"Химеры", книга первая.

Тяжело править государством, у которого нет союзников.

У Дара есть дролери, которые держат руку своего родственника-короля. Ведь первый из Лавенгов когда-то взял в жены дролерийскую принцессу, заделавшуюся потом святой.

Сагай... до сих пор закрытая, волшебная страна, там светятся по ночам ручьи и птицы говорят человечьими голосами.

В Ферворе правит Эль Янтар, полуденный демон, владыка огня. И сила его такова, что сейчас все мечутся в панике. Даже прекрасные Лавенги. Она видела страх в глазах Герейна.

Только у нас ничего нет. Только синий плат моря и извилистая линия берега, мерланы и устрицы, оливки и виноград. И много, много соленой воды.

Когда-то давно Марген дель Сур был — Марген Лагримосо. Берег Слез.

Волны завоевателей накатывали на него, пробиваясь к сердцу Дара, и оливы плакали кровью, и кровь же напитывала прибрежный песок.

Завоевателей отбрасывали, и все начиналось снова.

Дракониды, Андалан, Лестан, снова Андалан — чьи только корабли не подступали к Южным Устам. А потом пришел Ливьяно Аманте и, рассказывают, привез на корабле свою любовницу и двоих младенцев, прижитых в порту между грабительскими налетами.

Пришел и остался. И правил ревностно.

В Даре в это время резали сереброволосых, и жгли их на кострах, и все им припомнили — волшебную кровь, неувядающую красоту, долгую жизнь, дружбу с Сумерками... и Андаланский примас читал анафему со своей кафедры, и орден святого Кальсабера вторгся в границы Дара и нес Божью справедливость на остриях копий.

Никому не было дела до Побережья Слез.

Теперь Лавенги вернулись.

Все стало как прежде.

Вот только ее страну они не получат.

Если поискать... союзники найдутся.

— Госпожа... Госпожа!

Амарела вздрогнула и подняла голову. Дверь машины была открыта, оруженосец стоял рядом и держал раскрытый зонт.

— Мы прибыли.

Она вышла из машины, бросила взгляд за ограду — там толпились люди с плакатами и лозунгами.

"Опомнитесь, братья!"

Мы вам не братья. Выкопайте из могилы вашего лорда Нуррана, который в свое время не удержал Южный Берег, говорите о братстве ему. А мы — пираты. Предатели. Неверные наемники.

У машины стоял человек в штатском, без зонта, не обращая внимания на ливень. Он поклонился, делая приглашающий жест.

— Ваше Величество, все готово. Мы ждем только вас.

* * *

— Вали отсюда, пока в отделение не сдали!

Его вытолкали из калитки на улицу, замок защелкнулся.

— Вали-вали, герой! Территория посольства — это другая страна, к твоему сведению. Без документов даже не мечтай.

Охранник беззлобно ругнулся и скрылся в привратницкой. Ветки сирени метались перед фонарем, по стенам ходили тени. По асфальту разбегались пузыри. Поредевшая толпа еще топталась перед посольством, но люди уже расходились.

Он отошел в сторону от ворот и встал у решетки, разглядывая мягко сияющие окна. Его отпустило, совсем отпустило, и он уже не чувствовал ничего, кроме холода и усталости. Да и те были словно не свои.

Небеса постепенно успокаивались, перестали громыхать, а только негромко ворчали над головой. Ровно шумел дождь. Сумерки превращались в ночь.

— Нет, ну вы подумайте! Не насмотрелся я на дорогие лица в родных рубежах, они и здесь мне глаза мозолят. Привет, Нож.

Из посольской калитки только что вышел человек. Теперь он стоял на зеркальном асфальте в рыжем свете фонарей — высокая тощая фигура, распахнутый кожаный плащ, уже заблестевший от дождя, небрежная поза, брюки дудочками, руки — по два пальца — засунуты в тесные карманы. Белые волосы прилипли к черепу, сосульками повисли на лице. Из-под сосулек ухмыляется щелясто-щучий безгубый рот.

Наймарэ. Идиоты. Они конченые идиоты.

— Не рад меня видеть, судя по кислой мине. Ладно тебе буку строить, все свои. Чего ты тут делаешь?

