Они брели по раскисшей дороге, подгоняемые садистами из отряда сержанта Джексона. Два раза приходилось ночевать в палатках в чистом поле, и наконец они дошли до реки Сасквеханна. Здесь их посадили на допотопный корабль, который был до того забит, что сидели посменно — места на палубе для всей роты не хватало, а в трюм их не пускали.

К счастью, еще засветло они наконец-то дошли до первой цели — до красного кирпичного форта на каком-то заливе, где высадили один взвод, в котором оказался и Джимми. Их встретил лейтенант с манхеттенским акцентом, который объявил, что его зовут Джон Ван Флит, и что он будет ими командовать. Он им рассказал, что это Форт МакГенри, и что город на той стороне широкого устья реки Патапско назывался Балтимор. И что их задачей будет оборона форта на случай нападения южан с моря.

И тут Джимми подумал, что им наконец-то повезло. Их поселили в деревянную казарму, плохо отапливаемую и с незаделанными щелями, из которых все время сквозило, но хотя бы для всех были самые настоящие тюфяки и даже одеяла, а пол был деревянным. Лейтенант, хоть и смотрел на своих солдат с ноткой высокомерия, но впрервые за все пребывание в армии Джимми почувствовал, что их командиру не безразличны его люди. Самое первое, что он сделал, это пришел к ним в часть на ужин и, попробовав, чем им кормили, разжаловал сержанта Аллена, заведовавшего кухней, в рядовые. После этого их стали более или менее сносно кормить, тем более, что лейтенант, хоть и нерегулярно, но наведывался к ним то на обед, то на ужин.

В сам форт они ни разу не заходили, хотя с тамошним гарнизоном трения имелись. Там служили отъевшиеся ребятки из Пенсильвании, все время пытавшиеся показать свое превосходство. Лейтенант Ван Флит жил в тамошнем офицерском корпусе первые два дня, потом ушел оттуда в домик рядом со зданием их казармы.

А вот майора Линденберга они увидели на утро после их прибытия. И он произвел весьма неприятное впечатление, этакий типичный "офицер мирного времени", придиравшийся к каждой мелочи; говорили, немец, приехавший в САСШ десять лет назад и ставшим одним из самых пламенных аболиционистов, ненавидящий всех, кто не разделяет его мнение. К счастью, он из форта выходил редко, только на смотры, а вот лейтенанту приходилось ходить туда по два раза на дню, утром и вечером, как шепнул ему сержант Трелони, для рапортов. Приходил обычно злой, впрочем, на своих солдатах злость не вымещал.

А дни тянулись нескончаемой вереницей. Вскоре растаял снег, зазеленела трава, распустились первые цветы. Но все равно было холоднее, чем обычно, даже в Нью-Йорке в это время обычно становилось тепло, а в более южном Балтиморе тем более. И делать было абсолютно нечего. Лейтенант хотел выхлопотать для своих людей увольнительные в Балтимор — вон же он, через залив, так близко — майор Линденберг, как рассказывали, наорал на него при всех. Также запретили стрельбы ("расход боеприпасов не оправдан"), а вот маршировать заставляли, и несколько раз Линденберг заставлял их проводить показательный парад. Каждый раз несколько человек оказывались за недостаточное усердие в карцере форта и возвращались больными и слабыми — карцер не отапливался, а кормили там так же, как и заключенных. Джимми, к счастью, пока сия участь миновала.

Точно так же ни разу не приносили обещанной почты из дома. Не все, конечно, умели читать, но Джимми умел, и некоторые другие тоже. Лейтенант на свой страх и риск разрешал им писать письма, и даже предоставлял им для этого бумагу, перо и чернила. Потом он их куда-то отдавал, но ответа они не получили ни разу, и, как рассказал сержант Трелони, Ван Флит тоже ни разу не получил ни единого письма, чем был весьма обеспокоен.

И вот, однажды ночью сержант Трелони и рядовые Хок, Миллер и Эндрюз стояли на часах на валу.

