Двойной бренди, я сегодня гуляю

— Куда же Патрик запропастился? — пробормотал он. — Мы опоздаем.

— Виктор, до открытия заседания ещё час, — Лика сунула ему под нос программку. — Вы слишком нервничаете.

— Возможно, — согласился Лаи, сразу обеими руками расправляя узел шейного платка. Лика заглянула ему в лицо.

— Вы боитесь, что вас спросят... про то, что вы не хотите рассказывать?

— Я же отлично понимаю, что скверно поступил тогда по отношению к Мэлори, -сказал Лаи. — А дивиденды в итоге достались мне.

И что он за существо, в который раз поразилась Лика. Он чуть не погиб тогда на Марсе, а думает о том, как он поступил с Мэлори.

— "Скверно"! Всё никак не отучитесь говорить языком старинных романов. Только Мэлори не оттуда герой.

— Кто знает, — неопределённо произнёс Лаи. Желая отвлечь его, Лика облокотилась на балюстраду и стала разглядывать парк.

— У вас отличные оформители, — сказала она. — Смотрится чудесно. Особенно вон та скульптура.

— А, — небрежно отмахнулся Лаи. — Обыкновенная копия. Откуда в гостиничном парке возьмётся подлинник Миая Эйи?

Имя ничего не говорило Лике. С завтрашнего дня засяду за изучение истории барнардского искусства, подумала она. И, чтобы как-то поддержать беседу, спросила:

— Эта статуя условная или кого-то изображает?

— И да и нет, — с юмором ответил Лаи. — Видите ли, теоретически это Науит, герой древнего эпоса.

— А практически? — подыграла Лика. Статуя представляла коленопреклонённую фигуру воина в латах, опиравшегося на меч. Взор его был устремлён вниз; пышная волнистая прядь, украшавшая его голову, спускалась до пояса и как бы развевалась на ветру. Копия не копия, но Миай Эйи, очевидно, здесь то же самое, что у нас Донателло, подумала Лика.

— Практически? Во-первых, никто ещё не доказал, что Науит вообще существовал, — Лаи вскарабкался на балюстраду и уселся, цепляясь носками сапог за каменные столбики — ловко, как подросток. При этом он ухитрялся сохранять свою барнардскую осанку.

— Ну, это можно сказать про девять из десяти персонажей в искусстве, — возразила Лика.

— А во-вторых, — продолжал Лаи, сидя спиной к статуе, — доспехи совершенно неправильные. Таких вообще никогда не бывало. И в ту эпоху не носили локон чести. Тогда выбривали только виски, а волосы собирали в узел.

— Виктор, вы археолог до мозга костей, — засмеялась Лика. Лаи бросил на неё лучистый взгляд из-под густых тёмных бровей.

— То есть зануда?

— Разве я это говорила?

Сидя на балюстраде, он оказался чуть выше её и мог рассматривать её сверху вниз.

— Хороший выбор, — галантно произнёс он.

— Вы о чём?

— О цветах. Очень благородные цветы, они вам идут.

— Надеюсь, — смутилась Лика, потрогав венок из белых душистых звёздочек. Вдруг он увидел, как улыбка сошла с её лица.

— Виктор... Что там делается? Похоже на несчастный случай...

Её расширившиеся зрачки уставились куда-то в пространство за его спиной. Он спрыгнул с балюстрады и поставил локти на мрамор, присматриваясь.

— Кажется, кому-то стало плохо, — негромко ответил он.

Под самой статуей Науита собралась небольшая толпа, обступившая женскую фигуру на земле у постамента. Рослая для барнардки, пожилая брюнетка в голубом плиссированном платьице пыталась подняться, потом схватилась за сердце и снова осела на песок. Люди вокруг тревожно переговаривались.

— Почему нет врачей? — испуганно прошептала Лика. — В парке есть камера наблюдения?

— Разумеется, как во всех общественных местах... Вот они.

Лаи указал на слетевший с крыши гостиницы аэромобиль. Машина приземлилась на дорожке в нескольких шагах от места происшествия. Дверца распахнулась, и оттуда вылезли двое с чемоданчиками.

