В поисках потерянного королевства (общий файл)

Граф лишь усмехнулся, смерив меня таким откровенным взглядом, что я рванула от него прочь, словно сам черт наступал мне на пятки.

В самый разгар веселья, когда парижане уже выучили слова "Рябины" и вовсю мне подпевали, в корчму вошел еще один, припозднившийся посетитель. Если бы не длинная тень, которую он отбрасывал, стоя на пороге корчмы, я бы не обратила на него никакого внимания — подумаешь, еще один желающий посмотреть на ученого волка! Но поздний гость отбрасывал очень странную тень. Я даже глаза протерла, думая, что мне спьяну привиделось. Посмотрела на мужчину в длинном, заляпанном грязью плаще — обычный человек. Снова посмотрела на тень, замечая то, что, казалось, не видит никто — бледные, едва уловимые контуры полураскрытых крыльев, какие бывают у ангелов.

— Ангелы в корчме — какое чудо! — сымпровизировала я, глядя как мужчина идет к стойке, оглядываясь вокруг, словно бы кого-то искал. Рассмотреть его как следует мешал капюшон, но мужчина будто подслушал мои мысли и снял его.

Граф Темперье, бесспорно, был настоящим красавцем — жгучий брюнет с черными глазами и лукавой улыбкой на соблазнительных губах, которые так и хотелось поцеловать. Вошедший в корчму мужчина являлся его полной противоположностью. Не потому, что был уродом, вовсе нет! Как и граф, мужчина, отбрасывающий странную крылатую тень, был поразительно хорош собою, вот только масть светлая — голубые глаза, бледное, едва тронутое загаром лицо обрамляли золотистые локоны. Губы плотно сжаты, взгляд сосредоточенный и одухотворенный — именно такими в моем представлении и были ангелы. Для полноты картины мужчине только нимба над головой не хватало. Правда, мне и тени крылатой хватило, чтобы раз и навсегда заречься пить пиво, а то кто его знает, что привидится в следующий раз.

— Больше никакого пива, — твердила я, когда мужчина подошел ко мне и беззастенчиво, словно мы были давними знакомыми, стал меня разглядывать. — Больше никакого пива, — повторила я, когда граф, оттеснив в сторону ангела во плоти, подхватил меня на руки и понес куда-то по лестнице наверх. — Больше никакого пива, — повторяла я снова и снова, пока граф что-то доказывал крылатому человеку в грязном плаще. — Больше никакого пива, — пробормотала я и, наконец, уснула.

Глава 5. Дом, милый дом

Все сказки на утро кончаются былью...

Просыпалась я медленно, с ощущением, что заболела. В комнате было холодно, одеяло казалось тонким и почему-то колючим, и сколько бы я не куталась в него, теплее не становилось. Меня знобило, ужасно болела голова. Я даже шевельнуться боялась — вдруг расколется? Ко всему прочему во рту пересохло и саднило горло. Точно заболела, пришла я к неутешительному выводу и сморщилась, едва не плача от жалости к себе. Вчерашняя прогулка под дождем в мокрых сапогах не прошла бесследно, кто бы сомневался! Надо хоть Янке позвонить, попросить сходить в аптеку за каким-нибудь волшебным снадобьем пока совсем не расхворалась.

Я заставила себя перевернуться на бок и застонала — в виски снова стрельнуло болью. Желудок сжался в спазме, к горлу подкатила тошнота. Я судорожно сглотнула, пытаясь вспомнить, что вчера ела, и удивленно отметила, что постель вдруг стала какой-то жесткой. Подушку, похоже, я и вовсе столкнула во сне на пол.

Не открывая глаз, я свесилась с кровати и зашарила по полу рукой, пытаясь нащупать телефонную трубку. Пол тоже показался незнакомым, шероховатым, в зазубринах и со щелями, сквозь которые тянуло сквозняком. Удивление от этого открытия было таким сильным, что затмило собою недомогание. Я открыла глаза и уставилась на не крашеные доски, неплотно подогнанные между собой. Определенно этот пол не был полом ни моей квартиры, ни Янкиной. К тому же его давно не мыли, и сквозняк гонял комья пыли по какой-то странной траектории, тщательно огибая то место, где стояли чьи-то сапоги. Цепочка грязных следов вела от двери к кровати и от кровати к сапогам.