Ему еще почудилось, что где-то чуть восточнее, там, где находился Балтиморский залив, послышался скрип уключин. Он повернулся к сержанту Трелони, но тот о чем-то болтал с Миллером; они были оба из Бронкса, и любили поговорить. Вдруг чья-то рука зажала Джимми рот какой-то пахучей тряпкой, Он потерял сознание.

Очнулся он только на следующее утро, под валом, с кляпом во рту и руками, стянутыми чем-то за спиной. Рядом с ним лежали Трелони, Миллер и Эндрюз. Вскоре их повели в форт.

Там их запихнули в одно из зданий, в камеру, в которой на полу было пять тюфяков с соломой, и в которой уже сидел лейтенант Ван Флит. Через пятнадцать минут пришли конвоиры и принесли кастрюлю с тушеным мясом с овощами и большую бутыль с водой.

Ван Флит сказал:

— Ну что, солдаты, попались мы. И вряд ли с нами будут обходиться хорошо, после того, как с южанами обращались Линденберг и компания.

Но еда была на удивление сытная — так хорошо Джимми ни ел ни разу с тех пор, как попал в армию. Со стороны Балтимора слышалась канонада, проникавшая даже через толстые стены. Постепенно она стихла, и вдруг они услышали шаги. Дверь отперли, и человек в странной пятнистой форме с серой повязкой на руке сказал:

— Лейтенант Ван Флит, на выход.

Тот гордо поднял голову и сказал:

— Ну что ж, ребята, может, видимся в последний раз.

И вышел. За ним захлопнулась дверь, и они услышали скрип поворачиваемого ключа. Теперь их было четверо, и можно было только гадать, кто следующий.

Глава 18. В Балтиморе все однозначно.

Мужа Нелли Джексон убили около года назад во время аболиционистских волнений в Нью-Йорке — им не понравился его южный акцент. Джексоны были из Северной Каролины и переехали в Балтимор в поисках счастья восемь лет назад; Джек работал клерком в одной торговой компании, а в Нью-Йорк он сопровождал груз. Нелли, с тремя детьми, до смерти мужа не работала, и сбережений у них было мало, всего около трехсот долларов, но хозяин и работники фирмы собрали еще около двухсот долларов для вдовы. На эти деньги она открыла небольшой кабачок недалеко от причалов парома к форту МакГенри.

Сначала дела шли ни шатко ни валко, но после оккупации Балтимора янки, как ни странно, резко пошли на поправку. Ведь именно к Нелли приходили все те, кого отпускали из форта в увольнительную. И у нее можно было вкусно поесть, недорого выпить, да и девочки любили заходить в ее заведение — в отличие от многих других, она их не вышвыривала, с условием, что они не воровали, вели себя прилично, и одевались не как женщины легкого поведения.

В самом начале, на на нее вышло балтиморское подполье, и она с радостью согласилась передавать всю информацию, подслушанную в кабаке. Нелли обладала весьма острым слухом и недюжинной способностью классифицировать информацию, и в штабе скоро узнали про гарнизон форта и лагеря, про нью-йоркцев, охранявших северные подступы к форту, про недовольство граждан. А потом действительно повезло — одна из девочек принесла Нелли то, что некий капитан забыл у нее в комнате — план форта, лагеря, и укреплений. Капитан на следующий день пришел к девочке за забытой папкой, но его уже ждали ребята из русско-американской разведки, оглушили его, и вывезли на Анастасию, где Юра и получил возможность его допросить. Планы, показания пленного, и разговор со Стюартом помог ему составить план операции.

Все прошло как по маслу. На позиции к северу от форта оказалось всего четыре человека; они даже не заметили прихода незваных гостей. Потом были захвачены казарма нью-йоркцев и домик их командира, опять же без единого выстрела — эффект внезапности был выше всяких похвал, и когда сонные нью-йоркцы, проснувшись от слепящих их в глаза фонариков, узрели людей в странной форме с короткими карабинами, все проявили благоразумие. Их лейтенант же попытался драться, но что он мог в одиночку против десятка русских десантников?