Лаи привалился к балюстраде. Лика продолжала следить за происходящим в парке. Двое стояли на коленях, из-за них едва виднелось разметавшееся по земле голубое платье. По лицам людей вокруг Лика угадала худшее.

— Ох, Виктор...

— Что? — обернулся он.

— Боюсь, они не успели.

Оба перевесились через балюстраду. Медики держали руки раскрытыми ладонями кверху. Лика неоднократно видела этот жест в барнардских кинофильмах и знала, что он означает. Толпа подавленно расходилась.

— Умерла, — сказал Лаи. Он был бледнее обычного. Двое врачей поднялись с колен, один из них сходил к машине за носилками, и они стали укладывать тело. Дальнейшего Лика не видела. Она отвернулась.

— Дурная примета, — вдруг сказал Лаи. Он смотрел вниз, себе под ноги. Потом поднял руку и механическим движением поправил красно-жёлтую шапочку, и без того безукоризненно сидевшую на его бритом черепе. Барнардские мужчины не обнажают головы, чтобы почтить мёртвых. Они вообще не снимают головных уборов на публике — разве что в единственном случае, настолько страшном, что землянам про это даже думать нельзя... Как раз такой случай произошёл в экспедиции на Марсе.

— Дурная примета? В смысле — встреча с покойником?

— Не могла она выбрать более подходящее время, чтобы умереть, — вместо ответа обронил Лаи, пиная столбик балюстрады. Лика поняла, что на него снова находит.

— Почему именно перед пленарным заседанием? — мрачно сказал он. — Не очень ободряет, когда перед твоим выступлением у тебя на глазах кто-то умер.

— Заждались? Простите, ребята, задержался...

Патрик Коннолли сбежал к ним по ступеням, на ходу сворачивая компьютер и стараясь затолкать его в трубку у пояса.

— Что это с вами? Вы как в воду опущенные...

— Ничего особенного, — натянуто усмехнулась Лика. Коннолли подозрительно глянул на них.

— Ничего особенного?

— Да, всё в порядке, если не считать того, что здесь только что прямо перед нами умер человек.

Коннолли понял, что она не шутит. Не зная, что сказать, он повернул голову в сторону Лаи. Некоторое время слова не шли у него с языка.

— Кто умер? Отчего? — глупо спросил он и сам застыдился глупости своего вопроса, но никто не заметил этого.

— В парке. Старуха, — сказал Лаи. — Упала вон там, возле памятника. Сердечный приступ. Медицинская служба не успела.

— А, — сказал Коннолли. — Понимаю... — Потом прибавил: — Но ведь вы всё равно ничем не могли помочь...

— Не в этом дело, — сказала Лика.

— Ладно, — вздохнул Коннолли. — Пойдёмте, за нами уже пригнали машину.

9. НЕСОВМЕСТИМЫЕ ПАРАМЕТРЫ

Марс, экспедиция D-12. 7 ноября 2309 года по земному календарю (8 сентября 189 года по марсианскому).

Больше всего на свете Мэлори ненавидел свой "волевой подбородок". Этому подбородку мог бы позавидовать любой актёр древних вестернов — выступающая, твёрдо очерченная кость, круто вогнутая впадина под нижней губой, глубоко прорезанная вертикальная ложбинка по центру. Но природа лгала без зазрения совести. Этот подбородок изображал то, чем Мэлори не был. И он стыдился своего лживого, самозваного подбородка, как стыдятся родственника, пойманного на подделке древнегреческой керамики. Это была одна из причин, по которой он так и не смог полностью привыкнуть к необходимости бриться и чистить зубы в присутствии женщин — особенность станционного быта, вызывавшая у него острую идиосинкразию.

Марсианские станции не могли позволить себе два отдельных банных помещения для женщин и мужчин. Предбанник с рядом умывальников и малых сушилок был общим; сами же душевые кабины были непрозрачными, рассчитанными на одного человека и потому не оскорблявшими ничьей скромности. Зайдя в кабину, участник экспедиции просто складывал одежду в герметичную нишу в стене, а после душа обсыхал под мощным потоком специально разреженного воздуха (на время этой процедуры был предусмотрен кислородный шланг для дыхания, но некоторые обходились и без него). Так что каждый одевался, не покидая кабины. Но более мелкие нужды, вроде умывания, неизбежно сводили их вместе в предбаннике.

