Ветеран_1 (общий файл)

— Знаешь Иштван, ты когда-нибудь точно напорешься. Такое дерьмо даже в тюрьме не дают.

— Много ты знаешь, что подают в тюрьме, — тихо проворчал сидевший рядом со мной мужик с оторванным ухом. Звали его просто и без затей — Безухий.

Судя по поджатым губам и выпученным рачьим глазам, точно такая же мысль промелькнула в башке у этого пузана.

— Я, господин лейтенант, все делаю в соответствии с нормами и раскладками, прописанными в Приказе главного штаба N 272/216 " О питания военнослужащих...", — с достоинством проговорил он.

Лейтенант заржал, лошадь покосилась на него снизу вверх, но ничего не сказала.

— Я знаю этот приказ. Нам в академии всегда приводили его, как тупость, жадность и негибкость военной машины, — он наклонился с животного и заговорщицки громко прошептал, косясь глазом по сторонам и оценивая аудиторию, — только нам его преподносили как консерватизм, экономность и верность традициям. Давно уже в каждой части существуют свои приказы, дополняющие этот, так что жрачка вполне сносная. А эту бурду если подашь настоящим солдатам... — он многозначительно посмотрел на него и добавил, — Ну ты понял.

Старшина с достоинством ответил:

— Я знаю это, господин лейтенант, но эти оборванцы пока не относятся ни к одному воинскому соединению, поэтому вынуждены сидеть на общем приказе. К тому же это поможет отсеивать непригодных, а настоящие солдаты питаются в соответствии с дополнительным распряжением к приказу своего подразделения. Да и раскладки в том приказе были даны не на количество едоков, а на отделение, взвод, роту и так далее. А численность этих подразделений с тех пор увеличилась вдвое. Получается, что без меня они бы вообще остались голодными, с дрожью в голосе выдавил из себя пузан.

Лейтенант снова заржал; лошадь на которой он сидел, тоже заржала. Получилось очень похоже, заржали уже все, кроме пузана, который стоял вытянувшись во фрунт и поедал глазами начальство.

Лейтенантик покраснел, поднял коня на задние ноги и наехал на ближайших арестантов. Вместо смеха раздались стоны и проклятия.

— Посмотрим, как вы запоете, когда попадете на Проклятое плато, — прошипел он нам.

Покраснев от гнева, он скомандовал своим солдатам, которые обедали тут же, и от их жратвы воняло не в пример вкуснее, чем от нашей, чтобы они гнали это отребье дальше, и ускакал.

Седоусый сержант охранных войск спокойно встал и скомандовал:

— Встали, разобрались по тройкам и вперед.

Проклинать было некого, только свою глупость. Бежать тоже не получалось. Во-первых мы зашли уже довольно таки далеко в горы. Во вторых, днем мы шли под присмотром десяти стражников, а ночевали в загонах, которые раньше испоьзовались как загоны для скота. В— третьих на всем пути, в пределах прямой видимости стояли Посты горной стражи

Это очень благоразумно, что лагерь по подготовке расположили в столь отдаленной местности, отсюда нам просто некуда бежать. Шедший со мной в одной связке лохматый мужичек сказал:

— Не знал не гадал, а снова попал на каторгу.

Молодой паренек, по прозвищу Ящерица, испуганно покосившись на него, переспросил:

— В смысле на каторгу? Нас же в армию вроде бы забрали?

— Вот именно, вроде бы, — безнадежно ухмыльнулся мужичок. — Это бывшие выработки благородного мрамора, каторжанская каменоломня. Здесь мрамор кончился, а лагерь остался, и наш Пресветлый император, гореть ему на темной стороне, решился из этого великолепия сделать учебный лагерь. Так что смотри, привыкай. Здесь нам находится до самого выпуска, если не сдохнем раньше.

— Давай, шевелись! — орали стражники, тупыми концами копий подымая нас на ноги.

А почему плато проклятое, — вполголоса спросил я у Шустрого.