И вот двойной удар — по форту и по концлагерю к югу от него. Концлагерь брала рота из южной Джорджии — ребята из района болота Окефеноки, которые уже отличились при обороне Ричмонда в Вирджинии, и которые отнюдь не отличались сентиментальностью; янки боялись их как огня. Увы, увидев условия, в которых содержались заключенные, эти ребята порешили с дюжину охранников лагеря, пока русские, приданные этой части, не смогли остановить резню. Но ни один заключенный не пострадал, так как янки все практически сразу побросали оружие и начали молить о пощаде.

А форт, штурмуемый русскими и ротой под командованием Альфреда Инниса, пал на удивление просто. Ворота были выбиты выстрелом прямой наводкой из десантной 75-миллиметровой пушки, и после пары-тройки пулеметных очередей, пенсильванцы попросту подняли руки, не забыв выдать майора Линденберга. Так что штурма как такового не было, а была замена заключенных в камерах, которых препроводили в бывшую казарму пенсильванцев, на их бывших вертухаев. Заключенных из лагеря — там оставалось триста тридцать человек из более чем девятисот, отправленных туда прошлой осенью — пока развели по казармам охраны, где над ними начали колдовать привезенные с собой медики, как, впрочем, и над заключенными в форте, куда также перевели часть лагерников, самых же больных отовсюду перевезли в медпункт на десантный корабль, подошедший уже поближе к берегу.

Тем временем, началось освобождение Балтимора с другой стороны устья. Но и там не получилось настоящего боя — напуганные и деморализованные янки попросту сдавались вступающим в город балтиморцам, которых радостно приветствовали местные жители. Юре сообщили по радио, что помощи не требуется — "справимся своими силами".

Тогда Юра приказал своим расстелить маты, залезть в спальники и поспать по паре часов — ведь вскоре последует удар по логову аболиционистов, Вашингтону, городу, выкроенному из территории Юга согласно Конституции. Юра вспомнил, что это было одним из условий, согласно которым Юг в далеких 1780-х согласился поддержать Конституцию США — что столица будет на Юге. Да, погорячились, подумал он...

Сам же он сказал Альфреду:

— А не кажется ли тебе, что лейтенант, которого взяли в домике, подозрительно похож на Джона Ван Флита?

— Да уж, — сказал Альфред. — Ну что ж, пойдем посмотрим на нашего старого друга?

Через десять минут, они сидели в бывшем кабинете Линденберга, а напротив их сидел их приятель по Колледжу Нью-Джерси.

— Джонни, рады тебя видеть! — сказал Юра.

— Ребята, в обычной ситуации и я был бы рад видеть вас, но, увы, ситуация не самая приятная.

— А почему? — сказал Юра.

— Да хотя бы потому, что я военнопленный.

— Есть такое. Но я попрошу, чтобы тебя перевели в более хорошие условия, а когда мы вернемся, чтобы тебя выпустили на поруки.

— Спасибо, но я не покину своих солдат.

— Ладно. Попробую договориться, чтобы всех вас перевели в более достойное место. Ну и попрошу, чтобы на поруки отпустили всех твоих солдат — если, конечно, они не замешаны в преступлениях против южан.

— Да какое там... Их отловили в Нью-Йорке, научили немного стрелять, и послали сюда. В настоящем бою от таких проку никакого, а так их ни разу даже в Балтимор не отпускали. Я лично за них могу поручиться.

— Ну и хорошо. Тогда я распоряжусь, чтобы вас всех пока перевели в бывшие казармы — под честное слово, что не убежите, и под твою ответственность. А тебя в твой домик... Ну если ты, конечно, тоже пообещаешь...

— А вот за это спасибо! Обещаю и клянусь Господом.

Тем временем, канонада на той стороне затихла, а вскоре и последние выстрелы. Да, в Балтиморе все однозначно, подумал Юра.

Глава 19. В логове врага.

