— Чуть позже, решите сами в зависимости от поставленной цели. Чуть позже скажу.
Ларионов снял фуражку, протер рукой коротко стриженную голову и обратился к Логинову:
— У Вас, капитан, есть вопросы?
— Так точно, господин полковник. Будут ли пулеметы?
— Да, с вами пойдут два расчета 'Максимов'. Остальные мне будут нужны в другом месте.
— Как быть с питанием?
— Сухой паек, и все что выскребем в обозе. Мало конечно, порции будут урезанные, но выхода нет. Снабжение по нормам будет обеспечено чуть позже. Дайте натурализоваться в Севастополе. Тоже забота еще та!
— Да нас в Севастополе с распростертыми объятиями примут. Не было ни гроша, да вдруг алтын. — Подал голос Марков-второй.
— Легко сказать, полковник. Как это выглядеть будет, пока не очень представляю. Но разберемся. Еще вопросы капитан?
— Моя шестнадцатая рота, назначена в арьергард. Как быть с ней?
— Возьмете с собой. Мы на Северную сторону, вы на Инкерман. Дорога там все равно через Северную сторону проходит.
— Ясно.
— У Вас, есть вопросы, капитан? — Обратился Ларионов к командиру искровой роты.
Капитан Фатеев задумчиво потер ладонью подбородок, потом сказал:
— Радиотелеграфные станции у меня новейшего образца, смонтированы на автомобилях. Электропитание получаем от диномо. И автомобили, и генераторы вращающие динамо, работают на бензине. Горючее у нас есть, есть и изрядный запас. Один из грузовых автомобилей загружен бочками с бензином. Но я так понимаю, что сейчас это все, на что мы можем рассчитывать?
— Да, Вы правильно понимаете. Мы оказались в том времени, когда бензина еще не существует, керосин есть, а бензина пока нет.
— Держать постоянно станцию включенной мы не сможем, я имею в виду передатчик. Быстро выработаем горючее.
— А на приеме?
— А на приеме сколько угодно, приемнику энергия не нужна.
— Вот и прекрасно! Передатчик, будете включать в определенное, заранее условленное время. Со временем сейчас определимся.
— Слушаюсь!
— Первую атаку французы начнут в три часа утра. Их отобьют с большим уроном. Потом Пелисье закусит удила и будет вторая атака с участием Императорской гвардии. В нашей истории она увенчается успехом. Ну а сейчас,— Ларионов хищно улыбнулся, и в его худощавом лице проявилось, что-то волчье: — посмотрим! Вот если после этой второй атаки, вдруг их батареи снова заработают, подавить, не дожидаясь команды. Значит время работы радио, определим с трех утра до окончания атаки.
— Слушаюсь господин полковник.
— А если не начнут? — с подковыркой спросил подполковник артиллерист.
— Тогда дождитесь когда начнут. Важно уничтожить не просто пушки, но и артиллеристов.
— Ясно.
— Теперь перейдем ко второму этапу. Ближе к ночи, когда господа союзники угомонятся и уползут зализывать раны в лагерь, Вы полковник, их побеспокоите. Три залпа гранатами с шагом по сто саженей, разбудить болезных, — карандаш Ларионова стал вырисовывать размещение в лагере союзников французских дивизий второго корпуса, — ну а минуты через три-четыре, когда они полезут из своих палаток и домиков свежим воздухом подышать: три-четыре очереди шрапнелью. Тоже с таким же шагом. Пусть повеселятся! Дальнейшие задачи получите или с нарочным, или по радио. В экстренных случаях для включения радио, три красные ракеты. Поставьте наблюдателя, пусть смотрит непрерывно, не отвлекаясь.
— Разрешите вопрос, господин полковник? — Спросил Марков-второй.
— Слушаю Вас.
— Почему Вы не хотите просто перемешать весь их лагерь с землей использовав все наличные снаряды? Потом пройти цепью и забрать всех выживших в плен?
— Из человеколюбия.
— ?!