Заинтересовавшись необычным предметом интерьера, я подалась чуть вперед и изумленно уставилась на обувь. Размер сапог не оставлял сомнений, что принадлежат они мужчине да к тому же неряхе: ну где это видано бросать обувь не чищенной да еще и посреди комнаты? Вон грязь уже засохла, еще немного и начнет отваливаться кусками.

Сапоги медленно переступили, повернувшись ко мне мысками. Грязная корка лопнула и посыпалась на пол. Я растеряно моргнула и, в ужасе таращась на сапоги-самоходы, резко села в постели. Слишком резко — голова буквально взорвалась болью, а перед глазами замелькали звездочки. Я зажмурилась и схватилась за виски, мысленно проклиная вчерашний дождь, простуду и слишком реалистичные сны, в которых даже сапоги ходят сами по себе. Пора просыпаться, уговаривала я себя, баюкая гудящую голову и не решаясь открыть глаза. Хватит фантазировать. Не бывает на свете заколдованных менестрелей и малолетних разбойниц в красных шапочках, красавцы графы давно вымерли, как динозавры, а ангелы существуют только в детских книжках с картинками.

Ну же, Элька, просыпайся...

Кажется, последнее я произнесла вслух.

— Не спишь ты, и не грезишь, — раздался в ответ незнакомый мужской голос.

Так сапоги не сами по себе ходят?!

От облегчения у меня даже голова болеть перестала. Правда, ненадолго. Распахнув глаза, я уставилась на хозяина грязной обуви. Высокий блондин с пронзительными голубыми глазами так и не снял с себя грязный плащ, в котором пришел вчера в корчму. Тень, правда, отбрасывал самую обычную, без каких-либо крылатых аномалий. И черт бы с ней, с тенью вместе с блондином! Мало ли что спьяну привидится? Но вот то обстоятельство, что я застряла в собственном сновидении, меня уже не забавляло, а тревожило. Когда же я, наконец, уже проснусь?!

— Не спишь ты, и не грезишь, — бесстрастно повторил блондин и шагнул к кровати.

— Значит, я спятила, — пробормотала я, с опаской наблюдая за приближающимся мужчиной.

— Разум твой не поврежден, лишь алкоголем одурманен. Сейчас пройдет.

Блондин склонился над кроватью и протянул ко мне руку. Я вжалась в стену и зажмурилась, вообразив, что под словами 'Сейчас пройдет' мужчина подразумевает самые радикальные меры типа топора вместо таблетки от головной боли.

Как оказалось, боялась я зря. Прохладная ладонь легла на лоб, и почти сразу головная боль утихла, а потом и вовсе исчезла. Озноб и тошнота прошли, словно их и не было никогда. Я снова была здорова и бодра. А еще жутко голодна, о чем немедленно во всеуслышание сообщил мой желудок.

Я смущенно прикусила губу и втянула голову в плечи, чувствуя, как вспыхнули мои щеки. Но блондин, кажется, не обратил никакого внимания на голодные позывные моего организма.

— Вставай и одевайся, — как ни в чем не бывало, ровно и все так же бесстрастно произнес мужчина, убрав ладонь с моего лба.

Только сейчас я сообразила, что сижу перед ним в одном белье и стыдливо прикрылась одеялом. Осмотрела комнату, ища свои вещи — убогую клетушку под самой крышей с единственным окном, в которой умещалась лишь узкая кровать да лавка у стены напротив. Там-то, на лавке, и нашлась моя одежда, аккуратно кем-то разложенная для просушки. Мокрые носки сохли на задвижке печной трубы. Интересно, кто меня раздевал и кому я обязана за такую заботу?

— Элеонора, поторопись, — напомнил о себе блондин.

— Отвернись, — попросила я, не понимая, к чему эта спешка.

Мужчина не сдвинулся с места, продолжая бесстрастно созерцать меня. Точнее, смотреть куда-то сквозь меня как будто я пустое место.