Мэлори не любил необходимость бриться в присутствии женщин потому, что она сталкивалась с другой, более объективной необходимостью смотреться в зеркало. Он опасался, что его заподозрят в любовании собой. Он и сам не раз замечал за собой, что он изучает себя в зеркале слишком придирчиво, и ему казалось, что эта придирчивость воспринимается со стороны превратно.

Именно по этой причине Мэлори приучился вставать ровно в 6.30 — на полчаса позже, чем станционный персонал, и на полчаса раньше, чем остальные археологи. И всё же он напоролся возле умывальников на Риту Кертис, оператора пищеблока. Рот её был полон зубной пасты, брызгавшей во все стороны; вместо приветствия она пробубнила что-то сквозь щётку. Мэлори коротко кивнул ей и прошёл к самому дальнему умывальнику.

В очередной раз взглянув в зеркало, он подумал, что подбородок ковбоя — ещё не самый худший вариант. Разумный Дизайнер, если только он существовал, вполне мог бы в приступе дурного настроения наградить его скошенным назад подбородком блаженненького. А так — пожалуй, даже лучше, что люди, встречающие его впервые, не сразу могут его раскусить. В конце концов, лучший повод держать марку — стремление соответствовать своей внешности.

Скептический голос изнутри нашёптывал ему, что именно это ему и не удаётся. Но Мэлори загасил его по мере возможности. Он оглянулся через плечо — Риты уже не было. Он поднёс руку к носику дозатора. Сработал фотоэлемент, дозатор дзынькнул и выплюнул ему в ладонь прозрачную кляксу геля для бритья. Не отпустить ли бороду, подумал Мэлори на мгновение. Он бы давно отпустил, если бы не уверенность, что с бородой он будет выглядеть смешно. И так лысина намечается, а если к этому ещё прибавится борода, у него точно будет вид старпёра — в его-то сорок восемь.

— Доброе утро, Артур!

Кого ещё там принесло, раздосадованно подумал он, оборачиваясь, хотя уже знал, кого.

Возле соседней мойки стоял Лаи. Господи, этому-то зачем понадобилось вставать на полчаса раньше? Он был без блузы, в белой футболке; через плечо его свисало полотенце в легкомысленный красный цветочек. Привёз с собой, догадался Мэлори. На станции полотенец не выдавали, экономя расходы воды на стирку — вода оставалась на Марсе главной проблемой. Стирка полотенец с частотой, необходимой по гигиеническим нормам, значительно увеличила бы нагрузку на водоочистную систему. На случай поломки сушилок на станции держали бумажные полотенца, но ими не так часто приходилось пользоваться.

Мэлори повторил свой ответный кивок, теперь уже в адрес барнардца. Ему понравилось, что Лаи был небрит и в футболке. В таком виде он был как-то понятнее. Мэлори с неудовольствием подумал, что через час в столовой окажется прежний Лаи — подтянутый и, при всей своей улыбчивости, непроницаемый. Да, он оставался непроницаемым, хотя подружился со всей экспедицией и хотя Коннолли называл его "Вик".

Больше не глядя на Лаи, он наконец поторопился закончить бритьё. Он не имел представления о том, что он только что совершил непозволительную грубость. По барнардскому этикету, никакая субординация не отменяла обязанности полноценно отвечать на приветствие. Будь на месте Лаи меньший знаток земных нравов, он бы обиделся. Но Лаи впервые попал на Землю в пятнадцатилетнем возрасте и успел извлечь для себя кое-какие уроки. Ему пришлось ко многому привыкнуть с тех пор. Поэтому он просто усмехнулся и стал оборачивать полотенце вокруг шеи.

— Привет, — сказал Коннолли, подходя к сидевшему за пультом. Концы лабораторной косынки, стянутой элегантным узлом, порхнули, когда Лаи повернул голову. Барнардец лихо оттолкнулся ногами от пола и развернул своё кресло навстречу Коннолли.