— Ш-ш-ш, — испуганно оглянулся он. — При сидельцах и каторжанах такого не ляпни.

— А что такого то, — состроил я дурачка, — вон лейтенант так назвал.

— Ему можно, он же осел, — не слишком почтительно отозвался он о нем, — а нам нельзя.

Какое-то время, пока мы выстраивались в колонну было не до разговоров. Привычно прицепившись к большому бревну, служащему оглоблей для большой телеги, и заслышав бой барабана со стонами и криками шагнули вперед. Нам оставался еще один день до отдыха или до, так называемого Мраморного плато.

Глава 2.

1

Ближе к вечеру, когда в ущельях прочно поселилась темнота, мне показалось, что вдали блеснуло. Ни слова ни говоря я толкнул Шустрого, тот всмотрелся, потом утвердительно кивнул и мы пошли дальше. Не мы одни заметили эту искорку, все оживились. Охрана начала энергичней шпынять нас, арестанты заторопились, надеясь побыстрее прийти в то место, откуда уже никуда не надо будет спешить. По мере того как мы подходили к воротам все ближе и ближе, они все больше и больше вырастали в размерах, становясь похожими на гномские запечатанные. На их фоне как то скрадывалась небольшая стена с башней входом как у обычной большой крепости. Сложена она была неряшливо: из обычного камня вперемешку с мрамором.

— Это первая стена, — пояснил Безухий. — когда здесь еще был карьер по добыче мрамора и каторжники, эти укрепления построили первыми.

— А ты откуда знаешь, — не выдержал я.

— Откуда, откуда, — процедил безухий. — Бывал я когда то здесь, когда еще даже этой стены не было.

— Ты гонишь, — опять не выдержал Шустрый. — Это было пару сотен лет назад, ты бы просто не дожил.

Безухий мрачно посмотрел на него и нечего не сказал, а я внимательно посмотрел на Безухого. Всю дорогу он держался в тени, а когда Мочало выступал, он даже слегка отстранился. Лицо в шрамах, но тело чистое. Если считать его уголком, то это непонятно, а если авторитетным уголком, то непонятно вдвойне. Если же считать его... антонимом безухого, то тогда начинает вырисовываться интересная картинка. Ушастые любят татуировки, но татуировки смысловые, которые дадут сто очков вперед татухам уголков по их использованию. Надо будет посмотреть, когда мыться поведут, где у него шрамы, на каких местах. Даже по этому можно сделать определенные выводы. Впрочем вряд ли. У меня, конечно, богатое воображение и я могу представить себе эльфа уголовника, но чтобы он нормально общался с людьми. С существами второго сорта?! Нет, — я даже замотал головой, — полный абсурд. Такого не бывает.

Наш растянувшийся караван, втягивался в низкие серые ворота, находящиеся в центральной башне. Проход узкий, чтобы пропустить телегу или двух всадников вряд, да и то поедут они пригнувшись. В конце отстойник, окруженный стенами, судя по длине прохода воротной башни — длинна стены порядка сорока метров. Выходим с другой стороны ворот и я невольно оглядываюсь: пейзаж тот же, только за серой стеной горы а не белые ворота, дальше пустое место до самых белых ворот. Совсем пустое, нет ни бараков, ни каких-нибудь хозяйственных построек, ничего. Мощеная обычным мрамором площадка и все. Я еще раз оглядываюсь, сзади голос Безухого:

— Можешь не оборачиваться, там тоже ничего нет. Все солдаты, вспомогательный персонал живут внутри стены, там все, даже свиноферма и курятник.

Я поежился:

— Им здесь не трудно?

Голос Безухого сочился сарказмом:

— Ты себя пожалей! Они меняются, а мы здесь постоянно.