— Если серьезно, будь у нас в запасе миллиона три снарядов и десяток артбригад, наверное, я бы склонился к такому варианту. Но лагерь их протянулся полукругом от Черной речки до Казачьей бухты. Это добрых пятнадцать-двадцать верст. И соответственно, очень большая площадь. А тылы англичан и вовсе в Балаклаве. Туда закинуть снаряды, даже у Ваших 'носорогов' сил не хватит.
— У них сил может быть и хватит, но у носорогов плохое зрение. — Вступил в шутливый разговор Логинов, показывая на плане расстояние от наблюдательного пункта до Балаклавы.
— Дайте мне снаряды, и не моими проблемами будет плохое зрение — буркнул Марков.
— Еще вопросы есть, господа?
— Нет.
— Тогда последнее. Помните, что снаряды как и бензин, пока брать неоткуда. Вы, капитан, тоже с патронами поаккуратней.
Офицеры согласно кивнули.
* * *
Во время марша адъютант полка подъехал к Ларионову.
— Андрей Васильевич, а ты подумал, что мы скажем, когда въедем в Севастополь?
— Правду и скажем.
— Так и будем всем, кто спросит, правду говорить? Объяснять, оружие и документы в доказательство показывать? В таком случае, до Нахимова будем добираться не меньше месяца.
— Я месяц добираться не буду, я через час буду у Нахимова. За меня все форма скажет.
Сергей Аполлонович, окинул взглядом ладную, крепко сбитую фигуру командира полка в полевой, перетянутой ремнями, форме. Усмехнулся своим мыслям и продолжил.
— Нисколько не сомневаюсь в твоей решительности, и того фактора, что одежда наша весьма отличается от общепринятой здесь. Ну, подумай сам, вот сейчас, через пару часов мы войдем в Севастополь, какое впечатление это произведет? Наши винтовки, орудия, да и форма, наконец? — полковой адъютант лукаво улыбнулся.
— А ты что предлагаешь, Сергей Аполлонович? — подозрительно вглядываясь в лицо Гребнева, спросил полковник.
— Я предлагаю, остановиться, перед входом в город на бахчисарайской дороге. Нам с тобой взять казаков в качестве конвоя и найти Нахимова. Объясниться с ним, с ним одним, а потом уже входить в город полку.
— Только что, Сергей, ты говорил о том, что мы будем добиваться встречи с Павлом Степановичем месяц. Неувязочка-с.
— Я и об этом подумал. Чтобы ты без меня делал?
Капитан открыл полевую сумку, достал конверт из плотной коричневой бумаги с пятью сургучными печатями и подал его Ларионову. Перевернув конверт лицевой стороной, полковник прочитал 'Его Высокопревосходительству П.С. Нахимову в собственные руки. Срочно. Секретно'.
— Какая-то 'Филькина грамота'. Что это?
— Это наш билет на встречу с адмиралом. Что, по-твоему, сделает любой офицер, прочитав тоже, что и ты?
— Покажет дорогу для скорейшей встречи с Нахимовым.
— Правильно! Будет он обращать внимание на форму и прочее?
— Может и обратит, но будет отвлечен самим фактом наличия срочного пакета. Кстати, а где ты его взял?
— Склеил, накапал сургуч и пятак на него наискось приложил, чтобы орел нечетко пропечатался.
Ларионов повернул конверт и внимательно рассмотрел печати. На одной обнаружил кусочек надписи отпечатавшейся наоборот.
— Умелец. А что внутри? Какое ты послание туда вложил?
— Ничего. Этим самым посланием и будем мы.
— Теперь понял. Ты мог бы сразу объяснить.
Конь Гребнева прянул в сторону от взлетевшей из под копыт птицы.
— Я хотел, чтобы ты сам до этого дошёл, — сказал, возвращая коня на место, капитан.
— Уговорил.
— Корнеев!
Хорунжий подскакал к Ларионову и, придержав в первый момент фуражку, по-уставному произнес:
— Я, господин полковник.
— Отбери десяток казаков, поедете с нами.
— Слушаюсь.
— А сейчас, командира первого батальона ко мне.
— Слушаюсь!
