая получить красивую игрушку. Готовая пожертвовать ради игрушки многим, но лишь ради того, чтобы иметь игрушку в СВОЕМ доме. Идти в дом чужой, становиться другим человеком ради нее...

Я достал новую сигарету и жадно подкурил. Кажется, предпоследняя. Да что за день такой?

— И что посоветуешь? Просто посоветуешь, сама сказала, решение я приму сам.

— Да, я тебя так учила. — Мама улыбнулась. — Советую никого не бояться.

— Жизнь не окончится, сынок, — продолжила она с жаром. — Что бы ты не выбрал, какой бы поступок ни совершил, это не будет концом. Сломаешь планы ее величества? Да, полютует. Но придумает новый проект, в который тебя после усиления и переобучения вновь засунет. Обломаешь своих офицерин? Ничего, придумают под тебя новый план, который впихнут в новые расклады.

Фрейя, Изабелла, эта девушка... Всё это не важно. Любой твой шаг должен быть ТВОИМ шагом. И идти он должен вот отсюда, — положила она руку на сердце. — Только так, и никак иначе от этого шага будет толк.

В противном случае ты не удержишь ситуацию. Поверь, жизнь слишком сложна, и не всё в ней нам под силу. И однажды запутавшись, придешь к тому же, что имеет сеньор Серхио. Только хуже, и мы уже обсудили, почему.

Только сам, Хуан. Только отсюда, — вновь рука на сердце. — Не взирая ни на чьи планы.

— Думай, — закончила она и поднялась. — А я пошла к донье Татьяне. Она с утра просила кое в чем помочь.

— На ночь глядя? — не удержался от смешка я.

Ответом стала улыбка.

— Хуан, меня охраняет персональный взвод департамента безопасности. Что может со мной случиться? Тебе же... Вам, — обернулась она в сторону выхода, — нужно побыть одним и многое обдумать.

— Чао-чао! — крикнула она от выхода.

— Arrivederci! — выдохнул я вслед.

Через несколько минут хлопнула входная дверь. Передо мной лежала последняя сигарета, но я не спешил ее приканчивать. В ушах стояли слова: 'Жизнь не окончится, сынок'. 'Это не будет концом'...

Господи, мама! Как же редко мы с тобой общаемся?! Как же редко ты говоришь мне ТАКИЕ вещи?! Которые должна была сказать... Mama mia, сколько же времени потеряно?!

Хотелось выть. Но поделать ничего нельзя.

* * *

Я постучался и медленно вошел. Она больше не ревела, просто лежала, обняв подушку. Присел на край кровати, посмотрел на пол. Тот самый пол, на который свалился с того самого края. Да-да, вот так банально закончилось сумасшествие, напавшее на нас каких-то полчаса назад — я свалился со своей узкой пролетарской кровати. После чего медленно отполз, судорожно пытаясь взять тело под контроль, и ретировался в кухню. Сбежал под ее визгливый крик, чтобы вернулся.

Роль Его Величества Случая в моей жизни сложно переоценить — слишком многим я обязан сказочно невозможному сочетанию факторов. Но падение с кровати?..

— Мерседес... Можно тебя так называть? Хотя бы сейчас, пока никто не слышит? — провел я ей ладонью по волосам.

Девушка кивнула.

— Ты дорога мне. Очень дорога. Я порву за тебя кого угодно...

— Но любить — не любишь. — Она подняла глаза, в которых читалось спокойное восприятие неизбежного. — Не думай, я знала, что ты это скажешь. Я вообще не понимаю, зачем тебе открылась. С самого начала ведь было всё понятно... Нет же!..

— Я дура, да? — она села, ее в момент повлажневшие глаза зло сверкнули. Но злилась она на себя.