— Звезды считаю, — он поморщился. — И ты прав, глаза бы мои тебя не видели.

— Нож, это пожелание? — наймарэ тряхнул головой, отбрасывая прилипшие волосы, подмигнул. Глаза у него тоже были рыбьи — бледные, слюдяные.

— Иди ты... обратно. Это пожелание.

— Фу-у, Нож осторожничает, на воду дует. Обратно я погожу, у меня отпуск на месяц.

— Отпуск?

— Молодая дама, которая со мной разговаривала, была в расстроенных чувствах. То, что она желала получить, стоило... эм-м-м... несколько дороже того, что она предлагала в качестве оплаты... к ее удивлению и разочарованию. Чтобы не разочаровывать прелестную даму еще больше, я пошел ей навстречу, посоветовал хорошенько все обдумать и взвесить. Сделка с Полуночью — вещь серьезная, спешка ни к чему. Через месячишко встретимся, еще раз все обговорим. Ну что ты смотришь на меня глазами раненой лани?

— Я смотрю на тебя с отвращением, Асерли.

— Паскудная рожа, правда? — тот разулыбался, показывая мелкие острые зубы, повел плечами, выпятил тощую грудь. — Я в зеркало мимоходом поглядел — отвратное зрелище! Милой молодой даме я тоже не понравился, хоть был галантен, говорил комплименты и ни словом не соврал. Жаль, конечно, но очень уж она расстроена была, кто-то ее обидел, и это, заметь, был не я. Женщину легко обидеть, они такие ранимые, нежные, капризные, упрямые, все делают по-своему, но все равно доверчивые, надо с ними бережней... ну что я тебе рассказываю... за то мы их и любим, правда, Нож?

— Заткнись.

— Некоторых мужчин тоже легко обидеть, — притворно вздохнул наймарэ. — Зато в глазах у тебя появилась здоровая злость, а это приятней, чем уксусная гримаса. Ну ладно, Нож, раз мое общество тебе не по душе, не смею больше навязываться. Удачи — и не болей!

Асерли сделал ручкой, повернулся на пятках и потопал в дождь расслабленной походочкой городского прощелыги. Плащ, который он так и не запахнул, болтался у него за плечами и взлетал крылом, мокро и остро взблескивая в свете фонарей.

5

— Куда пойдем? — Ньет вопросительно посмотрел на спутницу.

— Да куда угодно.

Десире в "Рампе" выпила кофе с ложкой коньяку, и теперь глаза ее блестели, она улыбалась и совсем не выглядела усталой. — Может, на набережную?

— Не думаю, что это хорошая идея. Фолари сейчас беспокойны.

— Почему?

— Не знаю, — он пожал плечами. — Но я чувствую. Мы же как животные — чуем что-то и воем на луну, а что именно — не знаем.

— Ты не похож на животное.

— Я просто вода. Пена. Порождение реки. Сухой тростник, — сказал он с пафосным подвыванием.

— Ты болтун, — Десире пихнула его острым локтем в бок, Ньет отпрянул, и Рамирова куртка натянулась, как парус.

— Ну и что.

Они побрели дальше.

Высокие дома, сложенные из розоватого и серого известняка, в сумерках померкли, выцвели. В перекрытых арками проулках светились фонари. Простроченное дождем небо налегало на город, удерживалось на крышах, провисало кое-где вровень с проводами. В тучах просверкивали молнии и ворочался гром.

Ветер хлопал мокрыми пластами сумрака, обдавал мелкими брызгами — как цветы поливал.

— Вон опять ваши сидят, — хмыкнул Ньет.

— Не вижу.

— Наверху, на карнизе.

Десире послушно всмотрелась в темноту, но нахохлившиеся химерки на поперечине архитрава терялись в тенях.

— Я все же не понимаю, — честно сказал Ньет. — Вы люди. Зачем это?

— Ты фолари. А живешь с человеком. Зачем тебе это?

— Ни с кем я не живу, — сердито ответил Ньет, — я сам по себе.

— Ну-ну. А то тебе просто так ключи от дома дали. Господину Илену некуда было их положить, очевидно.