— Мальчишки в Джорджтауне говорят, что народ там ждет-не дождется наших, — сказал Нейтан.

— Это все хорошо, но где именно там янки? — спросил Андрей.

— А вот, Джим план нарисовал, он лучше рисует, — улыбнулся Нейтан.

На плане были указаны основные улицы, и казармы у воды.

— Только большую часть их послали на восток, к Балтимору. Там что-то происходит. В городе осталось не более двух-трех сотен. И они почти все время сидят у себя в казарме.

Об освобождении Балтимора они услышали вчера утром, примерно тогда, когда сами неожиданным ударом захватили Арлингтон, на высоком берегу реки напротив Джорджтауна. Эх, подумал Андрей, сюда бы современную русскую артиллерию — отсюда простреливается не только Джорджтаун, пригород Вашингтона, но и сам Вашингтон. А вон тот остров — Анакостайн — весьма удачно расположен... В стародавние времена они с Юрой успели побывать в Вашингтоне, но к реке тогда так и не вышли — собирались прогуляться, да Юра уединился с какой-то местной красоткой, да и Андрею пришлось развлекать ее весьма дородную подружку, которая неоднократно давала кавалеру понять, что мораль моралью, а от более близких отношений с Андреем не отказалась бы. Кто знает, не будь она столь пышных форм, может, Андрей бы и не устоял, особенно после того, как та после вербальных поползновений перешла к физическим — сиречь начала якобы случайно тереться об него разными частями тела...

Ну да ладно. Это все дела давно забытых дней, а теперь у него есть невеста, и, что важнее, есть боевая задача. Андрей буквально сбежал из лазарета, после того, как он подслушал, как Лейлани сказала Зине готовить его эвакуацию на Большую землю — такое прозвище прилипло к Русской Америке. До того, она несколько раз говорила с ним и, когда она поняла, что совершенно зря заподозрила Юру в измене, он впервые увидел, как у нее на глаза навернулись слезы — но она очень быстро совладала с собой и попросила Андрея по возможности передать Юре, что просит у него прощения. Сама она мало чего боялась, а вот этого испугалась.

Из Чарльстона в Ричмонд как раз уходила кавалерийская часть, и они с удовольствием взяли его с собой. А в Ричмонде он вдруг увидел полковника — нет, уже генерала — Смита, который был только рад зачислить Андрея к себе. Точнее, конечно, Андрей стал замкомандира сопровождающей Смита русской части, но командир почти сразу слег с воспалением легких, и Андрей даже не заметил, как стал командовать русским отрядом. В нем сейчас было пятьдесят шесть человек, плюс медицинско-санитарная рота, непосредственно ему не подчиняющаяся, но все равно своя.

А еще со Смитом оказались "сироты", для которых Андрей и Юра были кумирами. Как оказалось, после ранения Андрея и отъезда Юры те всячески торпердировали уроки, но Андрей им поставил ультиматум — или обучение, или их отправят в тыл, если он попросит генерала, тот будет только рад это сделать. И вот сегодня ребята сделали невозможное — послать на тот берег Потомака взрослых было бы намного сложнее, а количество и качество добытой ими информации было сверх всяких похвал.

Операция была проведена так. Сразу после наступления темноты, на Анакостайн переправили две русских батареи и четыре батареи трофейных двадцатифунтовок, захваченных прямо здесь, в Арлингтоне. Сразу после того, как он удостоверился, что операция проходит гладко, казарму и порт Джорджтауна захватил русский десант, причем почти всех янки захватили тепленькими в казарме.

Переправившиеся после этого южане смогли на захваченных в порту судах достаточно быстро организовать переправу новосозданной Первой Бригады Армии Потомака, и армия пошла на восток, в Вашингтон. Задержал ее Рок Крик Форт, оборонявший мост на речке Рок Крик, отделявшей Джорджтаун от собственно Вашингтона. Туда, судя по всему, срочно перебросили часть тех войск, которые ранее были переброшены на Балтиморское направление.