— Эй! — окликнула я его и помахала рукой. — Ты тут? Слышишь меня?

Взгляд мужчины сосредоточился на мне.

— Отвернись, — повторила я просьбу, озадачено разглядывая блондина: странный он какой-то.

— Я не смотрю, — сказал он, и снова в его голосе я не уловила никаких эмоций! Взгляд, устремленный на меня, вновь затуманился — казалось, мужчина смотрит сквозь меня на стену.

Я фыркнула и решительно отбросила одеяло. Чувствовать себя пустым местом, стеклом, сквозь которое смотрят, не видя самого стекла, мне не нравилось. Еще меньше нравилось происходящее в целом, ибо я ни секунды не сомневалась, что продолжаю спать и видеть сон. Во-первых, как еще можно объяснить то, что я до сих пор в парижской корчме? Во-вторых, кто способен исцелить от простуды и снять похмелье одним прикосновением руки? И в-третьих, если мужчина всю ночь провел со мной в одной комнате, где он спал? Кровать слишком узкая, вдвоем не ляжешь, лавка короткая, да и просто жесткая. Не стоял же он всю ночь столбом посреди комнаты?!

— И в третий раз я повторяю — не спишь ты, и не грезишь. А сам я не нуждаюсь в отдыхе и сне, и могу стоять столько, сколько потребуется, — словно подслушав мои мысли, сказал блондин.

От неожиданности и удивления я уронила носки и воззрилась на него словно на приведение.

— Так, хорошо. Допустим, что я не сплю, а ты и правда умеешь читать мысли, — скрепя сердце согласилась я. — Ты кто, волшебник?

— Нет.

— Тогда кто? — подозрительно прищурилась я, быстро натягивая носки и джинсы — стоять перед незнакомым мужчиной в одном белье было, во-первых, неприлично, во-вторых, просто холодно.

Но блондину, казалось, и правда нет никакого дела до того, во что я одета. На красивом лице ни один мускул не дрогнул — полное бесстрастие и отрешенность. Непонятно было, зачем он вообще поворачивается вслед за мной, если смотрит сквозь меня. Опасался, что я его не услышу?

— В том мире, где ты выросла, нас называют ангелами, тут — хранителями, оберегающими людей от зла, — заговорил тем временем мужчина. — Неверным смыслом наполняют это слово. Мы воины, стоящие на страже мира. Спасением душ не занимаемся, но исключения бывают.

— Так ты мой ангел-хранитель? — восторженно воскликнула я, благополучно пропустив мимо ушей все, что блондин говорил о воинах и спасении отдельно взятых душ.

— Нет, — тут же опроверг мою догадку ангел. — Приказ я получил тебя оберегать.

— Оберегать? От чего? — растерялась я, не вполне понимая, чем отличается ангел-хранитель от ангела-телохранителя, действующего по приказу. На мой взгляд, разницы никакой не было.

— Не от чего, а от кого. От мачехи твоей, колдуньи, вероломно захватившей трон. Тебя в столицу я доставить должен, но прежде, чем туда отправимся, найти потерянное королевство предстоит тебе. Там от сокровищницы спрятан ключ...

— Чего? — хохотнула я, перебив ангела. — Какая еще колдунья? Какой трон? Какое, к чертовой бабушке, королевство?!

Ангел сосредоточил взгляд на мне и сдвинул брови — это было первое хоть какое-то проявление эмоций.

— Потерянное королевство, — послушно, как болванчик, повторил он. — Там от сокровищницы спрятан ключ. Его найти должна ты...

— Так, — перебила я ангела, решив, что хорошенького понемножку. — Во-первых, я никому и ничего не должна, и ни какое королевство я искать не пойду, это ясно? Во-вторых, мои родители погибли в автокатастрофе. Оба. Одновременно. Поэтому у меня просто не может быть мачехи. Меня бабушка воспитывала. В-третьих, если я не спятила, и ты в самом деле мой ангел-хранитель, разбуди меня, будь любезен, или домой отправь — мне без разницы, лишь бы все кончилось. Хлебнула я вашего Парижу с местной экзотикой — на всю жизнь воспоминаний хватит, а дома Янка, наверное, уже с ума сходит от беспокойства.