* * *

Всю нашу измученную команду привели на плац. Вопли вертухаев, распределяющих повозки по разным местам, после чего нас отцепляли, параллельно суя в руки по миске горячей похлебки на костном бульоне. Может быть в ней не было мяса, но её было много и она была густая, а после той жрачки, которую давали на дороге, казалась пищей богов. Люди жадно глотали её, давясь и обжигаясь. Колодки с нас не снимали, так и ели прямо в "сбруе".

— С нас оковы то снимут? — спросил один из нашей связки безухого.

Тот равнодушно пожал плечами, но потом снизошел до ответа:

— Снимут, только не сейчас. Сначала зачитают правила, потом будут запускать внутрь, снимая колодки. Пока же расцеплять не будут, они все-таки опасаются нас.

Так и получилось. Темнело, нас построили в небольшой неполный прямоугольник со сторонами пятьдесят на двадцать пять человек, правда очень кривой, и все время норовивший превратиться в полуовал. Окружение зажгло факелы и в их призрачном свет нам зачитали правила поведения в нашем нынешнем доме.

К нам вышел начальник охраны лагеря с хмырем в капитанском чине, плюс еще трое сопровождющих. Этап волновался, слышались отдельные выкрики, возможно угрозы. А эти люди стояли в центре, молчали и не обращали на анс никакого внимания. Наконец, сотя, что все немного успокоились, комендант начал говорить. Он говорил негромко, не стараясь нас перекричать, может быть поэтому все вскоре утихло и каторжане затаив дыхание слушали его речь:

— ... смерть. За подстрекательство против его Величества — смерть. За бегство с поя боя — смерть. За нападение на солдат Его Величества — смерть. За пронос наркотиков, спиртного и оружия — полсотни ударов кнутом. В случае невозможности наказать виновника...

Шустрый сразу зашипел сзади6

— Смотри, даже сдохнуть самому не дадут.

— ... наказывается выборный от десятка, в котором тот находился. В случае невозможности установить виновного — наказывается каждый десятый. Комендант и его офицеры имеют право сами определять виновность смертника.

Комендант аккуратно начал сворачивать свиток, скороговоркой договаривая:

— Подписано, .....числа...месяца...года — Его Величеством Гордоном 2, Светлым Королем Раусов, Старшим Князем кнерхов и прочая, прочая, прочая...

И снова вмешивается Шустрый:

— Смотри, на полное перечисление не потянул! Эх, были бы здесь королевские прокуроры, можно было бы в два счета его сдать.

— Каким образом? — не разжимая губ, спросил я.

— Да элементарно, оскорбление Его Величество, — он раз читает официальный документ, должен все титулы проговорить, он ведь не герольд, у которого порядка сорока разрешенных вариантов объявления подписи.

— Ты вслух это не скажи, — сквозь зубы посоветовал Безухий

— Почему? — взъерошился шустрый, похожий в такие мгновения на раздухарившегося воробья.

— Да потому, — ответил тот, — слишком много свидетелей вокруг...

— ... и каждый хочет обменять чего-нибудь на послабление в режиме, — закончил я за него. Так что, давай как, прибери язык, а то он у тебя до того остер, что порезаться можно.

Шустрый недовольно покрутил головой и замолчал.

— Сейчас вы пройдете наших лекарей и проверку. Те кто несет с собой недозволенные предметы, лучше всего сдать прямо сейчас. Те кто добровольно расстанется с недозволенными предметами, со своими или укажет на нарушителя — тот имеет право на льготы внутри лагеря, так же ему дозволяется, пройти в основной лагерь минуя комплектацию подразделений.

— Сейчас суки и пойдут, себе послабление вымаливать, а сколько невинных пострадает из-за наговоров... — стоявший в соседней связке седой мужичок печально покачал головой.

— Как это, комплектация подразделений? — спросил шустрый испугано. Странное дело, даже наш известный корифей — Безухий — выглядел озадаченным.

— Не знаю. Возможно, связано с комплектацией воинских подразделений.

И он оказался прав.