— Привет, Патрик.

— Как всегда, по уши в работе?

— Не так много мне для этого надо работы, — широко улыбнулся Лаи. — Мои-то уши расположены на тридцать сантиметров ниже твоих.

— Интересная у тебя математика, — ответил Коннолли. — Тогда почему это мне всё время кажется, что я завален с головой?

— А ты встань с четверенек, — Лаи подхватил стило и указал им через плечо. — Тут есть к чему припрячь мозги.

Эта его неожиданная грубоватость была в новинку Патрику и вызвала у него прилив симпатии. Да какой он, к лешему, инопланетянин, подумал Коннолли, умиляясь его акценту. Нормальный парень, как все... Понормальнее некоторых с земными данными в документах.

— Вик, — поинтересовался он, — сколько новых слов ты учишь в день?

— Сейчас не очень много, — охотно ответил Лаи, — не больше пятидесяти. Времени нет. Гляди...

Он отъехал вместе с креслом в сторону, чтобы не загораживать экран. На зелёном фоне светились модели "розы", снятой в нескольких ракурсах. Справа высилась колонка данных.

— Это результаты трёхмерного сканирования. Патрик, это не просто артефакт. Это продукт технологически развитой цивилизации.

— Да ну-у?! — фальшиво протянул Коннолли, хотя понимал, что у них нет оснований не верить своим глазам. Лаи увеличил масштаб.

— Боишься сглазить? Напрасно. Несомненные следы обработки. Похоже на высокоточный станок.

Коннолли оторвался от экрана и плюхнулся в свободное кресло поблизости. Кресло отозвалось дробным скользким стуком — разболтались шарниры.

— Тянет на Шлимановскую! — Патрик потянулся и сцепил руки за головой. — Пора подумать о церемонии вручения. Ты приготовил фрак?

Лаи расхохотался и одним толчком придвинул своё кресло к креслу ирландца.

— Не думаю, что мне пойдёт фрак. Я бы ограничился чёрным костюмом. Да и тебе советую.

Коннолли вытянул ноги далеко вперёд и шутливо пнул кресло, без особых усилий вернув Лаи на его место у стола. Барнардец ловко извернулся, чтобы не угодить локтем в пульт.

— Полегче, Патрик. У тебя эйфория зашкаливает.

— Это оттого, что выпить нельзя, — сказал Коннолли, елозя собственным креслом по полу. — Ладно, на Земле мы это компенсируем.

Он прикрыл глаза.

— Первым делом, как прилетим — скотч, годиков на пятнадцать. Не это надувательство, которое продают в космопортах под наклейкой "виски". "Искусственно состаренный виски"! Это ж надо было додуматься!

Лаи сочувственно подмигнул ему.

— Ну, тот фой-ири, который продаётся в наших космопортах, тоже делают не совсем из семи сортов ягод...

— Везде одно и то же, — элегически заключил Коннолли. — А ты что любишь?

— Бренди, — томно сказал Лаи, и глаза его чуть затуманились явно приятным воспоминанием. — Это единственное, в чём я не патриот.

Коннолли беспокойно поглядел на монитор за его спиной.

— Слушай, Вик, а ты уверен, что ошибка исключена?

— Машина не ошибается, — беспечно сказал Лаи. — Я не домысливаю ничего сверх того, что заложено в ваши базы данных.

— Честно говоря, не очень понятно... Как, по-твоему, это совмещается — высокоточный станок с примитивным погребальным обрядом?

— А почему бы и нет? Многие народы блюдут свои традиции на любом технологическом уровне развития. Да вот взять хотя бы ваших парсов — они до сих пор скармливают своих покойников хищным птицам.

— Фу, — Коннолли передёрнуло. — Откуда у тебя такие познания о парсах?

— От попутчика на одном из обратных рейсов с Земли. Кажется, он был из Новой Зеландии. Пока мы были в свёрнутом пространстве, он мне рассказал про свой бизнес — он, оказывается, разводит экологически чистых грифов и продаёт их парсам для погребальных нужд.