Десире, похоже, на что-то обиделась, но Ньет не понял, на что. Он вытянул руку из своего рукава куртки, потянулся, подпрыгнул, обломил ветку сирени. Водопад пахнущих листвой и цветами капель обрушился на него, окончательно вымочив.

— Вот, — он протянул подношение Десире.

— Ну и вид у тебя, — рассмеялась она. — Не подлизывайся. Что вы там своим подружкам носите? Каракатиц?

— Красноперок. Карасиков.

— Еще лучше, — Десире хихикнула.

— Ты так и не ответила на мой вопрос, — Ньет кивнул в сторону дома напротив. — Зачем вам все это?

— Мы хотим свободы.

— Свободы сидеть под дождем на карнизе?

— Ты не понимаешь! — Десире заговорила вдруг горячо и убедительно. — Наш мир — человеческий — это только малая часть огромного мира. Если не выйти за его пределы — не увидишь ничего нового. А Полночь — Полночь дарит нам власть над собой, власть поступать, как считаешь нужным. Полночь — это свобода и полет.

— Окстись, Десире, — очень серьезно сказал Ньет, стирая с ее лица холодные дождевые капли. — В Полуночи ты не найдешь ни частицы свободы. Не знаю, что там у вас рассказывают, но у полуночных все не так, как ты думаешь. Разве можно назвать свободными создания, которые не могут появиться в мире людей без позволения их господина, не могут войти ни в одну дверь без приглашения? Они скованы цепями покрепче ваших.

— Ты очень уверенно говоришь, — девушка не отстранилась, но в голосе ее слышалось недоверие. — Что может об этом знать рыбка из городской реки?

— Возможно, многое.

— А возможно — ничего.

Ньет не отрываясь смотрел на неподвижных химерок. Что-то было в изломанных фигурах... неправильное. У него заныло под вздохом, как бывает в предчувствии сильной грозы.

— Полуночные — наша темная половина, — уверенно сказала Десире. — У каждого человека бывает волшебная половина, надо только уметь ее позвать. У химерок она — полуночная.

— Я волшебный. У меня никакой человеческой половины нет.

— Ты просто не искал. А потом — ты же всего лишь фолари. В нашем мире живешь, а волшебный двойник — он всегда из другого мира. — Она помолчала, потом добавила, не слишком уверенно: — И вообще, фюльгьи бывают только у людей.

— Твои познания меня потрясают.

— Человек, которого Стрев называет Учителем, нашел свою половину, фюльгью. И воссоединился с ней. Сегодня я должна была познакомиться с Учителем, он собирал нас на один ритуал, но...

— Я все испортил.

— Я этого не говорила. — Опять пауза. — А ты точно знаешь, что у Стрева...

— У него слишком мало личной силы, — покачал головой Ньет. — Совсем мало. Ни одно волшебное существо не захочет иметь с ним дела.

— Вот как... Может, Стрев и про учительскую фюльгью врал... Слушай, а у меня эта... личная сила есть? Вот ты — имеешь же со мной дело!

Ньет тихонько засмеялся.

— Странные вы люди. Такое важное — и не знаете про себя. Конечно же есть, Десире. С тобой приятно... рядом быть.

Ньет почувствовал, как потеплел воздух между ним и девушкой. Она искоса взглянула на него.

— Ну хорошо, — сказала она, — Вернемся к Полночи и к фюльгьям. Фюльгий у человека может быть несколько. Разных. Но нам нужна одна — полуночная. Фюльгью можно выбрать и призвать. Полночь — избрана нами, а мы — избраны Полночью.

— А почему Полночь-то? — не унимался Ньет. — Почему бы вам к альфарам, например, не податься? Не воззвать к Сумеркам?

— Это место занято, — Десире фыркнула. — А если честно... ну... я хочу крылатую фюльгью. Хочу летать.

— Хочешь гордую, крылатую, могучую?

— Свободную.

— Не меньше, чем наймарэ, высший полуночный демон.

Десире промолчала. Ньет скривился — на языке стало горько только от слова этого — наймарэ.

— В Полночи нет свободы, — буркнул он.