* * *
По мере движения вперед, гул канонады, превращался из мерного рокота уже в отдельно слышимые громовые удары. Среди рядов пехоты слышались разговоры солдат:
— Вот также в пятнадцатом под Горлицей ...
— А ты разве с пятнадцатого воюешь?
— Нешто вы ополченцы? Знамо дело ...
К командиру подъехал подполковник Ремезов.
— Господин полковник, ...
— Вот что, Юрий Николаевич, мы сейчас с полковым адъютантом и казаками поедем в город, а Вы через час устройте незапланированный привал, пусть люди передохнут, почистятся, приведут себя в порядок. Дайте команду фельдфебелям, пусть каждого проверят. Чтобы все выглядели как на параде. В город входить будете только после того как приедет казак с приказом. Входить будете бодро. Можно с песней.
— Слушаюсь, Андрей Васильевич.
Канонада, буквально висевшая в воздухе, делала атмосферу тревожной и, в тоже время возбуждающе действовала на людей. Казалось, что все чувствовали, вот ОНО, все ближе и ближе, и какая разница в каком году все это проявилось! Роты подтягивались, густая щетина штыков уплотнялась, разговоры постепенно стихали. Каждый думал о том, что его ждет. Тревожное ожидание!
* * *
Возглавляемые хорунжим, подъехали казаки конвоя. Полковник Ларионов снял фуражку и перекрестился.
— С Богом!
Маленький отряд устремился на звуки орудийных выстрелов. Через час ускоренной рыси с левой стороны появилась дорога, по которой на северо-восток двигался обоз. Сопровождавшие обоз мужики, самого простонародного вида, ломали шапки перед проезжавшими людьми в незнакомой, но явно военной форме.
— Куда идете? С чем обоз? — приостановившись, спросил Ларионов.
В ответ послышались голоса возчиков, шедших рядом с повозками:
— Раненых барин ...
— В Бахчисарай и далее, Ваше Благородие, на Симперополь ...
— Эх! Необразованность наша! — помотав головой от огорчения, сказал Гребнев и, обращаясь к 'собеседнику', иронично спросил: — Симперополь, откуда же ты такой, борода?
— Курской губернии ополчение, а сами из города Льгова. Барина Великанова дворовые люди. Я да вон Мишка.
Крестьяне, призванные в государственное ополчение, прижимали к груди свои шапки, на которых были нашиты ополченческие кресты. Единственная деталь их одежды, говорившая о том, что они находятся на военной службе.
— Поехали, Сергей Аполлонович! Успеете еще насладиться общением с предками!
— Уже еду! Прощайте молодцы.
— И Вам до свидания Ваше благородие.
Буквально через десять минут показались первые оборонительные сооружения Северной стороны. Честно говоря, смотреть особенно было не на что. Ларионов помнил, конечно, что на Северной стороне самым мощным сооружением было Северное укрепление. Сейчас, глядя на два невысоких земляных редута с видневшимися на них полевыми орудиями, и возвышавшуюся чуть дальше ветхую каменную стену с пристроенными по углам земляными бастионами, он неожиданно рассмеялся.
— Над чем смеешься, Андрей Васильевич? Над серостью нашей или над этой 'цитаделью'?
— А ты знаешь, Сергей Аполлонович, почему союзники убоялись штурмовать Севастополь с Северной стороны?
— Общеизвестно. Они побоялись оставить как базу снабжения Евпаторию. Очень далеко. И второе — побоялись мощи укреплений Северной стороны.
— Понятно. Так вот, у меня, когда я готовил работу по Крымской кампании, был один неофициальный источник. В работу его слова не вошли, так как это было просто невозможно. Блаженной памяти Государь Николай Павлович, который и сам был не чужд фортификации, отпустил в свое время большие деньги на реконструкцию вон того сооружения. — Ларионов показал плетью на ветхую стену.
— И что?
— Деньги благополучно разворовали, подрядчики из украденных материалов выстроили себе дачи. А планы укреплений кто-то догадался продать французам. Даже, говорят за большие деньги. Вот они, посмотрев на эти планы, и совершили так всех удививший марш-маневр на Южную сторону.