Следующий этап заключался в полном шмоне. Они заглядывали в такие места, куда бы я просто не догадался заглянуть. Так же связками нас подводили к воротам, заставляли раздеться и совершенно голых проходить к следующему этапу, мойке. Видимо с помощью архимедова винта вода поднималась наверх, поскольку для нас они ее не жалели. Совершенно голого человека загоняли под ледяной душ, я понимаю, что греть воду для нас никто бы и не стал, но можно было бы в этом случае отменить эту процедуру, но нет. Все делалось согласно букве Закона! Положено мыть пришедших, пожалуйста! И никого не волнует, что температура на улице такова, что на лужах выступает ледяная корка. Потом также голых, но уже мокрых гнали в следующую комнату. Здесь нас досматривали. Что взять с голого? Ан нет, помыкая им можно почувствовать свою власть над ним, а власть штука такая... приятная...

— Пройти в комнату! Сесть! Вытянуть руки перед собой!

Плюхаюсь на каменную скамью, меня всего колотит, зубы стучат так, что кажется раскрошат друг друга.

— Предлагаю сугубо добровольно выдать сон-траву, табак, слезу мертвеца, спиртное, шипы дикого дерева, эльфийскую пыль; оружие и все то что может им считаться ну и другие недозволенные вещи. Золото, деньги и драгоценности будут приниматься по описи, с целью вернуть их вам после освобождения. Также рекомендую подготовить к досмотру разрешенные вещи и предметы и сдать теплую одежду, которую вам так же вернут позже.

Дохлый и высокий писарь бубнил мне это нисколько не заморачиваясь на то, что из личных вещей у меня ничего не осталось, а за теплые можно было посчитать только волосы на теле. Кряжистые ребятки терпеливо ожидали окончания разговора. За соседним столом один из связки начал возмущаться и качать свои права:

— Вы здесь совсем совесть потеряли, твари! Вы что не видите, что у меня ничего нет! — и еще наговорил много хорошего, поясняя присутствующим кого как в какой позе он имел, а также их родственников. Вывел сравнительные генеалогические древа для всех, причем у большинства в основателях оказались разные животные, с которыми вступали в противоестественную связь представители женской (а в некотороых случаях и мужской) половины присутствующих здесь.

Внимательно выслушав все славословия в свой адрес, один из этих ребяток с нашивками старшего надсмотрщика ласково сказал:

— Упорствуем значица в сокрытии запрещенных к ввозу предметов?

И указал двоим ребятишкам на него рукой:

— Надо бы провести более тщательный досмотр.

Невзирая на активные возражения досматриваемого, выражающиеся в размахивании руками с целью попадания по жизненно важным органам допрашивающих, бунтарь был схвачен, скручен и доставлен путем волочения за ноги к месту более интенсивного досмотра.

Дождавшись пока стихнут крики, все снова вернулись к своим делам.

— Предлагаю сугубо добровольно... — снова затянул свою шарманку дохлый.

Я, изменивший позу с "хрен ли вы смертнику можете сделать" на позу "полного внимания и чего изволите", внимательно выслушивал всю эту галиматью, кивая в некоторых местах и предано глядя на "большого начальника".

— Ну? — закончил он свою речь, — что у вас есть.

Угодливо улыбнувшись, я расчирикался как воробей, упирая на свое тяжелое детство, на исключительность события, случайность попадания, свой первоход и множество сопутствующих факторов. Все таки не зря столько с соседями общался. Рядом точно также заливался соловьем Шустрый. Длинный выслушал меня, и больше не обращая внимания, кивнул на меня ребяткам:

— Забирайте и посмотрите.

Меня потащили в следующую комнату, не взирая на мои возражения, а он проорал:

— Следующий!

* * *

Что происходило в досмотровой рассказывать не буду. Кто был — тот знает, а кто не был — пошел нафиг. Но к концу коридора, после того как меня полностью измерили и сняли какие-то данные, причем скорей всего магические, нас привели в небольшой двор, откуда уже выпускали порциями во "взрослую жизнь".