— Опять двадцать пять. Ты думаешь, мы не знаем, что в Полуночи все подчиняются Холодному Господину? — Десире нехорошо сощурилась. — Конечно, они несвободны и не могут прийти сюда без его позволения. Но приглашение человека этот запрет отменяет, не так ли? Человек снимает запрет, наймарэ делится с человеком силой и волшебством. Дарит способность летать.

— Сделка с Полночью?

Десире снисходительно усмехнулась.

— Сделку совершают чужие друг другу существа. А родные — обмениваются дарами. Фюльгья — это твоя половина, твое как бы отражение, твой близнец. Какая сделка? Это обретение себя, целостность. Именно это обретение дарит свободу, Ньет, а вовсе не Полночь как таковая. Человеческая воля отворяет двери. Наймарэ без человека скован, человек без наймарэ — тоже. Не такие уж мы идиоты, как ты думаешь.

— Десире, все это очень сложно для такого олуха, как я. Но хорошо — пусть ты права, и твой Стрев не врет, у него действительно есть великий Учитель, который разбирается в полуночных законах. Я только одного не понимаю: почему вы решили, что на ваши призывы откликнутся наймарэ? В Полуночи множество разных созданий, некоторые живут совсем рядом с людьми. Некоторые настолько слабы и неразумны, что закон Холодного Господина над ними не властен. Они что-то вроде тараканов или крыс — кишат по темным углам, жрут человечью злобу и страх. Может, я не прав, но, на мой взгляд, Стрев привлечет себе в двойники именно такую мару, а вовсе не высшего демона.

Десире сжала губы.

— Ну ладно, этих не считаем, считаем разумных... в большей или меньшей степени, — продолжил Ньет. — Вот гримы, например, которые кладбища сторожат. Один, которого я видел, выглядел как собака. А другой — в точности как пегий боров. С чего твой Стрев решил, что его близнец — высший демон, наймарэ, а не кладбищенская свинья?

Десире выдохнула сквозь зубы, но ничего не сказала. Только убрала руку с ньетова пояса и обняла себя за локти. Туфельки ее хлюпали по лужам. Размытые пятна фонарей едва помечали дорогу.

Молниевый всполох с треском распорол небесную твердь. Дождь хлынул с новой силой.

Они некоторое время шли рядом, не произнося ни слова.

Странные эти люди, все им неймется, хочется заглянуть туда, куда не просят, сунуть руки и голову. Неудивительно, что потом — ам! — головы-то и нет. Отважно лезут туда, где не хватает познаний — да и не может хватать.

Он никогда не видел наймарэ — и не рвался увидеть. Ну, или видел один раз — сегодня, на веранде кафе. Полуночный выглядел как человек, только на месте сердца у него клубилось что-то, похожее на веретено с острым концом, источающее маслянисто-черные протуберанцы, словно отработанный мазут.

Жуть и мерзость, причем мощи Ньетом нераспознанной, но, похоже, очень, очень немалой. Жаль, Десире не могла этого увидеть. Мигом бы забыла свою дурь.

Что-то темное мелькнуло в воздухе, Ньет вскинулся, оттолкнул девушку. Раздался удар о мокрую мостовую, разлетелись брызги.

Десире вскрикнула, потом зажала себе рот ладонью.

Ньет подбежал, опустился на колени рядом с неподвижным телом в причудливых тряпках.

Белые волосы распустились в луже, как водоросли, окрасились мутной чернотой. Желтый свет фонарей бесстрастно выхватывал остановившиеся глаза, неловко заломленную руку в обрезанной перчатке.

Не дышит.

Ньет глянул вверх. Никого. Как растворились.

Десире подошла. Сквозь шум дождя Ньет слышал, как у нее постукивают зубы.

— Опасно сидеть на мокрых крышах.

— Иногда... такое случается... — пролепетала девушка. — Редко. Мы считаем, что...

— Десире, — Ньет поднялся на ноги. — Вы самоубийцы. Вы не понимаете, куда суетесь. Я...

— Ты бы лучше шел отсюда, — зло ответила девушка. — У тебя даже документов нет. Сейчас муниципалы приедут.