Гребнев сквозь слезы от смеха только и сумел выдавить из себя:
— Наверное, первый раз казнокрадство и предательство послужили во благо. Признайся это анекдот?
— Если и анекдот, то слишком похожий на правду.
* * *
Встречать непонятную группу всадников вышел целый капитан первого ранга в сопровождении двух десятков матросов. На правах хозяина, он, подозрительно глядя на офицеров в незнакомой форме, спросил:
— С кем имею честь?
Спешившиеся офицеры по очереди представились:
— Полковник Ларионов.
— Капитан Гребнев.
После чего капитан достал 'билет на встречу', издали показал и добавил:
— К Его Высокопревосходительству адмиралу Нахимову с пакетом от Его Высокопревосходительства генерал-адъютанта Горчакова.
— Только пакеты и шлют, лучше бы бомб или стрелков в помощь прислали, — недовольно проговорил хозяин и, отдав честь, в свою очередь представился, — Капитан первого ранга Бартеньев Федор Дмитриевич, комендант этой 'фортеции'.
— Будут господин капитан первого ранга и бомбы, будут и стрелки. Я — командир Отдельной Сибирской стрелковой бригады, которая подойдет часа через три-четыре. С нами и артиллерия, — помедлив, добавил: — новейшая, опытные образцы.
Лицо каперанга из равнодушно-казенного моментально приобрело самое радушное выражение, он торопливо сказал.
— Очень, очень рад такому известию, Вы, конечно очень торопитесь к Павлу Степановичу? Не смею задерживать, но все, же позвольте полюбопытствовать, что за форма на Вас?
— Тоже, опытная, дабы в полевых сражениях противник лишен был возможности точного прицеливания, — вступил в разговор Гребнев: — простите господин капитан первого ранга, мы действительно спешим. Когда увидите бригаду, постарайтесь не высказывать удивления.
— Будет чему удивляться?
— Еще как!
Каперанг снял фуражку и, крестясь, начал благодарить Бога всемогущего и небесную заступницу земли русской Божью матерь.
* * *
Из дневника капитана Гребнева.
На Северной стороне довольно много жителей. Они ютятся во временных жилищах, так как жить на южной стороне практически невозможно. Много раненых, покорно дожидающихся своей очереди на операцию. Стоны и кровь. Постоянно подносят новых искалеченных людей.
Мельком видел Пирогова. Он в окровавленном переднике, шел между рядами раненых и распределял, кого нести в операционную в первую очередь. С ним были еще один врач и молодая девушка, почти ребенок. Обстановка, по своему духу, да и по запаху, напомнила мне дивизионный лазарет под Варшавой.
На Южную сторону перешли по наплавному мосту около Михайловской батареи, в которой расположен один из многочисленных госпиталей. Казаки, кроме двух пошедших с нами, остались помогать раненым.
Город сильно разрушен, но не горит. Видимо то, что могло сгореть, сгорело. Поминутно слышен свист ядер с чмокающим звуком впивающихся в землю или с грохотом делающих пролом в очередной стене. Вообще можно было закрыть глаза и полное впечатление, что никуда ты с фронта не уезжал.
Наш 'билет на встречу', больше показывать не пришлось. Все буквально, узнав, что мы из бригады, идущей на подкрепление, советовали или просто показывали дорогу.
Нахимова нашли в морском собрании. Выглядел он совсем таким как на портретах, под глазами набрякли складки и залегли тени. После доклада о прибытии, что вызвало большое оживление у всех присутствующих, Ларионов попросил личной аудиенции. Нас пригласили в отдельный зал.
Сказать, что Павел Степанович был поражен, это ничего не сказать. Выложенные на стол в качестве доказательств казачья винтовка, наши 'Наган' и 'Браунинг ?2', россыпь патронов, документы, 'Наставление для действия пехоты в бою' шестнадцатого года издания, полевые офицерские книжки, Уставы, наконец, наши офицерские удостоверения с фотографиями и деньги, убедили его, что он не спит, а мы не сумасшедшие. На вопрос, как такое могло произойти, удовлетворительного ответа мы дать не смогли и предложили Павлу Степановичу, считать это вмешательством Божьим.