Ангел склонил голову на бок и как-то странно на меня посмотрел — пристально, пытливо, словно в самую душу заглянул. Я невольно попятилась, настолько неуютно мне стало под этим взглядом, и уже подумывала, а не прошмыгнуть ли мимо этого чудака, выскочить за дверь и задать деру, когда он вновь заговорил.

— Янтария не станет беспокоиться. Известно ей, что ты домой вернулась и взята под опеку мною.

— Янтария? А это еще кто? — недоуменно спросила я.

— Крестная твоя, — ответил ангел и, видя, что я окончательно сбита с толку его объяснениями, огорченно произнес. — Вижу я, не ведаешь ты ничего о том, кто ты и почему росла вдали от дома. Янтария оставила в неведении тебя по непонятным мне причинам. Что ж, придется мне поведать о том, кто ты.

— И кто я? — насторожилась я.

— Наследная принцесса королевства Верлоc.

— Ого! — недоверчиво хмыкнула я, но, взглянув в посуровевшие глаза ангела, напустила на себя серьезный вид и приготовилась слушать дальше.

— Пятнадцать лет назад, когда отец твой, славный муж, король и величайший оружейник, почил, перенесла Янтария тебя в тот мир, что ты родным считаешь, и спрятала в нем от Глицинии.

— А она-то тут при чем? — не выдержала я, вспомнив, что так зовут королеву, предположительно заколдовавшую Барристана.

— Мачехой тебе доводится Глициния.

— О, так я, оказывается, принцесса в изгнании? — изумилась я и присела на лавку: час от часу не легче! До сих пор я думала, что кроме бабушки у меня никого нет, а тут вдруг выясняется, что у меня и мачеха есть, и крестная, а сама я принцесса. — Прости, но большей чуши я в жизни не слышала.

— Не понимаю, почему ты мне не веришь? — озадачено сдвинул брови блондин. — Ни слова не сказал неправды я.

— Да потому, мой милый, златокудрый ангелок, что этого просто не может быть. Так не бывает, понимаешь? В книжках, в кино — да. По-настоящему — нет.

— Я докажу.

— Интересно, как?

— Тебя ведь называют тридцать три несчастья, верно? — прищурившись, спросил мужчина, и мне ничего не оставалось, как кивнуть. — В том мире, стоило тебе коснуться вещи, как та ломалась. Как думаешь, почему?

— Потому что я неловкая да к тому же неудачница, — скептически хмыкнула я.

— Нет, Элеонора. Дело не в твоей неловкости и неудачливости. Тот мир тебе чужой, не принял он тебя, и вытолкнуть пытался. Ведь ты заметила, что тут твои несчастья отступили.

— Это потому что я сплю и вижу сон, — упрямо буркнула я и тут же испуганно вжалась в стену.

— Да нет же! — гневно сверкая глазами, навис надо мною потерявший терпение ангел. — Не спишь ты, и не грезишь! И разум твой не поврежден, Элеонора. Ты — наследная принцесса королевства Верлоc. Родная мать твоя скончалась, производя тебя на свет. Твой батюшка женился вскорости, Глицинию взяв в жены. Но не прошло и года, как он почил — Глициния колдуньей оказалась, и отравила короля. Но быть регентшей при принцессе новой королеве было мало, задумала Глициния тебя убить. Янтарии пришлось перенести тебя туда, где колдовство Глицинии бессильно. Та, что подругою считаешь, и есть Янтария, крестная твоя!

— Это неправда! — вскрикнула я и разревелась: как же так? Всю жизнь я жила в чуждом мне мире, не желающим смириться с моим присутствием в нем, считала себя сиротой и неудачницей, а на самом деле я принцесса? А Янка оказалась моей крестной да еще и волшебницей? Это что же получается? Все это время мне врали и бабушка, и лучшая подруга?

Грохнула дверь, ударившись о стену, и в комнату ворвался граф. Вслед за ним, оскалившись и прижав уши, вбежал Барри.

— Эй, полегче, крылатый! — прорычал Роллан, опасно сузив глаза. — Разве можно вот так вываливать всю правду неподготовленному человеку?